Срок моей командировки в Японию приближался, я уже прошел необходимую в этом случае подготовку в Наркомате иностранных дел. Но целый ряд вопросов еще не был решен. Обстановка усложнялась. Значение информации возрастало, а руководителю резидентуры Зорге и его сотрудникам доверяли в Москве далеко не все. Это чувствовали сам Зорге и его связник в Токио B.C. Зайцев. Это осознавал и я. Перед отъездом из Москвы я беседовал с сотрудниками управления, знавшими Зорге по работе (С.Л. Будкевич, Я.Г. Пронин, А.С. Рогов). Все они в один голос подтверждали преданность, порядочность и компетентность Зорге и его сотрудников. Однако новый начальник разведуправления генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, желая угодить начальству, не скрывал своего недоверия к донесениям группы "Рамзай". И в этом Голиков был не одинок. Такие умонастроения порождало раздраженное отношение И.В. Сталина к любой информации о близких сроках возможного нападения Германии на СССР, чему он отказывался верить. Показательны в этом отношении строки из письма Л.П. Берии к Сталину, о котором ему доложили 21 июня 1941 года - меньше чем за сутки до немецкой агрессии: "Имеются сведения, что якобы Гитлер готовит нападение на СССР. Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет". Уже после войны Ф.И. Голиков откровенно рассказывал: "После того, как Сталин рявкнул на меня, чтоб я больше не докладывал информацию "этого немца", я перестал ему сообщать о ней, однако учитывал ее в общих сводках руководству". В декабре 1940 года Зорге сообщал, что Гитлер подписал Директиву N 21 (план "Барбаросса"), положенную в основу плана военного нападения Германии на СССР. В ней, в частности, говорилось: "Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока операции. Приготовления следует начать уже сейчас, а закончить к 15 мая 1941 года. Подготовительную работу нужно провести т ... Читать далее