Самоубийство Гитлера, сожжение трупа и установление личности фюрера - факты достаточно известные. Сталин первоначально усомнился в данных экспертизы и распорядился доставить в Москву опознанные челюсти диктатора. Проведенное повторное исследование подтвердило выводы первой комиссии, а генсек смог убедиться в справедливости древней пословицы: "Труп врага хорошо пахнет" ...Муссолини был казнен, как разбойник с большой дороги. На Гитлера позорный конец итальянского партнера подействовал удручающе. Это ускорило его решение покончить с собой. Тело Гитлера, подобно кукле, завернули в ковер, облили керосином, сожгли в яме.

Сталин искренне считал, что великий диктатор имеет право на величественную смерть. А петля, ковер... Что подумают люди? Нет, за своих подданных генсек спокоен. Хотя, как знать, что с ним сделали бы в конце сорок первого, в случае поражения?.. Все чаще задумывался вождь о близком конце. Однажды, беседуя с патриархом Алексием, Сталин спросил: "Как церковь относится к бессмертию души?" - "Душа бессмертна", - ответил пастырь. "А как церковь относится к телесному бессмертию?" - продолжал любознательный правитель. "Телесного бессмертия церковь не признает". - "Это очень печально..."

Кир жаждал чужой крови. Тамарис, вождь племени массагетов, предков нынешних туркмен, поклялась утолить его жажду. Она выполнила клятву. У Шарлотты Кордэ достало мужества убить Друга народа Марата. Софья Перовская организовала покушение на жизнь Александра II. Мария Спиридонова застрелила тамбовского вице-губернатора Луженовского, жестокого усмирителя крестьян. Так действовали женщины.

Среди приближенных Сталина, а там были и военные, и революционеры, не раз рисковавшие жизнью, не нашлось ни одного решительного мужчины. Таких генсек к своему трону не приближал. В 1938 г. старый чекист А. Х. Артузов перед своей гибелью написал кровью на стене тюремной камеры: "Честный человек должен убить Сталина"¹ . Не нашлось на него честного человека. Ни одного не нашлось.

Сын Троцкого, Лев Седов, тоже взывал к совести современников: "Не следует смущаться в выборе тактики и методов, необходимых для борьбы с Джугашвили. Тиран заслуживает того, чтобы быть сраженным, как тиран"² . По приказу тирана убили Седова, убили в Париже его малолетнего сына. Сталин уничтожал не только заслуженных чекистов.

Сталин умер в постели. Если бы не болезни, он мог бы еще жить и

Окончание. Начало см.: Вопросы истории, 1989, NN 1 - 4, 6 - 9.

¹ Цит. по: Д'Астьев дела Вижери. Сталин. Париж. 1963, с. 56.

² Цит. по: Авторханов А. Загадка смерти Сталина. Зап. Берлин. 1976, с. 200.

стр. 83

жить. И править на радость и счастье человечества. Так думали все или почти все, оплакивая кончину вождя. Он прожил без малого 73 года. Прожил? В обычном понимании он не жил вовсе, ибо не любил жизни. Сея вокруг себя страх и смерть, он, как последний трус, боялся лишь утраты жизни. Ведь и червь слепой уползает от смерти...

4 марта в правительственном бюллетене можно было прочитать: "Анализ мочи в пределах нормы". У божества тоже есть моча?.. 4 марта 1953 г. кончился культ личности Сталина. Хотя мало кто это заметил. Газеты продолжали печатать лживые бюллетени о состоянии здоровья усопшего вождя.

Чем-то его кончина напоминает смерть Ивана Грозного в марте 1584 года. Князья Мстиславский и Шуйский, бояре Романов и Вельский - их царь назначил опекунами старшего сына Федора - распустили слух о возможном выздоровлении царя... Кончину императора Николая I в феврале 1855 г. сопровождали несуразные медицинские бюллетени.

Туман над обстоятельствами смерти Сталина рассеивается лишь в наши дни, спустя десятилетия. Это была насильственная смерть, и ускорил ее сам хозяин, отстранив многолетних преданных помощников - Молотова, Ворошилова, Микояна, Кагановича. Сталин приблизил к себе Берию и Маленкова вместе с Хрущевым и Булганиным. Эта четверка посещала вождя на ближней даче, в Кунцево, последние недели. Ошибаются те, кто полагает, будто все четверо действовали, заодно³ . Четверку раздирали противоречия и взаимное молчаливое недоверие. Берия с Маленковым значительно превосходили вторую пару и умом и характерами. Хрущева с Булганиным Сталин взял в свой политический театр на роли простаков. Это выглядело вполне естественно, так же как назначение Маленкова на амплуа резонера. Берия попал на роль злодея еще в 20-е годы. Однако он обладал могучим сценическим темпераментом и не всегда вписывался в отведенные ему режиссером рамки. В истории дворцовых интриг Берия с Маленковым запечатлены неразлучной парой. Их близость зафиксирована на множестве фотографий и в кино. В действительности Берия, сделав своего партнера главным козырем в борьбе за власть, не выпускал его ни на минуту из цепких рук. Сталин ревниво следил за маневрами могущественных фаворитов. Никто в его окружении в последнюю пору не смел открыто, на его глазах демонстрировать столь явную близость. О чем они там сговариваются?..

Часто спрашивают, неужели на Сталина не было ни одного покушения? Да, ни одного. На жизнь Гитлера заговорщики покушались четырежды, на жизнь кремлевского диктатора - ни разу. Да их и не было у нас, заговорщиков, ибо уже к началу 30-х годов с именем Сталина связывали все победы социалистического строительства. И разгром "троцкизма". И укрепление единства партийных рядов. И подъем мирового коммунистического движения. В спорах, затеваемых оппозицией, в ее планах никогда не заходила речь о физическом устранении Сталина. Позднее, став признанным вождем, вознесенный над простыми смертными Сталин окружил себя подручными особой породы. В результате тщательной селекции он избавился от всех, кто был способен самостоятельно мыслить и решительно действовать.

И еще один фактор, гарантировавший безопасность диктатора, - образцовая, глубоко и широко эшелонированная система охраны. В этом смысле Кремль представлял собой военную крепость. Что касается квартиры Сталина, то она охранялась особенно тщательно. Так же как подмосковные дачи - ближняя и дальняя. В распоряжении Николая Власика находились целые дивизии внутренних войск, оснащенные современной военной техникой. Эти подразделения обеспечивали покой вождя в поездках по городу и на южные дачи. И везде - специальные технические

³ Аллилуева С. Только один год. Нью-Йорк. 1969, с. 335.

стр. 84

средства, подкрепленные жестким двойным контролем и детально разработанным регламентом посещений, выездов, прибытия на место.

...Из Спасских ворот Кремля выезжает легковая машина, за ней - массивные, с черным отблеском "зилы": первая, вторая, третья. В одной из них вместе с телохранителями - вождь. Замыкают колонну машины рядовой марки. Они мчатся по внезапно опустевшей улице, а из двора Большого театра выезжают специальные скоростные машины - второй эшелон личной охраны генсека. Дублеры подстраховывают основных, контролируют, вызывая неприязнь и даже ненависть коллег. Именно этот эффект запланировал Сталин, конструируя механизм своей охраны. Метод, давно испытанный им в Политбюро, где он постоянно провоцировал антагонизм в среде подручных: "Разделяй и властвуй!"

Однако многоярусная охрана не спасала от другой опасности - отравления. Как свидетельствует Светлана Аллилуева, все продукты на кухню, а также хлеб, фрукты, вино доставляли в особых пакетах с приложением актов, подписанных токсикологами и скрепленных гербовой печатью⁴ . Берия предпочитал свою кухню, ему блюда, обильно приправленные травами, доставляли в горшочках с его личной дачи. Они слишком хорошо знали друг друга, Лаврентий Павлович и Иосиф Виссарионович.

По условиям игры предполагалось существование еще одного способа покушения на жизнь небожителя - отравление воздуха, которым он дышал в своей кремлевской квартире. Поэтому там периодически брали пробы воздуха на предмет обнаружения диверсии⁵ . Нелегкая жизнь...

Подробное описание системы охраны генсека, его бронированных автомобилей и специальных поездов, мощных подразделений внутренних войск и отрядов сыщиков заняло бы объемистую монографию. Отметим лишь одно важное обстоятельство: формально занимавший пост заместителя Председателя Совета Министров СССР Лаврентий Берия не только продолжал курировать карательные органы, но и держал в руках нити управления личной охраны диктатора и малых вождей. Нет, довериться ему Сталин никак не мог и потому держал под своим личным контролем и дачного коменданта, и коменданта Большого театра, и коменданта МХАТа. А Берия норовил продвинуть своих агентов в обслугу сталинских дач, ему удалось перевербовать кое-кого из особо доверенных охранников. Противоборство Папы Большого и Папы Малого на этом поле длилось не один год уже с переменным успехом. Жизнь подручных тоже была нелегкой. Отходя ко сну после государственных трудов, они гадали каждую ночь: чья возьмет?

Была в системе сталинской диктатуры цитадель, недоступная даже Берии, - личная канцелярия вождя. Создавая ее в 20-е годы, молодой тогда еще по стажу генсек позаботился и об особом секторе, который вскоре стал функционировать как орган, неподвластный ни ЦК, ни Политбюро. Зато этому сектору были подвластны, помимо иных сфер, все звенья охраны Кремля и обслуживания вождей. Во главе этого закулисного механизма Сталин поставил преданнейшего Александра Поскребышева. Сей опытный функционер стал, подобно Власику, незаменимым помощником хозяина в постоянно меняющейся кремлевской иерархии. Сталин присвоил Поскребышеву звание генерал-майора и называл его в последнее время не иначе, как "Главным". Тем самым генсек давал понять министрам и кое-кому из членов Политбюро, что интересующие их вопросы следует предварительно согласовывать с Поскребышевым.

Такая практика вызывала раздражение не одного лишь Берии. Он сумел сохранить за собой контроль над медицинским обслуживанием членов ЦК и правительства. Бдительное око Берии чувствовали на себе все

⁴ Там же, с. 336.

⁵ Аллилуева С. Двадцать писем к другу. Нью-Йорк. 1983, с. 6 - 7.

стр. 85

личные врачи Сталина и его подручных. Но когда их 2 марта вызвали на ближнюю дачу, среди докторов не оказалось ни одного из постоянно наблюдавших за здоровьем вождя. Кто, кроме Берии, мог отстранить личных врачей Сталина и сместить начальника IV Главного Управления в Министерстве здравоохранения СССР?

За две недели до этих событий был арестован генерал Власик. В то раннее утро он после ночного застолья обходил по обыкновению комнаты ближней дачи и, заметив на полу какую-то бумажку, спрятал ее в карман. Агенты тайной службы установили потом, что Власик припрятал документ особой секретности. Уличенный в измене генерал попал на лубянский конвейер и под пытками признался в государственной измене. Снятие с должности Поскребышева было проведено по той же схеме. Ему инкриминировали утечку государственных тайн. Тогда же, как следует из воспоминаний Хрущева, внезапная смерть настигла заместителя коменданта Кремля П. Е. Косынкина. Генералу едва исполнилось 50 лет. Кому-то он мешал...

Так рухнули стены казавшейся незыблемой крепости, и, когда у Сталина случился инсульт, спасти его могло лишь чудо. Обожествленный при жизни вождь в чудеса не верил. Не верил в них и тот, кто решил его устранить.

Можно подумать, что Берия в той ситуации проявил необыкновенное мужество. В самом деле, вступив в единоборство с тираном, он каждый час, каждую минуту рисковал жизнью. Сколько уже подручных, верных, преданных, отправил Сталин на плаху без видимой причины, следуя порой злому капризу. Решительность Берии легко объяснима. Летом 1938 г., незадолго до назначения его заместителем наркома внутренних дел, Сталин приказал подготовить ордер на его арест. Кто-то (с чьего соизволения?) предупредил секретаря ЦК Компартии Грузии, и тот поспешил в Москву с объемистой папкой каких-то вынутых из личного сейфа документов. Устраивая эту маленькую, достаточно прозрачную провокацию, хозяин дал понять своему новому фавориту, что жизнью и смертью подданных по-прежнему будет распоряжаться он один.

Прошли годы. Берия обрел огромную власть, он стал слишком опасен, и под узким лбом стареющего диктатора зреет план устранения соперника. Он инспирирует "мингрельское дело", затем - "дело кремлевских врачей". Во главе органов госбезопасности ставит С. Д. Игнатова, лично преданного ему политработника. Поводы для ареста Берии налицо, исполнитель наготове.

Но не только чувство обреченности толкало Берию на крайние меры. Его всегда, с первых ступеней политической карьеры, манила власть. Ради нее он совершил столько злодейств в Закавказье, потом в Москве, что мог по праву составить здоровую конкуренцию самому Сталину. Незадолго до гибели вождя Хрущев поделился опасениями с Булганиным: "Ты знаешь, какая ситуация сложится, если Сталин умрет? Ты знаешь, какой пост хочет занять Берия?" - "Какой?" - "Он хочет стать министром госбезопасности. Если он им станет, то это - начало конца для всех нас... Что бы ни случилось, мы абсолютно не должны допускать этого".

Этот разговор, приведенный им в воспоминаниях, лишний раз свидетельствует о том, что партнеры Берии не подозревали о его готовности умертвить хозяина. Дальнейшие события стоят подробного рассказа.

Вечер 28 февраля четверо особо приближенных провели со Сталиным за обеденным столом на даче. Хозяин изрядно выпил и проводил гостей после полуночи, будучи, как запомнилось Хрущеву, в хорошем настроении. 1 марта вечером их вызвали срочно на дачу. Сталин потерял сознание, упал с кровати, лишился речи. Однако четверка не осталась у больного. Все уехали, не вызвав даже врача. Почему?

стр. 86

Ответ па этот вопрос дает многолетний охранник вождя А. Т. Рыбин. Когда дежурный офицер с тревогой сообщил Берии, что Сталину стало совсем плохо, и он хрипит, Лаврентий Павлович резко оборвал его: "Не поднимайте паники, он просто заснул и храпит во сне". Кто-то, узнав о критическом состоянии Сталина, позвонил на дачу по телефону, предложил врачебную помощь. Берия, грубо обругав звонившего, сказал, что никто в помощи не нуждается... Более 13 часов не вызывали врачей к пораженному инсультом больному.

И еще одна улика - свидетельство профессора. Вызванные с большим, точно рассчитанным опозданием врачи заметили на губах умирающего следы кровавой пены. Злоумышленнику надо было отвести от себя всякие подозрения, и в "Известиях" 7 марта появляется такое сообщение: "Результаты патолого-анатомического исследования полностью подтвердили диагноз... установили необратимый характер болезни И. В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход".

Картину довершают события, происходившие после кончины Сталина на его даче. Всех офицеров охраны Берия разогнал на второй день. Что касается обслуги, то "совершенно растерянные, ничего не понимающие люди, собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили все со слезами на грузовик - все куда-то увозилось, на какие-то склады... Людей, прослуживших здесь по десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу"⁶ . Пришлось новому министру госбезопасности - этот вожделенный пост Берия занял сразу - позаботиться об остальных свидетелях. Некоторых руководителей здравоохранения он снял, некоторых специалистов репрессировал.

...Гроб с телом Сталина выставили в Колонном зале. Плакать над гробом начали по старшинству: Молотов, Берия, Маленков. Здесь же Вася-генерал. По случаю кончины родителя он почти трезв.

Это были грандиозные похороны. Набальзамированный генсек в мундире генералиссимуса. Ордена, ордена, ордена. Венки, венки, венки. И тысячи любопытных, задавленных насмерть на подступах к залу - все в лучших традициях эпохи. Потом - Красная площадь, траурные речи. Гроб с телом генсека подхватили Молотов, Каганович, Берия, Маленков - по старшинству, по старшинству - и понесли в мавзолей.

Это они задали тон всенародной скорби. Растерянные лица, слезы на глазах, стенания... "Как же мы теперь, без тебя, отец родной?". Детский сад. Один из многих московских детсадиков. Выстроили малышей на линейке: "Дяденька Сталин умер. Плачьте, дети. Родной отец умер". Все заплакали, кроме одного мальчика. Он засмеялся - назло воспитательнице. К святотатцу применили весь комплекс наказаний: нахлестали задницу, поставили в угол и лишили на весь день еды.

...Воркута. На руднике стоял небольшой памятник Сталину. Ночью на гипсовые плечи вождя надели замызганную телогрейку, на голову напялили промасленную фуражку. В центре города, у здания управления, высился еще один Сталин. Ему отбили голову и откатили ее в канаву. Смерть тирана породила у заключенных надежды на облегчение участи и даже на свободу. В августе на шахте "Капитальная" начались "беспорядки". Забастовали шахты 2-го управления, затем - строители ТЭЦ на Аяч-Яге и рабочие шахты N 18. Из Москвы прилетели прокурор Р. А. Руденко и заместитель министра внутренних дел генерал И. И. Масленников. Обещали каторжанам и обычным заключенным скорые перемены вплоть до пересмотра дел. А для острастки устроили небольшую экзекуцию на шахте N 18. Заключенные находились внутри зоны, за

⁶ Там же, с. 21 - 22.

стр. 87

тройным проволочным ограждением. Их расстреливали из автоматов и: пулеметов. Мне выпало увидеть эти кровавые поминки по усопшему генсеку.

Трухильо царил 32 года. Похоронили его в Париже. Родственники просили отвести на кладбище 64 квадратных метра земли, им предложили два метра. Сошлись на шести. Роскошный склеп обошелся в 90 миллионов франков. Поезд с награбленным диктатором добром, 31 вагон, отправили из Гавра в Париж, потом за Пиренеи...

В сравнении с Трухильо Сталин был спартанцем: обыкновенная квартира, простые дачки под Москвой и на юге, простая могила. Ему хватило двух квадратных метров у Кремлевской стены. Образ скромного труженика - всего лишь одна из его любимых сценических масок. Вождь позволял себе и роскошные приемы, и дорогостоящие парады.

Попробуем восстановить события первых месяцев 1953 года. Вот как описывает это его дочь: "В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В. Н. Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно записывала в журнал ход болезни. Все делалось, как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую уже нельзя было спасти".

Среди присутствующих выделялись члены Президиума ЦК - Маленков, Хрущев, Булганин и более других Берия. В смертный час вождя он, возбужденный до крайности, метался по комнатам, отдавая распоряжения охране, прислуге, врачам. В цепких руках мелькали маски: то самоуверенного Папы Малого (так его почтительно называли не только в Грузии), то верного, преданного до собачьего визга друга, когда он лобызал влажную руку хозяина, то охваченного злостью ожидания: убийцы.

Умирал Сталин трудно. Правая сторона уже была парализована, он лишился речи, наступило удушье. В последний раз открыл глаза, обвел взглядом окружающих - охранников, незнакомых врачей, слишком знакомых соратников и своих детей... Якова нет, старшего он загубил десять лет назад. Младшего, Василия, он тоже не любил, дальше кухни мальчика не пускал. А Светлана здесь. Письма дочери генсек подписывал "твой секретаришка". Но в минуты раздражения уличал ее в антисоветских настроениях, и тогда в его голосе звучали нотки следователя по особо важным делам. Он обвел взглядом окружающих и вдруг поднял левую руку в угрожающем жесте, силясь что-то сказать. И сник навсегда.

Нет, еще остался последний эпизод. Берия, убедившись, наконец, в столь желанной смерти бессмертного, не удержался и вышел из образа. Скорбную тишину прорезал его ликующий возглас: "Хрусталев, машину!"

Кончину хозяина оплакивала вся прислуга - повара, подавальщицы, шоферы, дежурные диспетчеры охраны, садовники... Читаем у Светланы Аллилуевой: "Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина - Валечка, как ее все звали, - экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей... И, как вся прислуга, до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец".

Масштабы преступлений Сталина поражают, их трудно связать с именем одного человека, пусть и обожествленного. Словесного эквивалента содеянному не существует. Не потому ли некие социологи разверстывают вину Сталина на его помощников, членов правительства, местных руководителей (на них - особенно!), на весь народ.

У Сталина своя вина перед человечеством. Тут ни убавить, ни при-

стр. 88

бавить. Спустя десятилетия, что сетовать? Некоторые мыслители полагают торжество контрреволюции неизбежным, в Сталине они видят продукт системы, носителя социального зла. Истории от этого не легче. И убиенным тоже. "Террор - это большей частью, - писал Энгельс в 1870 г., - бесполезные жестокости, совершаемые ради собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх. Я убежден, что вина за господство террора в 1793 г. падает почти исключительно на перепуганных, выставлявших себя патриотами буржуа, на мелких мещан, напускавших в штаны от страха, и на шайку прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре"⁷ .

Истекшие сто лет, особенно новейшая история, придали словам Энгельса острую актуальность. В них - приговор сталинщине. Оговоримся только: жестокости, совершенные Сталиным, нельзя отнести к бесполезным. Этот несравненный мастер утилизации извлек из террора максимум политических выгод. Истребляя миллионы, он добился абсолютного послушания народа. Тем, кто выжил - в зоне малой иль большой, - остался в удел самоотверженный труд на благо... Экономический эффект деятельности до предела запуганного населения можно было сравнить разве что с трудом рабов. Однако фантастические убытки и провалы заботили Сталина не более чем рабовладельца - производительность труда на серебряных рудниках древней Эллады. Главное - политический эффект.

Последствия атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ужасны. Многие японцы погибали от лучевой болезни 15 - 20 лет спустя. На свет появились безнадежно больные дети. О последствиях сталинщины тоже надо говорить в полный голос. В результате упорной, многолетней работы Сталину, этому поистине выдающемуся селекционеру, удалось вывести великолепную породу наследников. Они образовали вокруг трона вождя непроницаемую ограду, через которую не пробиться было ни одному мыслящему, ни одному честному существу. Но генсек наделил их властью, правом управлять. И способностью воспроизводить себе подобных. Последствия этого процесса заявили о себе.

Нет, он не тихо отошел в иной мир, отец народов. Он громко хлопнул дверью... Используя агрессивную безнравственность, он заразил ею подручных. Безнравственность затопила все, она отразилась даже на экономической деятельности. Наблюдалось такое пренебрежение государственными интересами, будто завтра мир рухнет.

Ленин однажды заметил, что "ни одно глубокое и могучее народное движение в истории не обходилось без грязной пены, - без присасывающихся к неопытным новаторам авантюристов и жуликов"⁸ . Сталинщина и есть та самая пена.

Наши предки говорили: "Мертвые сраму не имут". Нет, имут! Лесков рассказал печальную историю 40 крепостных крестьян, бежавших из неволи. Исправник вернул беглецов и устроил примерную экзекуцию. "Секу их при их же собственном и благосклонном содействии: они друг друга держат за ноги и за руки и сидят друг у друга на головах". Этот исправник умел делать обобщения: "Ах, вы, сор славянский! Ах вы, дрянь родная! Пусть бы кто-нибудь сам - третий проделал этакую штуку над сорока французами!.. Черта-с два!"

У лесковского исправника была всего-навсего большая казенная пряжка на ремне... Исправник мечтает: "О, если бы у меня был орден! С настоящим орденом я бы один целую Россию выпорол!"⁹ . Ррссия нашла своего Исправника с орденом. В 1953 г. она горько оплакивала его смерть, не ведая, от кого избавилась...

⁷ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 33, с. 45.

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 193.

⁹ Лесков Н. Собр. соч. В 11-ти тт. Т. 9. М. 1958, с. 354.

стр. 89

* * *

Реабилитация жертв сталинского террора началась вскоре после смерти генсека. Но спасенных от лагерной смерти можно было в те дни сосчитать по пальцам. Уже первые недели показали: тихо ликвидировать последствия произвола не удастся. Тому пример - прекращение "дела кремлевских врачей". И потом, как осуществить в сжатые сроки реабилитацию десятков миллионов незаконно репрессированных "политических"?

В 1954 г. была образована правительственная комиссия по делам реабилитации. Все городские и областные суды, военные трибуналы, а также органы прокуратуры получили указание - приступить к пересмотру дел. Верховному суду поручено рассмотрение материалов о незаконных действиях незаконного Особого совещания (ОСО). Во главе правительственной комиссии поставили И. А. Серова, назначенного председателем КГБ. Генерал Серов начал работать у Берии еще до войны. В его послужном списке - выселение чеченцев, ингушей, крымских татар и прочих "инородцев". Грудь полководца внутренней истребительной войны украсили Золотой Звездой Героя и каким-то по счету орденом Ленина... Генерал Серов понимал, чутким сердцем чуял, что торопиться с реабилитацией совсем ни к чему. Когда дело коснулось сосланных, обнаружили, что в Уголовном кодексе нет статьи, обрекающей "врагов народа" на вечное поселение. Судьбу родителей разделили дети, проживающие с ними в местах ссылки. Они достигали 16 лет, но оставались без паспорта: их закрепляли за местным комендантом МВД. Ссыльные терпели страшные бедствия. Голодные, бесправные, они не могли получить никакой работы. Против "поблажек" ссыльным выступил генерал Серов. И все же Политбюро приняло решение - освободить всех ссыльных, в первую очередь тех, кто получил пятилетний срок. Министерству внутренних дел поручено разработать инструкцию на основании соответствующего Указа.

...Прошла неделя, вторая, месяц кончился, а Указ не опубликован. Старые коммунисты пришли к Микояну. "Такого не бывает! - возмутился Микоян. - Политбюро передает в Президиум Верховного Совета свое решение вместе с проектом Указа. Вы что же, не знаете порядка оформления бумаг?" Но товарищи уже звонили в Верховный Совет. Указа нет. Тогда Микоян позвонил Хрущеву. "Этого не может быть! Перестаньте!" - остановил его первый секретарь. Но вот и Хрущев убедился: впервые в истории партии не выполнено решение Политбюро ЦК...

Указ опубликовали на другой день. Секретаря Президиума Верховного Совета Н. М. Пегова сняли с поста и отправили в Иран послом. Пегов выполнял указание Маленкова. Маленков действовал не один. Но это уже детали. Аппарат Лубянки ухватился лишь за одно колесо телеги. Другое цепко держал аппарат ЦК. Саботировали дружно, со вкусом и знанием дела - два организма с единой кровеносной системой.

Кампания пересмотра дел потребовала мобилизации огромного штата прокуроров, помощников и тысяч доверенных юристов. На Лубянке их ждал сюрприз: многие папки со следственными материалами оказались пусты. Ни протоколов допросов, ни текстов доносов, ни фамилий следователей... За два года удалось пересмотреть лишь 10 процентов дел. Остальные осужденные - девять десятых! - оставались за проволокой.

Адский конвейер не хотел двигаться вспять. Да и зачем создавать лишние проблемы? Не минет и пяти - шести лет, как недобитые "враги" перемрут, и обсудим вопрос о посмертной реабилитации усопших. Но уцелевшие коммунисты из старой партийной гвардии не могли примириться с подобной установкой бывших сталинских подручных. Недавно реабилитированные коммунисты О. Г. Шатуновская и А. В. Снегов предложили Генеральному прокурору Руденко направить во все места заклю-

стр. 90

чения специальные комиссии, уполномоченные Президиумом Верховного Совета. Прокурор план отверг: "Это неприемлемо с политической и юридической точек зрения".

Но Шатуновская и Снегов стояли на своем. За несколько месяцев до XX съезда КПСС они явились с тем же планом к Хрущеву. Товарищи подготовили докладную записку, и на ближайшем заседании Политбюро было решено направить на места полномочные комиссии. Инструктаж членов комиссий поручен секретарю ЦК А. Б. Аристову. Общее руководство осуществлял член Политбюро Микоян. В дни работы XX съезда он созвал совещание ответственных работников. Открывая его, Микоян извинился перед юристами: "К сожалению, мы не всегда и не во всем можем соблюдать формальности. Дело ведь не ждет". "Что вы, Анастас Иванович, - подал голос Руденко, - все юридически обосновано, все законно". Микоян спросил Серова: "Сколько человек сидит за критику Сталина - без статьи УК?" Серов: "Мелочь..." Шатуновская: "Мелочь? А у меня записана пятизначная цифра". Микоян: "Предлагаю сегодня же передать распоряжение МВД об освобождении этих узников".

Решение принято, выполнение поручено министру Н. П. Дудорову. Накануне XX съезда он сменил на посту министра внутренних дел Круглова. В те дни было сформировано 80 комиссий - по числу крупных лагерей. Три комиссии, сверх того, занялись политизоляторами. В состав каждой комиссии ввели по одному представителю прокуратуры, КГБ и старого партийца из реабилитированных. Четвертого - из местных. Обычно обком партии направлял в комиссию ответственного работника областной прокуратуры.

Списки ста реабилитированных коммунистов представили на утверждение в ЦК. Двадцать имен включили сверх обусловленных на случай болезни или иных обстоятельств. Некоторых мог отсеять ЦК. И ЦК отсеял. Когда списки поступили в Секретариат, в них не оказалось ни одного реабилитированного коммуниста. Кинулись к ответственному работнику ЦК Н. Р. Миронову. Тот заявил, что старые коммунисты отказались участвовать в этой кампании. "Вы их видели, вы разговаривали с ними?" - спросили Миронова. "Нет". (А за спиной Миронова стоял все тот же Маленков и сталинское большинство Политбюро.)

Пошли к Аристову. Секретарь ЦК развел руками: Миронов успел передать списки на самый верх, и члены Политбюро оперативно, по одному, утверждали документы в рабочем порядке. Пришлось звонить Хрущеву. Восстановить списки удалось только после его вмешательства. Но функционеры умудрились и после этого подставить подножку честным людям, позаботившись о том, чтобы ни один из включенных в комиссии старых коммунистов не инспектировал "свой" лагерь, который он знал досконально.

Лето 1937 года. На конференции Красногвардейского райкома партии Москвы за столом президиума оказались первый секретарь райкома П. Т. Комаров и секретарь парткома МГК и МК О. Г. Шатуновская. Осенью всех взяли, за два года - тридцать седьмой и тридцать восьмой, арестовали три состава руководителей райкомов, МГК и МК. В ходе следствия Шатуновскую обвинили в том, что, участвуя в работе районной конференции, она завербовала в какой-то троцкистский центр всех членов президиума. Реабилитировали ее одной из первых, в июле 1954 г. Хрущев помнил Шатуновскую по совместной работе в МК и, как только получил ее письмо из ссылки, вызвал в Москву. Но на прием к Хрущеву она не спешила, в Баку оставалась мать, которая прождала ее 17 лет. На приеме у Главного военного прокурора СССР генерала Китаєва Шатуновская спросила: "Я хотела бы узнать что-нибудь о судьбе моих друзей". И она назвала пять - шесть фамилий. "Какие они получили приговоры?" "Им всем дали по 10 лет лагерей без права переписки". Китаев помолчал.

стр. 91

"Товарищ Шатуновская, я должен вас огорчить. Формула "10 лет без права переписки" означает расстрел".

Китаев позвонил в КПК Комарову. После смерти Матвея Шкирятова, который возглавлял комитет с 1939 г., его заместитель Павел Тимофеевич Комаров фактически руководил КПК. Узнав, что Шатуновская находится у Китаєва, Комаров воскликнул радостно: "Давайте ее сразу ко мне!" В КПК она поехала в машине Главного военного прокурора. Комаров встретил ее с широко раскрытыми для объятия руками: "Помнишь, как мы с тобой сидели в президиуме рядом, в тридцать седьмом?.. Идем, идем, пиши сразу же заявление о восстановлении в партии".

В сентябре 1954 г. Шатуновская вернулась в Москву из Баку и сразу же была принята Хрущевым. Первый разговор получился долгим. Более трех часов Никита Сергеевич подробно рассказывал ей историю ареста Берии. Поговорили об устройстве. В ее присутствии Хрущев позвонил Комарову: "ЦК направляет в комитет партконтроля товарища Шатуновскую. Вносите в Президиум предложение утвердить ее членом комитета". Комаров воспринял эту команду с энтузиазмом. Но на заседании Президиума ЦК против ее кандидатуры выступили Молотов, Каганович, Маленков. И все же Хрущев настоял на своем: Шатуновскую утвердили ответственным контролером. На этом посту она и работала с января 1955 до января 1956 года. Потом, после XX съезда, ее ввели в новый состав КПК полноправным членом Комитета.

Обстановка сложилась парадоксальная: Берия расстрелян как враг и шпион, а бериевцы остались на местах. Шатуновская сразу же поставила перед Комаровым открыто вопрос: "Надо очиститься от бериевской клики - и в аппарате на Лубянке, и на местах". Привела ему примеры саботажа бериевцами решений ЦК. Комаров выслушал ее без энтузиазма и, как выяснилось позднее, тут же отправился к генералу Серову.

В Баку, в Сураханах, работала заведующей агитпропотделом райкома Людмила Иваницкая. Ее арестовали уже после войны, отправили в каторжный лагерь. После XX съезда в Москву приехали три ее брата, один из них - инвалид войны, на костылях. Они просили о реабилитации сестры. Первое ходатайство было отклонено Серовым, председателем правительственной комиссии. Тогда братья пришли к Шатуновской, она запросила дело Людмилы. В нем находились показания братьев Каюровых, старых коммунистов. Они свидетельствовали, будто в годы троцкистской оппозиции Иваницкая организовала в своем районе подпольную троцкистскую группу. Эти показания были даны в 37 году, а на суде Каюровы от них отказались: они оклеветали Иваницкую под пытками. Но Серов, ознакомившись с этими материалами, отказал в реабилитации. Прокуратура не настаивала. Шатуновская посоветовала братьям немедленно собрать свидетельства старых бакинских коммунистов о поведении Людмилы в годы борьбы с оппозицией. Вскоре братья Иваницкой привезли эти материалы в КПК. Оказывается, в районе вообще не было ни одной троцкистской ячейки, а Иваницкая всегда выступала в поддержку генеральной линии партии.

Шатуновская потребовала от прокуроров составить новое заключение на основании: 1) отказа Каюровых от данных на следствии показаний и 2) свидетельства старых коммунистов.

После заседания у Серова прокурор рассказал о нем Шатуновской. Серов: "А почему вы вносите свое предложение вторично?" Прокурор: "По указанию КПК". Серов: "Кто именно указал?" Прокурор: "Шатуновская". Серов: "Ах, вот кто... Ей там не место". Серову все же пришлось вынести объективное решение по делу Иваницкой. После этой истории Шатуновская перестала доверять Комарову.

Еще до XX съезда к Шатуновской в КПК позвонили приехавшие и" Ленинграда товарищи. Она их приняла. Они проходили по "ленинградскому делу" (1949 г.) и отбывали срок в Александровском каторжном

стр. 92

централе, за Иркутском, вместе с секретарем ЦК Азербайджана Юсуфом Касимовым. Касимов вступил в партию еще в 1918 г., при муссаватистском правительстве, в Сальянах. Позднее он работал в Ленинграде первым секретарем одного из райкомов партии. Как известно, всех секретарей ленинградских райкомов партии Сталин перед убийством отправлял на далекую периферию. Касимов угодил в Иркутск на пост второго секретаря обкома партии, там его и арестовали, привезли в Москву. Дело его на Лубянке вел следователь по особо важным делам П. В. Федотов. Он "пристегнул" Касимова к делу об убийстве Кирова. Касимову дали 20 лет. Он мыкал горе по лагерям и под конец угодил в Александровский централ.

В начале процесса реабилитации Федотов занял почетный пост члена Коллегии КГБ. Шатуновская после разговора с ленинградскими товарищами обратилась к Комарову: "Павел Тимофеевич, вот нашли нашего крупного работника, старого партийца... Он жив! Надо срочно спасать". Комаров перелистал дело Касимова, задержал внимание на фамилии следователя. "Ну, знаешь что, Федотов теперь член Коллегии КГБ, я с ним вступать в конфликт не собираюсь". - "Как, Павел Тимофеевич, Юсуф пропадет без помощи!" - "Нет, с Федотовым я тягаться не буду. Делай сама, как хочешь".

Шатуновская позвонила Китаєву: "Приходите, есть серьезный разговор". Она обрисовала прокурору ситуацию. "В лоб мы ничего с вами не сможем сделать, - сказал Китаев. - Надо иначе. Я веду дело Багирова, и мне дали полномочия вызывать любого человека из любого района страны. Вызову Касимова в Москву как свидетеля". - "Но он очень плох, в дороге всякое может случиться", - заметила Шатуновская. "Вытребуем его самолетом".

Касимова посадили в рейсовый самолет вместе с обыкновенными пассажирами, но с двумя конвойными и в наручниках... Он дал весьма ценные показания о преступлениях Багирова, бывшего руководителя Азербайджана, верного подручного Берии. "А Вы Шатуновскую знали?" - спросил Китаев. Касимов ответил: "Да, знал хорошо, но вряд ли ее оставили в живых". - "Она сейчас в Москве, работает в ЦК". Вскоре они встретились в КПК, старые товарищи по работе в Баку. Шатуновская сообщила Касимову, что затребовала его дело в КГБ, но Федотов успел направить папку в ... Баку, а заодно распорядился этапировать Касимова в Азербайджан.

Шатуновская спросила по телефону: "Товарищ Федоров, почему вы не предоставили дело Касимова Главному военному прокурору и отправили его в Баку?". - "Он же там работал", - ответил Федотов. "Он работал и здесь, в Москве, потом - в Ленинграде. И следствие по делу велось в Москве, на Лубянке". - "Разве? Если и так, все равно - сначала надо рассмотреть бакинские материалы с участием осужденного". - "Товарищ Федотов, это ваш трюк: дело на Лубянке вели вы. Теперь вы хотите от него избавиться?"

Китаев решил Касимова задержать в Москве. Измученный, больной арестант сразу понял, кому понадобилась его жизнь: "Это работа Федотова, он хочет меня угробить. Не пойду на этап, костьми лягу, но не пойду". Шатуновская позвонила в Баку А. М. Гуськову, председателю КГБ Азербайджана, и без обиняков рассказала ему о происках Федотова. "Я так и понял. Дело Касимова у меня на столе. Это рука Федотова". Гуськов оказался порядочным человеком, во всяком случае, директивы Хрущева он исполнял охотно. Шатуновская попросила: "Прошу вас заочно разобрать это дело и вынести решение, что по имеющимся у вас материалам дело Касимова к Азербайджану не имеет никакого отношения". Гуськов обещал: "Я это в три дня сделаю".

...В кабинете начальника Бутырской тюрьмы Касимов расписался на документе об освобождении, а начальник любезно подвинул ему телефон-

стр. 93

ный аппарат и соединил с Шатуновской. Через неделю Касимова вызвали на заседание КПК.

Через КПК проходили тысячи дел, поэтому непрерывно заседали две коллегии, по четыре человека в каждой. Заседание одной коллегии вел Лукьянов, заместитель председателя КПК, вторую возглавлял Комаров. Дело Касимова стояло на объединенном заседании обеих коллегий. Докладчиком была Шатуновская. Лукьянов (Касимову): "Есть у вас еще вопросы к КПК?" Касимов: "Да, есть. Я ставлю вопрос о следователе Федотове, ныне заместителе председателя КГБ. Он меня истязал, пытал, вынуждая показания". Комарову предложение Касимова пришлось явно не по нутру, но это выступление пришлось внести в протокол.

В Москву прибыл первый секретарь ЦК компартии Азербайджана И. Д. Мустафаев. Он просил Касимова принять пост заведующего отделом административных органов ЦК Азербайджана. Юсуф посоветовался с Шатуновской. Она напомнила ему о болезнях: сначала следовало полечиться в санатории... Касимов не дожил до XX съезда.

Шатуновская добилась исключения Федотова из партии, с него сняли генеральские погоны. Не сразу, конечно. Но бериевцам все же пришлось выполнить решение КПК.

Зора Борисовна Гандлевская вернулась в Москву в 1954 г. после 17 лет тюремного заключения (а всего, с лагерями, на долю Гандлевской пришлось 25 лет). Ее муж, Андрей Никифорович Андреев, тоже провел в тюрьмах и лагерях более 20 лет. Последним местом ссылки Гандлевской была Барабинская степь, под Новосибирском. Она прописалась в столице у брата. Собес пытался помочь устроиться на работу, но бывшую каторжанку нигде не брали, даже санитаркой, уборщицей. Через полгода поисков удалось получить должность медсестры в МОНИКИ (Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М. Ф. Владимирского). Жилья никакого, средства скудные... Только после постановления Совета Министров об устройстве реабилитированных появилась надежда на получение "жилплощади". Гандлевской с мужем дали маленькую комнату в общей квартире в новом доме на улице Молодежной. Потом Андрееву как старому политкаторжанину-смертнику назначили персональную пенсию союзного значения.

...Апрель 1917 года. Григорий Федоров был единственным рабочим, избранным в ЦК. Питерская большевистская организация выдала ему партбилет N 1. Федоров активно участвовал в Октябрьском вооруженном восстании и в гражданской войне. Зачем Сталину понадобилось включать его в число организаторов убийства Кирова? "Террориста" Федорова отправили в Челябинский политизолятор, затем этапировали опять в Москву и казнили. 1956 год. Молотов, Каганович, Маленков, сколотившие в Президиуме ЦК сталинское большинство, воспротивились реабилитации Федорова. Лишь со второй попытки Хрущеву удалось провести нужное решение. Начавшаяся реабилитация внесла смятение в ряды доносчиков. Когда ЦК снял фальшивое обвинение с руководителей комсомола во главе с А. Косаревым, закатилась звезда провокатора О. П. Мишаковой. В тридцать седьмом она оклеветала Косарева. Теперь доносчице предложили оставить ЦК комсомола. Но Мишакова не могла так вот вдруг расстаться с руководящей работой. Целый год после увольнения она продолжала посещать ЦК и высиживала в пустом кабинете служебный день, с перерывом на обед. Однажды у нее изъяли пропуск и вахтер не впустил ее в здание. Мишакова продолжала ежедневно приходить. Теперь она простаивала положенные часы у подъезда ЦК. Разумеется, с перерывом на обед. Пришлось перевести ее мужа в Рязань. Но Мишакова не покинула свой пост. Каждое утро, в четыре часа, она садилась в электропоезд и приезжала в Москву. И выстаивала рабочие часы у подъезда. Пока ее не забрали в лечебное заведение.

стр. 94

У другого провокатора, Серафимы Гопнер, дело до психиатрической лечебницы не дошло. Хотя и она восприняла реабилитацию "врагов народа" как личную трагедию. После ареста мужа, соратника Ленина, Эммануила Ионовича Квиринга, старая большевичка подала в партком письмо: "Мне стыдно, что я на протяжении более двадцати лет была связана с этим гадом. А сигналы о его вражеской деятельности поступали". У Гопнер была веская причина для ненависти: незадолго до ареста Квиринг ушел от нее и создал новую семью.

В ИМЛ намечался вечер памяти Квиринга. Вдова встревожилась: вдруг всплывет клеветническое письмо? Да еще кое-что в том же жанре. Она спросила старого партийца Алексея Руденко, проведшего 17 лет в лагерях: "Вы не знаете, где хранятся заявления на бывших врагов?" Руденко успокоил Гопнер: "Эти бумаги могут находиться в разных местах". Гопнер позвонила в ИМЛ и попросила отложить юбилейное собрание по случаю ее болезни. Этот ход она повторила еще раз. Сын Квиринга специально приехал с Урала в Москву, но так и не дождался чествования отца.

Вскоре Гопнер успокоилась: никто не посягал на честь и достоинство сталинских провокаторов. И Гопнер вновь выступает в печати, на собраниях. На юбилейном вечере памяти А. С. Бубнова, устроенном в Музее Революции в 1963 году, Гопнер обвинила погибшего революционера в отрицательной оценке Брестского мира. Сама Гопнер в период переговоров в Бресте работала в Екатеринославе и провела на губернском пленуме резолюцию, осуждающую ленинскую линию: "Брест - это предательство революции".

Подобные случаи могли бы составить объемистую антологию. Нет, в психике людей произошел серьезный сдвиг, если сын революционера Якова Свердлова служил у Берии. Если вдова соратника Ленина стала лагерным провокатором и, выйдя на волю, еще раз предала погибших. А затем издала роман о Марксе и Энгельсе.

...В 30-е годы, когда Хрущев заведовал орготделом ЦК Украины, отдел пропаганды возглавляла Мария Шмаенок. Хрущев ценил ее, часто советовался с нею. Мужа Шмаенок, Николая Демченко, секретаря ЦК_Г уничтожили. Марию с сыновьями, Николаем и Феликсом, отправили в лагерь. В 1948 г. Шмаенок вернулась на Украину. Хрущев - он тогда уже был секретарем ЦК Украины - не принял ее, направил в НКВД. Оттуда Шмаенок послали на "Запорожсталь" экономистом. На комбинате замаскировавшегося "врага народа" начали дружно, в охотку, травить. Травили в плановом отделе, в парткоме и месткоме, на собраниях, до них, после них и без них...

Год 1955. Мария Шмаенок приехала в Москву и опустила в почтовый ящик открытку на имя Первого секретаря ЦК. Хрущев принял ее сразу. "Ты, наверное, обиделась тогда, в сорок восьмом, да? Я тебя не принял... Но что я мог сделать тогда?" А что он мог сделать теперь, первый секретарь? Мог он, к примеру, объявить общую амнистию всем политическим? Не мог, а ведь хотел.

Партсановники не захотели. Куцая амнистия 17 сентября 1953 г. коснулась лишь уголовников да "бытовиков". Однако лагерный режим стал менее жестким, проклюнулся ручеек реабилитируемых, конвой остерегался расстреливать заключенных своей властью. Весной 1958 г. подул иной ветер, карательная политика получила новый импульс - приказ МВД N 380. В лагерях начали строить спецбараки. Возврат к жесткому курсу ударил, прежде всего, по политическим, хотя ручеек продолжал еще журчать.

На Печоре, в 1944 г., я встречался с профессором Г. М. Данишевским, крупным терапевтом. Его взяли в тридцать седьмом по делу об убийстве Горького, а попутно обвинили в шпионаже в пользу Англии, Германии и еще четырех государств: профессор представлял советскую медицину

стр. 95

на шести международных конгрессах. В 1955 г. на Печору прибыла комиссия ЦК. Данишевскому предложили подать заявление о пересмотре дела. У него получилось 36 листов. Член комиссии А. В. Снегов, давний знакомый профессора по воле, взял заявление, но на всякий случай попросил узника расписаться на чистом листе.

....Хрущев с трудом вникает в длинное послание Данишевского. Тогда - Снегов достает припасенный чистый лист, подписанный профессором: "Может, использовать это?" Хрущев согласился и продиктовал текст: "Первому секретарю ЦК ВКП (б) Н. С. Хрущеву от члена партии с 1918 года, бывшего председателя ученого совета Народного комиссариата здравоохранения СССР, директора Института усовершенствования врачей Г. М. Данишевского. Заявление. Я ни в чем не виновен. Прошу освободить". Хрущев наложил резолюцию. "А это, - он вернул первое заявление, - оставь себе на память"¹⁰ .

После освобождения Данишевский работал в Институте кардиологии имени Мясникова. В 1955 г. вышла в свет его книга "Акклиматизация человека на Севере". На титульном листе слова: "Светлой памяти незабвенного друга и товарища Анны Давыдовны Данишевской- Розовской. 21 сентября 1955 г.".

Заявление незаконно репрессированной Розовской тоже попало к Хрущеву. Член партии с 1904 г., она была близким сотрудником Ленина. Сохранилась фотография, на которой Розовская стоит рядом с Лениным и Свердловым на Красной площади. Она лежала в больнице с инфарктом, к ней явился заместитель Шверника. Он принес партбилет. Через два часа Розовская умерла. Всего два месяца прожила она после освобождения из лагеря.

...Оглядываясь назад, на краткие годы оттепели, постигаешь реабилитацию как подобие лотереи. Сам принцип, на котором строилось дело реабилитации, - если это можно назвать принципом, - выглядит неубедительно: каждый политический должен лично ходатайствовать о себе (если он еще жив) или заявление о нем подают родственники. Даже в таком гуманном деле, как реабилитация, - ни логики, ни уважения к личности....

О реабилитации погибшего в тридцать седьмом Александра Артемьевича Бекзадяна просили товарищи бывшего наркома по иностранным делам Закавказской Федерации. В силу каких обстоятельств сохранилось дело Бекзадяна, толстая зеленая папка, неизвестно. И в папке - докладная записка с резолюцией генсека: "Расстрелять". И фотографии погибшего. Прокурор вызвал старую коммунистку Ф. М. Кнунянц, показал фотографию: "Узнаете?" - "Как не узнать товарища Юрия... Вместе вели подпольную партийную работу". На фотографии - изуродованное лицо, опухший глаз ... Кнунянц читает показания Бекзадяна: "Мой отец по происхождению из дворян, занимал должность мирового судьи. Семья была большая, мы нуждались. Учился я на свои средства. В партию я вступил лишь затем, чтобы отомстить за тяжелую жизнь. Но главная цель - навредить партии". "Ваше мнение о Бекзадяне?" - спрашивает прокурор. "Это очень честный и чистый человек, замечательный коммунист"¹¹ . Ну а если бы никто не просил о нем? Если бы товарищи от него отвернулись?

Поначалу Владимиру Антонову-Овсеенко повезло. На XX съезде Анастас Микоян упомянул отца как жертву посмертной клеветы. Клеветником оказался историк А. В. Лихолат¹² . Значит, ЦК признал революционера невиновным, подумал я. Вскоре я получил справку о посмертной реабилитации отца. Разумеется, мне ее не прислали, меня никто не разы-

¹⁰ Свидетельство А. В. Снегова.

¹¹ Из воспоминаний Ф. М. Кнунянц.

¹² XX съезд КПСС. Стеногр. отч. Т. 1. М. 1956, с. 326.

стр. 96

скивал. Мне пришлось ходатайствовать самому. Прошло совсем немного времени, и в 1963 г. научный сотрудник Института истории АН СССР Д. В. Ознобишин публично обвиняет "троцкистски настроенного" Антонова-Овсеенко в антипартийной стратегии, проводимой им на Украинском фронте в 1919 году. Через год "Известия" публикуют заметку А. М. Совокина, сотрудника Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, который утверждал, будто Антонов-Овсеенко в сговоре с Дыбенко переделал текст условной телеграммы - "Высылай устав". По этой телеграмме в октябре 1917 г. из Гельсингфорса в Питер должен был выйти отряд кораблей. Так вот. Антонов и Дыбенко из карьеристских соображений "сфальсифицировали исторический документ", приписав телеграмму себе¹³ .

Эту газетную инсинуацию состряпал тогда Совокин. Состряпал с Андреем Свердловым. Сын Я. М. Свердлова ряд лет плодотворно работал под началом Берии. Так что искать мотив поступка Андрея Свердлова нужды нет. А что толкнуло Ю. П. Шарапова, сотрудника газеты, на участие в клеветнической акции?

Беседуя в редакции с ответственным лицом, я заметил: "Три кандидата наук. Не много ли для одной элементарной гнусности?". Сотрудник рассмеялся. Мне же было не до смеха. Я решил подать в суд на Совокина и на редакцию, благо только что в УК и в ГК были включены статьи о праве граждан на сатисфакцию. Я обратился в народный суд - заявление, естественно, не приняли. В городском суде - то же самое. Только благодаря вмешательству старых большевиков и личному указанию Генерального прокурора горсуд принял дело к слушанию и... тут же закрыл: "Известия" успели напечатать письмо Совокина. Нет, он не извинялся перед читателями и перед редакцией газеты. Он, видите ли, привлек новые материалы и вынужден признать, что "допустил ошибку"¹⁴ . Только и всего... От редакции "Известий" - ни слова.

Тем временем и ИМЛ, и Академия общественных наук (АОН), и Высшая партийная школа (ВПШ) при ЦК КПСС выпустили серию книг по истории партии. Теперь уже Сталин - не вождь революции и даже не второй вождь. Авторы заняли удобную позицию замалчивания его имени. Зато проклятия в адрес Троцкого и "троцкистов" удвоились. Без проклятий нельзя защитить диссертацию, невозможно опубликовать книгу, статью. По любому поводу и без повода упоминают "троцкиста" Антонова-Овсеенко. В годы первой мировой войны Антонов вел в Париже интернационалистскую газету, выступал солидарно с ленинским "Социал-демократом", открыто отмежевался от Троцкого и Мартова. И Ленин приветствовал позицию Антонова-Овсеенко. Однако кто же будет разбираться в таких тонкостях. Проще придерживаться старых, надежных ярлыков.

Еще один удобный повод - дискуссия 1923 - 1924 годов. Впоследствии эта сталинская провокация стоила жизни тысячам честных революционеров. Но - звоните, колокола! Все, кто не поддерживал Сталина, - троцкисты. И все документы против генсека - троцкистские... Эта абсурдная кампания не так уж абсурдна. Без нее - как объяснить гибель ленинского костяка партии? Тут уж не скажешь - левая рука не ведает, что творит правая. А в утешение реабилитированным можно отмечать их юбилейные даты.

На 80-летие (1963 г.) и 90-летие Антонова-Овсеенко (1973 г.) одна - две газеты откликнулись заметками с непременным упоминанием его "троцкистского" прошлого. Соратники революционера пытались организовать вечера воспоминаний в Музее Революции, в Доме Советской Армии, но их "не поняли" - ни в Москве, ни в Ленинграде, ни в Киеве.

¹³ Известия, 10.VII.1965.

¹⁴ Известия, 31.VIII.1965.

стр. 97

В Центральном Доме литераторов предложение отметить 90-летие писателя, критика, поэта Антонова-Овсеенко тоже отвергли с порога: "Он из этих, "бывших", кажется?" - "Реабилитирован решением ЦК" - "А кто мне поручится, что завтра его не дереабилитируют? Как Федора Раскольникова", - возразило ответственное лицо. Затем последовала еще одна серия клеветнических выступлений в печати.

Я состою в Обществе слепых, несколько лет читал там лекции о революционном пути отца. Последовал донос, и мне запретили "популяризировать троцкиста". Я написал пространное заявление председателю Комиссии партийного контроля. Я просил председателя А. Я. Пельше проверить исполнение решения ЦК. И если оно еще не отменено, остановить травлю реабилитированного отца. Через две недели помощник Пельше сообщил мне номер телефона инструктора КПК Петровой. Я выждал еще две недели (вопрос изучается). Позвонил и услышал: "Н-н-нда! Я занималась вашим заявлением. Дело вашего отца у меня на столе. Непонятно, чего вы хотите... Он вступил в партию в 1917 году, а до этого..." - "Простите, мне придется вставить слово для точной справки. В партию отец вступил в 1903 году. Это отражено в протоколах съездов, изданных при Ленине. Могу представить вам все материалы. Я ведь по профессии историк. Если вы меня примете лично..." - "В этом нет никакой нужды. Вот тут у меня ваше дело. Какой же вы историк? В 1938 г. вас исключили из института..." - "Но меня вскоре восстановили. Через год я получил диплом". - "Этого не может быть". - "Прошу вас подождать минуту: я сообщу вам номер диплома". - "Не трудитесь. Я уже сказала - дело у меня на столе". - "Выходит, что я мошенник, что я владею фальшивым дипломом? Так что ли?" - "Я полагаю предмет разговора исчерпанным".

Звоню помощнику Пельше: "Я просил вас оградить имя отца от поношения, но ваш работник Петрова готова и меня заодно оклеветать". Помощник весело рассмеялся... Красноречивый ответ. Спасибо им, Пельше и его помощнику. И Петровой, бывшей помощнице Шкирятова. Она помогла мне на шестом десятке лет понять то, что другим было ясно давно: честное имя революционера для партсановников не значит ничего.

Как раз в то время ВПШ предприняла издание серии книг "Партийные публицисты". Вначале предложение включить в план Антонова-Овсеенко, автора ряда книг и многих сотен статей, очерков, зачинателя газет, журналов, - это предложение встретили с пониманием. То было недоразумение: более ответственные лица отказались иметь дело с "бывшим".

Владимир Иванович Невский написал более тысячи статей. В их числе важную работу "История партии как наука". Близкий соратник Ленина, он никогда не уклонялся в сторону, не выступал вместе с оппозиционерами. Но и Невского отказались признать партийным публицистом. Так же, как Кедрова. Куда спокойнее переиздать статьи Куйбышева, Ворошилова, Орджоникидзе.

Но вот выходит в свет сборник А. М. Коллонтай. Все та же прилипчивая логика заставляет спросить: "Почему? Ведь Александра Михайловна замешана не в одном уклоне". Я, кажется, начал улавливать некую закономерность. Коллонтай не была репрессирована! Так же как Ольминский, Луначарский, Ярославский - они-то в "серию" попали. О "реабилитированном" же Владимире Невском до сих пор не издано ни одной книги. Его юбилеи упорно обходили ИМЛ и музеи революции Москвы и Ленинграда.

В 1933 г. покончил жизнь самоубийством отважный революционер, соратник Ленина Николай Скрыпник. Он пал жертвой травли, организованной Сталиным. Скрыпник реабилитирован, но печать продолжала повторять сталинские инсинуации. В кампании травли принимал посиль-

стр. 98

ное участие Лихолат. Тот самый. При Брежневе он вновь клеветал и на Косиора, и на Антонова-Овсеенко, и на Скрыпника... На кого приказывали.

Через год после XX съезда Хрущеву передали материалы по судебному процессу Бухарина. Утром он вызвал Шатуновскую: "Всю ночь читал твою записку и плакал. Ведь я тоже приложил руку к этой кровавой истории". Процессы 30-х годов проверяла специальная комиссия Президиума ЦК. Во главе бригад партийных следователей были поставлены честные товарищи. 64 тома документов, показаний жертв и свидетелей сталинского произвола собрала Комиссия ЦК.

В 1960 г. Морис Торез, Генеральный секретарь ЦК Французской компартии, приехал в Москву. На столе у Хрущева папка с выводами комиссии ЦК. Присутствует ответственный сотрудник. Торез: "Никита Сергеевич, прошу вас, не отменяйте все процессы сразу. Ведь после XX съезда вашей партии, когда разоблачили преступления Сталина, из Французской компартии вышло 48 тысяч членов". Хрущев: "И нечего о них жалеть, если они состояли в компартии лишь ради генералиссимуса Сталина". "Но все же прошу вас объявлять об отмене не всех процессов вдруг, а хотя бы по одному в месяц". - "Но почему? Всем давно известно, что эти процессы были "липовыми". С ними надо раз навсегда покончить. От этого мы только выиграем в общественном мнении". - "О том, что эти процессы сфабрикованы, лидеры социал-демократов знали еще в 20 - 30-е годы. Все законспирированные тайные свидания советских партийных деятелей с Троцким западная печать опровергала без труда и весьма оперативно - на другой же день после лживых публикаций московских газет. Все знали, что Бухарин не был японским шпионом, а Зиновьев не убивал Кирова". Хрущев: "Вот здесь материалы комиссии, из которых видно, что Киров убит по указанию Сталина. Нет, липовые процессы мы отменим все. Все сразу и без лишних проволочек!"

Но Хрущев недооценил силы сталинской оппозиции. На него давили неустанно. В дело пошло все - и клевета на старых коммунистов, и запугивание, и уговоры... "Если отменить процессы, народ может неправильно понять нас... Подумайте, Никита Сергеевич, как это отразится на международном коммунистическом движении... Помните, что Ленин завещал? Побойтесь Бога, дорогой Никита Сергеевич!". И Хрущев уступил.

Видные партийные деятели Е. Д. Стасова, В. А. Карпинский и Катанян просили XXII съезд восстановить в партии честное имя Бухарина. Их голос не был услышан. О реабилитации Бухарина просили руководители ряда зарубежных компартий. Их даже не удостоили ответа.

После XXII съезда старые коммунисты упрекали Первого секретаря: "Вы обещали отменить все процессы и обнародовать материалы, изобличающие подлинного убийцу Кирова". - "Нет, сейчас никак нельзя. Сделаем, конечно, но лет через пятнадцать". Все материалы расследования сталинских преступлений были сданы в архив¹⁵ ...Сложилась иррациональная ситуация: из 22 осужденных на процессе Бухарина 1938 г. более половины ожидали реабилитации четверть века.

Вдова А. Г. Шляпникова, соратника Ленина, провела в лагерях 18 лет, она никак не могла добиться реабилитации. Старые большевики обратились к члену Президиума ЦК КПСС Н. В. Подгорному. "Что же получается? По советской линии, то есть в рамках УК, Шляпникову оправдали. А в партии не восстановили. КПК постановила: "Отказать за давностью". Подгорный обещал помочь в оформлении персональной пенсии, а по делам партийным посоветовал обратиться еще раз в КПК. "Вопрос о восстановлении в партии еще не созрел", - ответили Шляпниковой. Через два месяца Шляпникова скончалась. Ее дочь позвонила в КПК: "Вопрос вполне созрел: вчера маму похоронили"¹⁶ .

¹⁵ По воспоминаниям О. Г. Шатуновской, А. В. Снегова, А. И. Микояна.

¹⁶ Свидетельство И. А. Шляпниковой.

стр. 99

По настоянию Молотова и Кагановича реабилитированным коммунистам вручали партбилеты с пометкой о перерыве в стаже с 1937 по 1954 год. Тем, кто пытался протестовать, они отвечали с наигранной принципиальностью: "Какую партийную работу вы вели в тюрьме?" Между прочим, своей жене Полине Жемчужиной Молотов не забыл устроить "нормальный" партбилет, без перерыва в стаже.

Пусть только никто не думает, что против подлинной реабилитации стояли одни лишь подручные усопшего генсека. В борьбу за неправое дело включилась широкая сталинская общественность. ...Поэта Павла Васильева истребили в 26 лет. По чьему доносу - неизвестно. Реабилитировать Васильева удалось с трудом. Нашлись противники.

Михаил Петрович Якубович, правнук декабриста А. И. Якубовича, был активным участником революции. С 1930 по 1941 г. сидел в тюрьме. Затем, после нескольких месяцев пребывания на "свободе", вновь заключен в тюрьму. В 1956 г. реабилитирован, но лишь по второму делу. По первому, так называемому "Союзному бюро", Якубовича не оправдали. О его невиновности знали все: и Крыленко, выступивший обвинителем на процессе меньшевиков в 1931 г., и Микоян, у которого Якубович работал прежде в аппарате. Спустя 37 лет, в 1967 г., они встретились в Москве.

Микоян передал заявление Якубовича Генеральному прокурору. Но Руденко понадобилась санкция Политбюро. Там отказали. "В ЦК считают, - сказал Микоян Якубовичу, - что сейчас неподходящее время для пересмотра политических процессов. И для новых реабилитаций - тоже".

Процесс реабилитации, подобно процессу разоблачения Сталина, имел свои приливы и отливы. "Неподходящее время". "Неловко перед Западом". "Что люди скажут?"... Удобные формулы. Одна из них мне особенно памятна: "Москва не резиновая".

Так мне ответил тогдашний секретарь Исполкома Моссовета А. М. Пегов (младший брат упомянутого выше), когда я, уже реабилитированный, просил его о прописке в Москве. Попасть к нему на прием было почти невозможно. Я родился в Москве, закончил здесь институт. В Москве меня арестовали. Теперь, согласно постановлению Совета Министров, имею право на жилье в столице. Все это я изложил Пегову. И получил резиновый отказ. В ЦК мне обращаться не хотелось. После заполярных лагерей я прельстился югом, устроился в Гагре и написал в Москву. Я просил сообщить хотя бы о месте захоронения отца. Ведь вот прах такого заплечных дел мастера, как Вышинский, покоится в Кремлевской стене... Мне ответили, что установить обстоятельства гибели отца "не представляется возможным".

Посмертная реабилитация проводилась без всякого плана. Особенно вначале. Случайные доброхоты составляли случайные списки погибших и уцелевших. Совсем иначе действовал убийца: у Сталина был план, он соблюдал очередность. И не боялся огласки. При нем о некоторых "врагах народа" трубили на весь свет. Реабилитация сталинских жертв велась в тайне. Вероятно, сказалась вполне естественная стыдливость руководителей. Тех, что участвовали в кампании истребления. Эту стыдливость они сохранили надолго. Даты убийства соратников Ленина, полководцев, ученых, писателей замалчивали еще два десятилетия. Публикуя материалы о погибших, издательства и редакции брали на веру справки МВД. Добросовестность этого учреждения общеизвестна. Оно выполнило команду - разбросать даты гибели сталинских жертв веером по 1935 - 1945 годам. А то уж очень скучная картина получается, в рамках трех лет: 1937 - 1939.

В принципе руководители не возражали против гласности. С соблюдением меры и такта. О Розе Люксембург и о Карле Либкнехте, об Эрнсте Тельмане писали - "злодейски убиты". О соратниках Ленина сообщали - "репрессированы". Не так пугающе.

стр. 100

Многие старые коммунисты хотели работать, как прежде, на благо партии. Их не поняли. Один из реабилитированных, А. А. Медведев, будучи в ЦК, осмелился напомнить о судьбе Радищева. Заняв престол, Александр I привлек этого злейшего врага крепостничества, после шести лет тюрем и ссылки, к составлению новых законов. Намек Медведева тоже не поняли. Через несколько лет Медведев скончался. Проводить в последний путь революционера пришли многие. В Москву прибыли партийные руководители Удмуртии (там в годы гражданской войны сражался прославленный комдив). Правительство ГДР наградило Медведева посмертно за революционные заслуги орденом.

Секретарь райкома, где покойный состоял на партийном учете, предупредил старых большевиков; "Что, хотите устроить своему реабилитированному дружку пышные похороны? Не выйдет!" Райком отрядил на похороны доверенное лицо, партсекретаря жэка, из самых добропорядочных сталинистов. Первая надгробная речь. Короткая, скромная. "Крышку!" - подает команду доверенное лицо. Но крышка гроба в руках честного человека. Вот выступил первый партсекретарь Удмуртской республики. "Крышку!" За ним секретарь Боткинского горкома... "Крышку!" - командует лицо. Наконец подъехал автомобиль посольства ГДР. Вынесли огромный венок живых роз. С речью выступил представитель Общества германо-советской дружбы. Потом к гробу подошел посол ГДР и прикрепил к костюму покойного орден. Посла не успели предупредить, и он упомянул о жертвах сталинского террора. "Крышку!" - в последний раз скомандовало лицо.

...Отзвенели поминальные колокола. Настали годы семидесятые. Одно высокое неназываемое лицо изволило изречь: "Надоели нам поминальники!". С того дня все юбилейные статьи о погибших соратниках Ленина, о всех знаменитых деятелях заканчиваются густой патокой похвал партийной верности - без даты смерти, без обстоятельств гибели. На такие слова, как "репрессия", "клевета", "жертва", "произвол", наложено чугунное табу. Так убиенные Сталиным обрели бумажное бессмертие.

А чтобы их тени не смущали новые поколения, имена революционеров изымают из истории. Мятеж левых эсеров 6 июля 1918 г. был подавлен отрядами, которыми командовали Вацетис, Муралов, Невский. Однако драматурга М. Шатрова принудили в "6 июля" показать вместо них одного Подвойского. Геннадий Фиш описал революционные события в Финляндии. Руководил большевиками Гельсингфорса и Балтийского флота Антонов-Овсеенко. Последовала команда "Убрать!". И писатель убрал его из своей книги "В июне семнадцатого".

...Экскурсантам в Эрмитаже показывают лестницу, по которой Антонов-Овсеенко повел восставших во внутренние покои Зимнего дворца. Только ныне вместо него называют другого. Того, кто умер в постели.

Подобное творилось тогда с именами многих революционеров. Приход к власти Хрущева, его попытка разоблачить Сталина и реабилитировать миллионы жертв сталинщины - историческая случайность. Такая же случайность, как неудача Берии. Сталинщина могла и не кончиться со смертью Сталина. При ином стечении обстоятельств Берия захватил бы власть и устроил всем новую "кровавую баню". То была драка за власть внутри кучки сталинских приспешников. Исход таких камерных битв предугадать трудно. Исторические закономерности на них не распространяются. Для Хрущева после смерти не нашлось места у Кремлевской стены, где захоронены палачи. Вместе с главарем. "А товарищ Сталин был необходим, таков закон диалектики", - сказал бы по этому поводу сам генсек. И все же верх взяла историческая справедливость. Она пришла в 1985 г., и в наших силах не поступаться ею впредь никогда.

Постоянный адрес данной публикации: