Вацлав Гавел - лидер "бархатной" революции, последний президент Чехословакии и первый президент Чехии, своим главным призванием считал театр. В настоящей статье прослеживается его творческий путь от ранней пьесы "Праздник в саду" (1963) до последней - "Уход" (2007), написанной уже после отставки с поста президента. В драматургии Гавела злободневная сатира сочетается с приемами театра абсурда, виртуозным использованием языка и игры с классической традицией (Чапек, Гете, Шекспир, Чехов).

Vaclav Havel, the leader of the "Velvet Revolution", last president of Czechoslovakia and first president of the Czech Republic, considered theater his main vocation. In the present article, the author reviews his artistic path, from the early play "The Garden Party" (1963) to the last piece "Leaving" (2007) written after his resignation from the presidential post. In Havel's dramaturgy, topical satire is combined with the Theatre of Absurd techniques, masterly use of the language and play with classical tradition (Čapek, Goethe, Shakespeare, Chekhov).

Ключевые слова: Гавел, "Праздник в саду", театр абсурда, "бархатная" революция, президент Чехии, "Уход".

"Моя жизнь, моя работа, мое положение и деятельность кажутся мне сотканными из подозрительно большого количества парадоксов" [1. S. 224], - писал в книге "Заочный допрос" Вацлав Гавел - последний президент Чехословакии и первый президент Чехии. "Заочный допрос" - обширное интервью, которое он дал чешскому критику-эмигранту Карелу Гвиждяле, впервые был издан в Лондоне в 1986 г. и за короткое время переведен на двадцать языков. Гавел тогда, постепенно превращаясь в лидера диссидентского движения, был на свободе между двумя арестами и в Праге письменно отвечал на присылаемые из-за границы вопросы. Размышляя о ситуации в Чехословакии и под напором опытного интервьюера рассказывая о себе, будущий президент так поясняет приведенное выше определение: "Посудите сами: я ввязываюсь всюду, куда только возможно - а ведь, собственно, ни в одной области не являюсь специалистом" [1. S. 224]. И далее: "С течением времени я оказался в положении какого-то политического деятеля, но при этом никогда политиком не был, не хотел быть и у меня нет для этого надлежащих способностей [...] То и дело философствую, но какой же я философ? [...] Иногда пишу о литературе, но уж совершенно точно я не литературный критик. Порой вмешиваюсь даже в проблемы музыки, но моя музыкальность может служить разве что источником общего веселья. Наконец, даже в том, что я считаю своим

Шерлаимова Светлана Александровна - д-р филол. наук, главный научный сотрудник Института славяноведения РАН.

главным призванием, т.е. в области театра, я не являюсь действительным специалистом..." [1. S. 224 - 225]. Гавел, конечно же, преувеличивает свой дилетантизм, но момент парадоксальности в его биографии несомненно присутствует, что не помешало ему к концу XX в. стать фигурой мирового масштаба.

Вацлав Гавел (1936 - 2011) по своему происхождению принадлежал к чешской буржуазной элите. Основу процветания семьи заложил его дед, выучившийся на архитектора и построивший в чешской столице много прекрасных домов, в том числе знаменитую "Луцерну", то, что мы теперь называем торгово-развлекательным комплексом, - первое в Праге железобетонное здание возле Вацлавской площади с кабаре, кинотеатром, ресторанами и разными магазинами, которое успешно функционирует по сей день. Отец Гавела на пустынной городской окраине построил квартал фешенебельных вилл Баррандов, а дядя, тоже строитель, на том же холмистом берегу Влтавы воздвиг киностудию Баррандов - этот чешский Голливуд и, как свидетельствует племянник: "[...] в годы первой республики и протектората был "главным киномагнатом"" [1. S. 6]. Но я хотела бы обратить внимание на то, что богатство семейства было "трудовое": успешные предприниматели, все эти Гавелы работали как архитекторы, строители, применявшие новые материалы и методы и, с другой стороны, не были чужды культуре. "Луцерна", Баррандов и сегодня - чешские культурные объекты первого ряда; Милош Гавел (дядя) сам пробовал делать кино, Вацлав Гавел (отец) дружил с театральными деятелями, с писателями, так что Вацлав Гавел - будущий драматург и президент - вырастал в обстановке не просто богатой, но и культурной, в доме была прекрасная библиотека, собирались интересные люди, некоторых выдающихся артистов и литераторов он знал еще в детстве. Вместе с тем себя в школьные годы Гавел вспоминает как толстого мальчика, который из-за социального статуса своей семьи испытывал определенные комплексы, ему хотелось быть "как все". Наверное, о том же свидетельствует фраза Людвика Вацулика, сказанная о Гавеле: "Очень скромный человек, казалось, он стремился сбросить с себя тяготившую его печать человека из богатой семьи. Всегда держался очень скромно, щепетильно, был толерантный и выдержанный" [2].

Преимущества происхождения обернулись для Гавела большим минусом после февраля 1948 г., когда вся власть в стране оказалась в руках коммунистической партии. Его не приняли в гимназию, пять лет он работал лаборантом-химиком, одновременно окончил вечернюю гимназию рабочей молодежи, вновь безуспешно пытался поступить в высшую школу на гуманитарную специальность - его приняли только в технический ВУЗ по специальности "экономика путей сообщения". Не окончив этого учебного заведения, Гавел отправился на два года служить по призыву в армию, где включился в художественную самодеятельность, сначала как исполнитель роли отрицательного героя в пьесе Павла Когоута "Сентябрьские ночи", затем вместе с товарищем, будущим режиссером Карелом Брындой, написал и поставил, по его насмешливым словам, "социалистически-реалистическую" и одновременно "отважно-критическую" пьесу из армейской действительности под оптимистическим названием "Вся жизнь впереди". Хотя Гавел вспоминает об этих театральных опытах с юмором, но именно тогда он определился со своим "главным призванием". По возвращении из армии он поступил в качестве рабочего сцены в театр "АБС" старого отцовского друга, знаменитого чешского артиста-автора-режиссера комического жанра Яна Вериха. С 1960 г. Гавел связал свою судьбу с театром "На забрадли" ("На балюстраде"). В 1966 г., уже будучи известным драматургом, он окончит Академию изящных искусств по специальности "драматургия".

"Золотые шестидесятые" - время культурной и литературной оттепели, в которой заметную роль играли пражские "маленькие театры", "На забрадли" выделялся среди них своей интеллектуальной направленностью. Гавел занимал в

театре разные должности: рабочего сцены, осветителя, помощника режиссера, соавторствовал с уже признанными драматургами, начал писать собственные пьесы. В 1962 г. здесь состоялась премьера его пьесы "Праздник в саду", которая имела большой успех. Но собственно вступление Гавела в литературу состоялось раньше и не в качестве драматурга.

Гуманитарные наклонности наследника громкой предпринимательско-строительной фамилии обнаружились очень рано. Он много читал, писал стихи, участвовал в неформальных самодеятельных объединениях молодежи, интересующейся искусством. В "Заочном допросе" Гавел назвал себя представителем "поколения Битлов". И с самого начала - благодаря своим наклонностям, молодым друзьям и старым связям отца - он оказался вовлеченным в ту литературную среду, которая не пользовалась благосклонностью партийного начальства, была оттеснена "соцреалистическими авторами" на задний план, хотя в этой среде было немало талантов. Гавел бывал у Ярослава Сейферта, Владимира Голана, подружился с Иржи Коларжем - это были крупные поэты, в ту пору оказавшиеся "в тени". Однажды он был и у самого знаменитого чешского поэта того времени Витезслава Незвала. Гавел уже тогда распознал талант еще безвестного Богумила Грабала, интересовался творчеством "Группы 42", входившие в которую молодые поэты и художники в темную пору войны и оккупации искали опору в неизменных ценностях обычной городской жизни.

Между тем начиналась - после XX съезда КПСС - не только политическая, но и культурная "оттепель". В Чехословакии важной вехой на этом пути был Второй съезд Союза чехословацких писателей, на котором группа молодых поэтов (Иржи Шотола, Карел Шиктанц, Мирослав Голуб, Мирослав Флориан и другие) выступила с программой "Поэзии будничного дня". Еще до съезда, в 1955 г., Союз писателей именно для этой группы создал журнал "Kweten". В своих выступлениях на съезде кветенцы решительно отказывались от декларативной поэзии и ратовали за отображение обычной жизни обычного человека. В таком же духе было выдержано содержание их журнала. Гавел во многом симпатизировал журналу "Kveten", однако у него возникло немало возражений, которые он изложил в письме в редакцию, к его удивлению, сразу же опубликованному. В этом письме он напоминал о "Группе 42", еще во время войны выдвигавшей близкие "Поэзии будничного дня" лозунги, называл социалистическими и реалистическими такие послевоенные произведения, как "Семь контат" и "Дни в году" И. Коларжа, "Красноармейцы" и "Тебе" В. Голана, настаивал на необходимости при формулировке программы точнее определить понимание социалистического реализма: "Будущие успехи искусства зависят, и этого нельзя недооценивать, от качества современной теории" [3. S. 30].

Статья была замечена, и когда осенью 1956 г. Союз писателей проводил Актив молодых писателей, Гавела, который был тогда студентом, на него позвали. На Активе Гавел высказался еще более четко, чем в своем письме, призывая расширить круг допускаемых в печать современных писателей. Выступление вызвало дискуссию, а за Гавелом закрепилось определение литературного смутьяна. Но признание его как оригинального автора пришло позже - с громким успехом постановки "Праздника в саду", достать билеты на которую было очень непросто.

Гуго Плудек - главный герой "Праздника в саду" делает головокружительную карьеру благодаря способности мгновенно адаптироваться к любой перемене ситуации и, восхищаясь любой псевдомарксистской фразой начальства, с глубокомысленным видом доводит ее до полного абсурда. Сатира на забюрократизированный общественный порядок воплощается в комедии не столько в сюжете, сколько в языке, в диалогах. Здесь не было адресных политических аллюзий, но пьеса воспринималась тогдашними зрителями как острая сатира на веру в мощь

идеологии, которая очевидно заходила в тупик. В то же время в "Празднике" наметилось и критическое отношение автора к еще не осознанной обществом, но уже нарождавшейся в интеллигентской среде моде на "антидогматизм". Гавел, естественно, не был членом партии, в тот момент еще не был и членом Союза писателей, он категорически не принимал официальную партийную идеологию, тогдашними фрондирующими интеллектуалами чаще всего обозначавшуюся понятием "догматизм", которому, соответственно, противопоставлялся "антидогматизм", но он почувствовал опасность идеологической моды как таковой, что и отразил в своем "Празднике".

Сатирическая злободневность сочеталась в пьесе Гавела с приемами театра абсурда. Характеризуя в "Заочном допросе" свою творческую манеру, он подчеркивал, что не стремится к изображению тонких психологических нюансов, называл себя "автором-конструктором". Однако в рамках своей поэтики ему удавалось создать выразительные современные типажи, а его тяготение к западному театру абсурда не исключало опоры на традиции отечественной драматургии. Так, в "Празднике" присутствует ремейк эпизода игры в шахматы из драмы Карела Чапека "Мать". У Чапека между собой играют братья-близнецы коммунист и фашист и никто из них не может добиться победы ни за шахматной доской, ни в жизни: оба погибают. У Гавела ловкий приспособленец Гуго играет в шахматы с самим собой - он не может проиграть: если проигрывают белые, то побеждают черные и наоборот - а Гуго всегда на высоте!

Вслед за "Праздником в саду" было поставлено "Уведомление" (1965) - самая "лингвистическая" пьеса Гавела: о введении в неком учреждении искусственного языка "птидепе", а потом еще более нового искусственного языка, что отражало абсурдность мира, где все решают не дела, а бессмысленные фразы. В то же время здесь высмеивалась готовность современных службистов бездумно выполнять любое, даже неизвестно кем предписанное нововведение.

В 1968 г. в "На забрадли" состоялась премьера последней перед наступлением эры "нормализации" комедии Гавела "Трудно сосредоточиться", посвященной личной жизни современного интеллектуала. Ее герой мечется между женой и любовницей, приволакивается за молоденькой секретаршей, откликается на любовный призыв ученой дамы и одновременно пишет философский труд в духе "метафизической диалектики" Гуго Плудека. По сюжету пьеса напоминает "Осенний марафон", только у чешского автора нет и тени симпатии ни к одному из персонажей, а над псевдонаучностью сочинений главного героя он явно издевается.

Театр был "главным призванием" Гавела, однако, по мере подъема в стране реформаторского движения, получившего впоследствии название "Пражская весна", он все больше и больше в это движение втягивается, сохраняя при этом независимость воззрений. В 1965 г. Гавел входит в редколлегию молодежного студенческого журнала "Tvaf", приверженного авангардизму и новой западной эстетике. Он становится членом Союза писателей, по его словам, прежде всего ради защиты журнала против нападок более консервативно настроенных литераторов, хотя и сам критикует "Tvaf" за групповщину. Но и в писательской организации он по-прежнему оставался своего рода смутьяном, бунтарем, ибо был настроен гораздо более радикально, чем большинство ее лидеров-реформаторов, которых он в "Заочном допросе" характеризует как "антидогматический истеблишмент" [1. S. 89]. Гавел организовал "Круг независимых писателей", был избран его председателем, однако, по его собственному свидетельству, "безусловно не находился в центре событий" [1. S. 111]. Он признает, что, как и большинство, поддался чувству эйфории по поводу того, что происходило, но его не покидал определенный скептицизм. Так, в "Допросе" он описывает самый многолюдный тогдашний митинг в Славянском доме. Гавел сидел на балконе, откуда наблюдал и за сценой, где находились лидеры движения И. Смрковский, М. Швермова, П. Когоут, Я. Про-

хазка и другие, и за переполненным зрительным залом. Он испытывал радость от происходящего, удовлетворение, но к этому чувству примешивалась досада, что пришлось так долго ждать вроде бы всем очевидных перемен. И еще: "Подчас мне также немного мешала та слегка эстрадная манера, с которой "герои Января" соревновались друг с другом в сентенциях и остроумных ответах. Возможно, я подсознательно побаивался, что это сигнализирует о каком-то фатально опасном легкомыслии, с которым здесь вершится история" [1. S. 111].

Гавел считал правильным, что его страна не попыталась с оружием обороняться от советских танков. Для его дальнейшего поведения большое значение имело недельное пребывание после 21 августа 1968 г. в северочешском городе Люберец, где он принял самое активное участие в организации выступлений против присутствия советских войск, писал комментарии для радио: "Эта неделя показала все бессилие военной мощи перед лицом противника, бороться с которым она не предназначена, и как на самом-то деле трудно овладеть страной, хотя и не оказывающей вооруженного сопротивления, но все гражданские структуры которой поворачиваются к агрессору спиной" [1. S. 125].

На рубеже 1968 - 1969 гг. произошла полемика между М. Кундерой и В. Гавелом, отголоски которой звучат до сих пор. В рождественском номере еженедельника Союза писателей "Listy" Кундера опубликовал статью "Чешская судьба", где превозносил достоинства чешского народа и чешской культуры, полагая, что установившаяся в первые месяцы после разгрома "Пражской весны" относительная свобода сохранится надолго и что в этом смысле "Пражская осень" демонстрирует не меньшее величие чешского духа, чем "Пражская весна". Гавел, вообще не склонный к восторженности, да к тому же умудренный опытом работы в Любереце, ответил Кундере в журнале "Tvaf" статьей с тем же названием, добавив к нему знак вопроса: "Чешская судьба?". В спокойном, но жестком тоне он опровергал эйфорические заявления Кундеры, не усматривая ничего обнадеживающего в явно промежуточной ситуации осенних месяцев 1968 г., предрекал неминуемые столкновения и репрессии, призывал собирать силы для долгого сопротивления: "Если мы не будем способны ни на что иное, как только согревать друг друга воспоминаниями о прошлых достижениях, внушающих веру в сохранение чешского народа, он очень скоро исчезнет. Не исчезнет он только в том случае, если тысячи его представителей без долгих разговоров приступят к борьбе за совершенно конкретные ценности как к своей каждодневной, очень важной и связанной с риском обязанности - не национальной, а попросту человеческой" (цит. по [4. S. 365]). В брненском журнале "Host do domu" перепечатали статью Гавела вместе с резким ответом Кундеры, который обвинил оппонента в бесполезном радикализме и "моральном экзгибиционизме", в желании прослыть героем, хотя ему ничто не угрожает, даже напомнил о его буржуазном происхождении. На этом полемика оборвалась, так как печать была остановлена, введена цензура и под запретом оказались оба участника спора и, как оказалось в дальнейшем, они начали бороться против установленного после замены Дубчека Гусаком режима "нормализации" на одной стороне баррикады, только Кундера - в эмиграции, а Гавел, отказавшийся от возможности уехать, - у себя на родине.

События "Пражской весны" Гавел попытался отразить в пьесе "Заговорщики", которая была тайно переправлена в ФРГ и поставлена в Рейнбеке возле Гамбурга в 1974 г. Сам он эту пьесу, которую несколько раз переделывал, считал слабой и не любил. Другая судьба была у "Оперы нищих" - его адаптации известного сюжета, но иной, чем у Брехта, которого Гавел упрекал в дидактичности. "Опера нищих" была поставлена в 1975 г. в местечке Горне Почернице недалеко от дачи Гавела в Градечке, куда к нему летом приезжали писатели-диссиденты, среди которых были и те, кого он раньше совершенно справедливо причислял к "антидогматическому истеблишменту": П. Когоут, Л. Вацулик, И. Клима, Я. Трефулька и др.

Теперь все они оказались "в одной лодке". Пропущенная по недосмотру полиции постановка "Оперы нищих", осуществленная самодеятельным коллективом под руководством давнего приятеля Гавела Андрея Кроба, собрала многих деятелей культуры и простых окрестных зрителей и стала заметным событием в развитии протестного движения.

1975 год можно считать важным рубежом в биографии Гавела-диссидента. Была поставлена, пусть, конечно же, всего один раз, его "Опера нищих", он запустил самиздатовскую серию "Экспедице"; поработав в качестве подсобного рабочего на пивоваренном заводе возле Градечка, написал на этом материале одноактную комедию "Аудиенция", в которой "пивоваренный" начальник в занудной беседе безуспешно пытается завербовать в доносчики подсобного рабочего - интеллектуала, диссидента, писателя Фердинанда Ванека. Успех "Аудиенции", которую разыгрывали в "домашних театрах", подпольно записали на пластинку (Гавел - в роли Ванека), подвиг автора на продолжение цикла злободневных "ваньковских" пьес ("Вернисаж", премьера в Рейнбеке возле Гамбурга в 1976 г., "Протест", премьера там же в 1979 г. - разумеется, речь идет о переводах на немецкий язык). В апреле 1975 г. появилось открытое письмо Гавела Густаву Гусаку, которое во множестве переписанных от руки копий ходило по стране.

Письмо Гусаку - это скорее даже не письмо, а объемная статья, брошюра, в которой Гавел, по форме обращаясь к руководителю КПЧ, в очень выдержанном тоне рассуждает о положении в "нормализованной" стране, отмечает, что в материальном отношении население стало жить лучше, но вместе с тем убедительно показывает углубляющийся в обстановке несвободы упадок нравственности, оскудение и деградацию культуры. По его определению, Гусак использует метод "экзистенциального давления" [5. С. 95], благодаря которому любой неугодный власти человек может оказаться в числе жертв "чехословацкого политического апартеида" [5. С. 96]. Относительное спокойствие в обществе достигается ценой духовного и нравственного кризиса. По словам Гавела, правительство Гусака выписало ордер на арест культуры: "Общий вопрос, следовательно, таков: к сколь глубокой духовной и нравственной импотенции нации приведет завтра нынешняя кастрация его культуры?

Боюсь, что пагубные общественные последствия этого надолго переживут конкретные политические интересы, которые их вызвали к жизни. Тем большей будет вина тех, кто принес духовное будущее нации в жертву интересам собственного настоящего" [5. С. 109].

В 1977 г. Гавел выступил одним из основных, если не главным, организатором "Хартии-77", в которой отстаивались права человека, - ее в течение короткого времени подписали более двухсот человек (в первую тройку подписавших вместе с Гавелом вошли бывший министр иностранных дел Иржи Гаек и философ Ян Паточка). "Хартия", число подписантов которой неуклонно продолжало увеличиваться, несмотря на противодействие властей, пытавшихся создать искусственное противодействие в виде так называемой "Анти-Хартии", была не просто текстом, но, по сути, практическим организатором разраставшегося и усиливавшегося оппозиционного движения.

Допросы и разного рода притеснения преследовали Гавела с первых дней гусаковской "нормализации", а теперь, особенно после выхода "Хартии-77", наступило время многократных арестов. По разным сконструированным обвинениям он провел в тюрьмах и колониях около пяти лет, иногда на тяжелых физических работах, но не прекращал творческой деятельности. В колонии под видом писем жене Гавел писал философско-этические эссе, которые критик Ян Лопатка собрал в книгу "Письма к Ольге" (вышла по-чешски в 1985 г. в Торонто в издательстве И. Шкворецкого "Сиксти-ейт-паблишерс"). Среди прозаических сочинений Гавела тех лет ("О человеческой идентичности", "Сила бессильных" и др.) особенно

выделяется, на мой взгляд, "Заочный допрос", о котором уже шла речь. Эта книга, насыщенная по содержанию, охватывающая и автобиографический, и исторический, и общественно-политический материал, написана живо, с неизменным юмором, и очень лаконично - в отличие от некоторых других работ автора, в которых, стремясь яснее и подробнее донести до читателя свою мысль, он допускает не всегда оправданные повторы и длинноты.

В задачи настоящей статьи не входит анализ политических и философских концепций Вацлава Гавела, я лишь хотела бы подчеркнуть такую их сторону, как специальная сосредоточенность на проблемах этики, морали, внимание к вопросам культуры. Он часто повторяет призыв: "Жить по правде", что, конечно же, сразу напоминает нам лозунг Солженицына "Жить не по лжи". Надо заметить, что в эссе Гавела нередко и с большим уважением называется имя Солженицына.

Гавел продолжает писать пьесы, возможно, ободренный успехом и популярностью "ваньковского цикла", хотя он обращается и к другим драматургическим жанрам. Экспериментальный характер присущ его пьесам "Гостиница в горах", "Искушение", "Реконструкция", которые ставятся в переводе на немецкий в ФРГ и печатаются по-чешски в Торонто. Лучшей пьесой тех лет можно назвать "Largo desolato" ("Скорбное Largo"), премьера которого состоялась в 1985 г. в Мюнхене. Главный герой - доктор философии и диссидент Копршива бесконечно устал от допросов и постоянного надзора полиции, но утомляют его и верные почитатели и назойливые возлюбленные. Он критикует "нормализацию", любуясь своей смелостью, и в то же время вызывает умиление окружающих приступами самообвинения, он мечтает изменить эту ненормальную жизнь, хотя бы и угодив в тюрьму. Гавел признавался, что наделил героя частью собственного жизненного опыта, но при этом подчеркивал, что это не автобиографическая пьеса, это - "притча о человеческой сущности, она, что называется, "о человеке вообще"" [6. С. 238].

Когда Гавел в "Заочном допросе" отвечал на вопросы Гвиждялы, он охотно раскрывал секреты поэтики своих драматургических произведений, собирался писать новые пьесы, но вряд ли предполагал, что почти на десять лет его главным занятием станет политика. Но именно такой "парадокс" случился после "бархатной" революции, которую он, конечно же, подготовлял всей своей диссидентской активностью.

29 декабря 1989 г. Гавел был избран президентом Чехословакии (президента избирает парламент). По свидетельству его соратников, например диссидента, соорганизатора Гражданского форума и затем первого чешского премьер-министра Петра Питгарта, он долго колебался, прежде чем выставить свою кандидатуру, тем не менее это произошло. Однако сразу же после начала существования нового чехословацкого государства начались и связанные с этим трудности. Гавел, во всем пытавшийся следовать традициям Т. Г. Масарика, был сторонником единого государства чехов и словаков, но ему не удалось переубедить словаков не настаивать на отделении, однако он способствовал тому, чтобы разделение Чехословакии произошло мирно и спокойно. Вскоре после "бархатной" революции последовал "бархатный развод" и при этом сохранились нормальные дружественные отношения между Словакией и Чехией. В 1993 г. Гавел был избран президентом Чехии и потом переизбран на второй срок.

Как и концепция единого чехословацкого государства, многие мечты Гавела о свободной демократической и процветающей республике оказались невыполнимыми, утопическими, некоторые занимаемые им позиции и принимаемые решения - ошибочными, но он, пусть не всегда результативно, стремился проводить нравственный подход к политике. И по-прежнему оставался человеком искусства.

В пражской Академии изящных искусств, произнося речь по случаю присуждения ему звания почетного доктора, Гавел сказал о себе: "[...] я, человек, которого

судьба в одну ночь перенесла из мира драматического искусства в мир большой политики" [5. С. 171]. Он рассуждал здесь о сходстве и различии политики и театра: "Один мой друг как-то сказал, что политика - это "концентрированное все". Это право, экономика, философия и психология. Но это с неизбежностью также и театр. Театр как знаковая система, которая апеллирует ко всей человеческой сущности, к человеку как члену сообщности и посредством микродейства, ее воплощающего, сообщает нечто о великом действе жизни и мира, пробуждая свойственным ей способом человеческое воображение и чувства" [5. С. 174]. Он убежден, что в политике своеобразно присутствует элемент драматического чувства и театральности, но присутствие это неоднозначно и может оказаться коварным: "Тот, у кого есть это чувство, может подвигнуть общество на великие и угодные Богу свершения, может культивировать в нем демократическую политическую культуру, гражданское мужество и ответственность, но точно так же он может пробуждать в людях самые низменные инстинкты и страсти, электризовать толпу и увлекать ее в пропасть" [5. С. 176]. Существенное различие между театром как родом искусства и театральном компонентом политики он видит в том, что в театре безумное шоу каких-нибудь фанатиков "никому особенно не угрожает и скорее, наоборот, подкрепляет культурный плюрализм и способствует формированию пространства свободы. Безумное шоу фанатичных политиков, однако, может ввергнуть в пучину бедствий миллионы людей" [5. С. 177]. Можно было бы поспорить о границах "культурного плюрализма", но гораздо важнее, что Гавел в этой речи, как практически во всех своих публичных выступлениях посленоябрьской эпохи, особо настаивает на ответственности политики и политиков. Это, как и внимательное, бережное отношение к культуре, остается для него главным.

На всем протяжении своего президентства Гавел не переставал пристально интересоваться театром, а выйдя в отставку, целиком отдался своему "главному призванию". В 2007 г. была опубликована его пьеса "Уход" ("Odchazeni". Мне более адекватным кажется перевод "Как уходят" или "Так уходят", потому что чешское слово означает сам процесс, а не факт и, кроме того, в русском уходе может послышаться еще и уход за больным, чего в чешском нет совсем). По моему мнению, это одна из лучших пьес Гавела, продолжающая линию таких его сочинений, как "Трудно сосредоточиться" и "Largo desolato", где своеобразная, по сути пародируемая, автобиографичность сочетается с притчевостью и важными обобщениями.

В "Уходе" рассказывается об отставке канцлера некой неизвестной страны Ригера, на место которого заступает его бывший заместитель, а позднее вице-председатель Кляйн, моментально сменивший подхалимскую манеру обращения с шефом на откровенное хамство и прибирающий к рукам все его, да и государственное тоже, имущество. Но Гавел не был бы самим собой, если бы интрига заключалась только в этом. В пьесе показана беспринципная пресса, преследующая отнюдь не только научные цели аспирантка Биа, манерная и властная "долголетняя подруга" канцлера Ирена, его корыстная старшая дочка Власта и другие колоритные современные персонажи. Но смешон и вовсе не благороден и сам главный герой. Ригер и его преемник Кляйн без конца повторяют одни и те же лозунги, которым на деле не собираются следовать: "человек в центре всего", "права человека", "меньше государства", "снизить налоги", "повысить выплаты", "свобода", "демократия", "рынок", "государство для гражданина, а не гражданин для государства" и т.п. Выброшенный из прекрасной виллы в вишневом саду, на месте которого Кляйн намеревается "для блага народа" воздвигнуть торгово-развлекательный комплекс с казино, оставленный всеми бывший всесильный канцлер быстро выходит из оцепенения и с энтузиазмом готов согласиться на должность советника советника Кляйна... При всей приверженности к абсурдизму Гавел не раз вводил в свои пьесы мотивы классической драматургии. В "Празднике в саду" это был ремейк игры

в шахматы из драмы Чапека "Мать". Пьеса "Искушение" (1986) вообще построена на шаржировании сюжета "Фауста" Гете: главного героя, научного сотрудника зовут Фоустка, влюбленную в него секретаршу - Маргарита. Фоустка безуспешно пытается соревноваться в интриганстве с обещающим ему всяческие блага пенсионером-инвалидом Фистулой и т.д. В "Уходе" Гавел снова использует материал классической драматургии. Здесь пародируются мотивы шекспировского "Короля Лира" (отношения Ригера с дочерьми), но особенно отчетливо просматривается перекличка с "Вишневым садом" Чехова, начиная с вишневого сада при вилле Ригера, заготовок вишневого варенья, старого слуги Освальда, про которого забывают, и до введения в текст прямых чеховских фраз ("Епиходов кий сломал!"). По ходу действия эта фраза вроде бы ничем не оправдана и героя с такой фамилией в пьесе нет, но она важна для передачи общей абсурдности происходящего и воссоздает знакомую чеховскую атмосферу, в которой присутствует комическое и все же преобладает грусть.

"Уход" был достаточно оперативно переведен на русский язык О. Лукиной и опубликован в первом номере журнала "Иностранная литература" за 2009 г. А в апреле того же года на сцене "Театра на Таганке" спектакль по этой пьесе показал чешский театр из города Градец Кралове, причем режиссуру осуществил тот самый Андрей Кроб, который в 1975 г. в "нормализованной" Чехословакии поставил гавеловскую "Оперу нищих".

С постановкой "Ухода" в Чехии было связано множество споров и конфликтов. Так как автор считал, что для пьесы первостепенно важно, как она разыграна, то он попробовал себя в совершенно новом для него амплуа: сделал по "Уходу" фильм по своему сценарию и сам выступил в качестве режиссера. Мнения о фильме высказывались разноречивые, наверное, некоторые упреки критиков были справедливы, вполне возможно, что, набравшись опыта, Гавел какой-то следующий фильм сделал бы лучше, но этому уже не суждено было случиться.

Я не была лично знакома с Гавелом, видела его всего несколько раз, но в своего рода переломные моменты и не могу не вспомнить об этом. Впервые я увидела его в 1965 г. в театре "На забрадли", где давали "Праздник в саду". В перерыве между действиями мне показали автора: рыжеватый молодой человек невысокого роста быстро передвигался между рядами, на ходу здороваясь с кем-то из знакомых. В следующий раз я увидела Гавела ровно через 34 года. 18 ноября 1989 г. группа сотрудников нашего института приехала в Прагу в родственный академический институт на давно запланированную конференцию по современной литературе и мы попали на самый пик "бархатной" революции. Чешская столица бурлила. Бесконечная студенческая процессия шла по проспекту Народни тршида. На следующий день с балкона издательства "Мелантрих" Гавел, возглавивший только что возникший Гражданский форум, обращался с речью к людям, заполнившим до самых краев огромную Вацлавскую площадь. Перед этой сугубо мирной силой коммунистическое руководство страны стремительно отступало практически без сопротивления.

В июле 1990 г. я привезла в Прагу внука - школьника, чтобы показать ему этот прекрасный город. Только что состоялась инаугурация Гавела как президента Чехословакии, по этому поводу на Граде было устроено народное гуляние, куда отправились и мы с внуком - никакого приглашения не требовалось. Во всех дворах Града гремела музыка, народ угощали популярными крендельками и прочей снедью, вплоть до пива с сосисками. В разгар праздника на дворцовый балкон вышел веселый президент, приветствуя собравшихся. И еще одно тогдашнее воспоминание. Знакомые чехи рассказывали мне, что вскоре после избрания президент приехал на один из крупных заводов в куртке спортивного типа, которую обычно носил, а рабочие обиделись: что же, не посчитал нужным для нас одеться получше? Больше таких ошибок он не совершал. А в последний раз я видела Га-

вела в Москве на юбилее Ю. П. Любимова: он поднялся на сцену Таганки, чтобы поздравить своего давнего знакомого и театрального единомышленника со славным 90-летием и выразить надежду на совместную работу...

Серьезные проблемы с легкими обнаружились у Гавела еще в тюремной больнице во время очередного ареста в годы "нормализации"; став президентом страны, он перенес несколько тяжелых операций по поводу рака, но и в самых трудных условиях не прекращал выполнять свои обязанности. После очередной и, как оказалось, последней операции он поехал отдохнуть на свою старую дачу Градечек, откуда 18 декабря 2011 г. пришло печальное известие о его кончине, которое всех поразило, потому что в Чехии привыкли: да, Гавел часто болеет, одна операция следует за другой, но он все так же активен, пишет, выступает, спорит, теперь вот взялся еще и за режиссуру. Казалось, так будет всегда.

Гавел заработал репутацию бунтаря еще своей полемикой с представителями литературного истеблишмента, как догматического, так и "антидогматического", укрепил ее в годы диссидентства выступлениями против гусаковской "нормализации", отсидками в тюрьме; эту репутацию не поколебало и его пребывание в должности президента, тем более - возвращение к театру и неожиданное для всех смелое обращение к кино. С ним многие полемизировали, его критиковали, но подлинное отношение к нему народа показали те сотни тысяч пражан и приезжих, которые пришли проститься с ним на пражский Град. Похоронили президента-драматурга по его завещанию на старом пражском Ольшанском кладбище в семейном склепе Гавелов рядом с его первой женой Ольгой.

Осталась память, остались книги, эссе, "Заочный допрос", спорный фильм, остались пьесы. Гавел прожил бурную и сложную жизнь в сложную бурную эпоху, он не просто наблюдал за происходящим, он действовал, подчас ошибался, но всегда стремился понять, что и почему происходит именно так и писал об этом. Гавел говорил, что его пьесы не стоит читать, надо смотреть спектакли по ним на сцене. Полагаю, что это все-таки не совсем так и что драматические произведения Гавела, как и другие его сочинения, еще по-настоящему не прочитаны, тем более -подробно не проанализированы, а они этого заслуживают и ждут.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Havel V. Dalkovy vyslech. Rozhovor s Karlem Hvizd'alou. Praha, 2000.

2. Literarni noviny, 2011. 19 XII. 3.Kveten. 1956. Roč. 2. N 1.

4. Svedectvi. 1990. N 89 - 90.

5. Гавел В. Гостиница в горах / Пер. И. Безруковой. М., 2000.

6. Гавел В. Трудно сосредоточиться / Пер. М. Семеновой. М., 1990.

Постоянный адрес данной публикации: