Международные отношения в Европе в предвоенный период привлекают в последнее время пристальное внимание историков: появились достаточно серьезные основания для того, чтобы вписать в историю новые, до сей поры малоизвестные, но весьма важные страницы. Это относится и к проблеме, связанной со строительством так называемой буковинской железной дороги в 1936 - 1938 гг., которая должна была пройти через Румынию, связав территорию Чехословакии с Советским Союзом, и стать технической основой для выполнения советско-чехословацкого договора о взаимопомощи от 16 мая 1935 г. Его заключение, равно как и заключение советско-французского договора о взаимопомощи от 2 мая 1935 г., было вынужденным шагом, который сделали Париж, Москва и Прага в ответ на замыслы правящих кругов Берлина, Варшавы и Токио развязать ориентировочно в течение второй половины 1935 г. войну, что нашло частичное отражение в секретном польско-германском договоре от 25 февраля 1934 г. [1. С. 211 - 213].

Весной 1936 г. стал очевиден крах прежней системы безопасности в Европе, и перед европейскими странами встала актуальная задача создания новой системы. Великие державы выступили с инициативой заключения так называемого Западного пакта. Чехословакия предпринимала активные попытки участвовать в процессе его обсуждения и одновременно была занята поиском альтернативных путей обеспечения своей безопасности. Договор о взаимопомощи и воздушная конвенция, заключенная с Москвой 17 мая 1935 г., позволяли чехословацкому министру иностранных дел Эдуарду Бенешу начать подготовку к наихудшему варианту развития событий, т.е. на случай военной агрессии со стороны гитлеровской Германии: укрепить северо-западные границы, создать стратегические резервы на восточных границах страны, модернизировать вооруженные силы, укрепить контакты с руководством Красной армии и т.д. Однако отсутствие общей советско-чехословацкой границы затрудняло перспективу двустороннего стратегического взаимодействия. Одной из немногих возможностей ее решить было согласие Бухареста на перемещение советских военных сил через румынскую территорию в случае германской агрессии против ЧСР. Поэтому для чехословацкого руководства задачей первостепенной важности становилось достижение соответствующей политической договоренности с румынским руководством. На горизонте замаячил силуэт советско-чехословацко-румынского политического сотрудничества.

Осенью 1935 г. появились первые признаки сближения Румынии с Чехословакией и Советским Союзом. Прага добивалась согласия Бухареста на пропуск

Морозов Станислав Вацлавович - д-р ист. наук, г. Санкт-Петербург.

советских войск [2. Т. I. S. 305], а Москва стремилась к заключению договора о взаимной помощи на случай войны. Следует отметить, что согласие на пропуск советских войск рассматривалось как обязательство-минимум, а задачей-максимум должен был стать тесный военный союз. Этот договор был бы третьим, недостающим, звеном в системе договоров СССР - Франция и СССР - ЧСР и придал бы им более конкретный характер.

Появились первые плоды начавшегося советско-румынского сближения. Уже в середине октября 1935 г. был восстановлен Тираспольский мост через р. Днестр, который был частично разрушен в связи с бессарабскими событиями в 1919 г. На мосту были уложены как европейская, так и российская (широкая) колеи. Предполагалось, что Советский Союз оборудует свой подвижной состав специальными устройствами, позволяющими быстро переводить его на более узкую [3. Оп. 28/2. Д. 333. С. 76. Д. 39. Л. 15].

Проходившие весной 1936 г. переговоры между Москвой, Прагой и Бухарестом предусматривали заключение советско-румынского договора о взаимной помощи и соглашения о пропуске через румынскую территорию, в случае возникновения угрозы для независимости Чехословакии, советских войск во исполнение условий советско-чехословацкого договора. Переговоры шли очень медленно, так как встречали на своем пути значительное противодействие со стороны влиятельных придворных и военных кругов Румынии, которые решительно выступили против возможности предоставления советским войскам права прохода через Буковину.

Заключение германо-австрийского соглашения от 11 июля 1936 г. форсировало румыно-чехословацкое сближение. Между Чехословакией и Румынией была достигнута договоренность о сооружении железной дороги Висаул - Ватра-Дорней, которая связала бы Чехословакию с Советским Союзом через румынскую территорию [4. S. 236 - 237; 5. С. 129]. 15 июля 1936 г. в Праге было подписано соглашение о предоставлении Румынии займа в сумме 220 млн. крон сроком на 10 лет для оплаты румынских военных заказов в Чехословакии. Одновременно Румынии был предоставлен заем в сумме 80 млн. крон на "милитаризацию" румынских железных дорог, т.е. фактически на строительство железной дороги, которая бы связала ЧСР и СССР [6. С. 159; 7. Р. 407 - 409]. Совместный шаг Бенеша, ставшего в декабре 1935 г. президентом страны, и румынского министра иностранных дел Николае Титулеску имел важнейшее значение, так как после завершения ее строительства военно-стратегические позиции ЧСР существенно бы усилились.

Но эти обстоятельства доставляли немалое беспокойство главе польского МИД Юзефу Беку. Его деятельность во второй половине лета 1936 г. была чуть ли не целиком связана с румынским направлением, вернее, с попытками добиться отставки неугодного ему Титулеску. Следует отметить, что эту же цель преследовал и МИД Германии: зная, что король Кароль II поручил Титулеску окончательно урегулировать проблему Бессарабии, провоцировал последнего на выдвижение максималистских требований, прекрасно понимая, что СССР не собирался заключать какие-либо соглашения под румынскую диктовку. В этом же направлении действовали Рим и даже союзный Белград [8. S. 435]. Но, как писал С. Цат-Мацкевич, "львиную долю работы по дискредитации Титулеску проделал Арцишевский"¹ [9. S. 121].

¹ М. Арцишевский - польский посланник в Бухаресте.

Бек действовал аналогично через А. Пониньского, поверенного в делах польского дипломатического представительства в Бухаресте. В беседе с маршалом Авереску 23 июня 1936 г. Пониньский подчеркнул, что польский МИД обладает информацией, свидетельствующей об обещании Титулеску оказать эвентуальную помощь СССР и ЧСР путем вхождения Румынии в систему франко-советско-чехословацкого союза. Далее он указал на близкие контакты Титулеску с советским полпредом в Бухаресте М. С. Островским. Этот факт, как и ряд других, в том числе и визит Титулеску ночью перед его отъездом в Монтре 22 июня 1936 г. в советское представительство в Бухаресте, должны были свидетельствовать, по мнению польского дипломата, о ведущихся тайных закулисных советско-румынских переговорах. В ходе беседы маршал заявил, что "советофильская политика г. Титулеску не имеет никакой поддержки в массах и столкнется с решительным противодействием всех понимающих свою ответственность сил в Румынии" [10. S. 114].

Тучи над главой румынского МИД все более сгущались, и после того, как Титулеску с Литвиновым согласовали положения будущего советско-румынского договора в июле 1936 г. в Монтре на конференции по проливам² [11. Р. 59; 12. S. 329], его судьба была предрешена. После того, как в августе 1936 г. в германской печати появилось сообщение о том, что Румыния предполагает приступить к постройке железнодорожной линии, соединившей бы через румынскую территорию Чехословакию с СССР, а румынское дипломатическое представительство в Берлине его опровергло³ [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 2], отставка румынского министра стала неминуемой. Она последовала 29 августа 1936 г. [13. Р. 96; 14. S. 425 - 426; 10. S. 104 - 123]. Польская пресса с энтузиазмом приветствовала это событие, сообщая, что "пребывающий на Ривьере Титулеску о создании нового кабинета был проинформирован пост-фактум", и что этот успех - заслуга польской дипломатии и ее руководителя Ю. Бека [15]. Хорошо осведомленный о положении в Румынии орган польских торговых кругов "Codzienna gazeta handlowa" писал о сознательном стремлении к тесному политическому и военному сотрудничеству Румынии и Польши [14. С. 13].

Политическая ситуация в Европе продолжала развиваться неблагоприятным для Чехословакии образом. Через три дня после соглашения о сооружении железной дороги Висаул - Ватра-Дорней, 17 - 18 июля 1936 г. в Испании начался вооруженный мятеж во главе с генералом Франко, на помощь которому пришли Гитлер и Муссолини, что способствовало дальнейшему политическому сближению Германии и Италии. 25 октября 1936 г. итальянский министр иностранных дел Г. Чиано подписал в Берлине с Риббентропом официальное соглашение о создании "оси Берлин - Рим". Гитлер одобрил захват Эфиопии Италией, обе державы оси признали правительство Франко, стороны договорились о разграничении сфер экономической деятельности Германии и Италии на Балканах и в Дунайском бассейне [16. С. 582 - 583]. Начало сбываться пророчество американского посла в Берлине Вильяма Додда, сделанное им в связи с подписанием соглашения Гора - Лаваля, о том, что оно открыло дорогу к заключению германо-итальянского союза, который мог превзойти французское политическое влияние на европейские дела [17. С. 366].

Несмотря на лихорадочные попытки Польши и Чехословакии каким-то образом уберечь от ревизии свои границы, руководству обеих стран постепенно

² Титулеску показал свою запись о беседе с Литвиновым Полю Бонкуру.

³ Эта информация 13 августа 1936 г. поступила из Берлина по каналам ТАСС.

становилось ясно, что они фактически не в силах воздействовать на складывающиеся обстоятельства. Усилия, которые министр Бек прикладывал на западном направлении, так и не вывели Польшу на уровень великой державы. Действия Бенеша также не увенчались успехом, но в отличие от Бека у него еще оставалась возможность усилить позиции - построить из СССР в ЧСР через румынскую территорию стратегическую магистраль, скрывая этот факт от западных партнеров.

Тем не менее, кое-какая информация все же просачивалась в печать. 13 ноября 1936 г. газета "Národni listy" в связи с поездкой заместителя министра иностранных дел Румынии В. Бэдулеску в Прагу указывала, что особое внимание будет уделено вопросу финансирования строительства новой железной дороги, которая свяжет Чехословакию и СССР [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 58]. Другими словами, и румынское руководство, несмотря на политический флирт с Варшавой, не упускало из виду советское направление в двусторонних отношениях с ЧСР.

Учитывая тот факт, что новый глава кабинета министров Румынии В. Антонеску продолжал заверять польское руководство в том, что позиция его кабинета на случай предполагаемого прохода советских войск через территорию Румынии остается без изменений [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 65], чиновники польского МИД были вынуждены сосредоточить на двустороннем сотрудничестве особое внимание. Польская сторона стремилась к установлению доверительной атмосферы, однако поступавшие сообщения вызывали у нее настороженность и подозрения, что румыны все-таки продолжают вести переговоры с русскими. Для оказания давления на Бухарест были использованы те пункты договора о польско-румынском военном союзе, которые обязывали стороны консультироваться между собой в случае присоединения к новым соглашениям [18. S. 34].

С середины ноября атмосфера в международных отношениях стала сгущаться, и это было, в частности, связано с подписанием между Германией и Японией 25 ноября 1936 г. так называемого антикоминтерновского пакта. Особое значение имел второй пункт соглашения, предписывавший сторонам принимать необходимые меры против тех, кто действует в пользу Коммунистического Интернационала, что давало возможность договаривающимся сторонам под предлогом борьбы против Коминтерна вмешиваться в дела других государств [16. С. 591]. Тайная часть пакта включала дополнительный протокол, состоявший из трех статей, а также двух нот с его интерпретацией, которыми обменялись Риббентроп и японский посол в Берлине. Тайный дополнительный протокол содержал взаимные обязательства сохранять дружественный нейтралитет и консультироваться, если одна из сторон окажется в состоянии войны с СССР. Вторая статья протокола обязывала обе стороны воздерживаться от заключения с СССР политических договоров, противоречащих духу пакта. Как и пакт, оба протокола были действительны в течение 5 лет [19. S. 493].

Подписание антикоминтерновского пакта сопровождалось слухами о существовании планов раздела Чехословакии. Например, в письме от 26 ноября 1936 г. советскому полпреду в Праге С. Александровскому нарком М. Литвинов, в частности, сообщал: "Из источника, за безусловную достоверность которого я не ручаюсь, известно, что Муссолини предлагал Белграду следующую комбинацию. Германия получает согласие на аншлюс, Италия, Югославия и Венгрия заключают блок, к которому присоединяется Польша, которая в результате раздела Чехословакии получает общую границу с Венгрией. Чехословакия делится между Венгрией, Польшей и Германией, взамен чего Германия отказывается от

дальнейшей экспансии на восток и поворачивается фронтом к Франции и Великобритании, добиваясь колоний" [20. Т. XIX. С. 781].

В ответном письме от 1 декабря 1936 г. Александровский подтвердил информацию о планах раздела ЧСР, но уже полученную от чешской стороны. "В разговоре со мной 1 ноября с.г. Крофта⁴ упоминал о польском проекте раздела Чехословакии. Сейчас по Праге ходит слух, преподносящий вопрос о плане раздела Чехословакии в следующей развернутой версии. Судето-немецкие части отходят к Германии. Словакия присоединяется к Венгрии. Польша получает Моравскую Силезию и ряд исправлений на своей границе в Татрах и Карпатах. Закарпатская Русь отходит к Венгрии лишь в незначительной части. Карпатские же горы отходят к Румынии с тем, чтобы румынская граница приняла в стратегическом отношении "естественный характер". Я ни в какой степени не выдаю изложенное за сколь-нибудь серьезный план. Разговоры на эту тему слышны в журналистских кругах. Однако, поскольку изложенное в главных чертах совпадает с тем, что Вы сообщили мне в Вашем письме от 26 ноября, я решил Вас осведомить об изложенном и попытаться следующей почтой произвести проверку в первоисточниках" [20. Т. XIX. С. 626].

Тревожные слухи относительно будущего Чехословакии заставляли ее руководство постоянно заботиться об укреплении обороноспособности страны, что побуждало развивать военное взаимодействие с Советским Союзом. Источник польской разведки в ЧСР сообщал 28 ноября 1936 г.: "Между СССР и Чехословакией начато далеко идущее сотрудничество в области авиации. Строятся аэродромы в Ужгороде, Кошицах, Зилине, Тренчине, Нитре и Пахе, а еще в 38 районах исследуются условия для их строительства" [21. Оп. 3. Д. 357. Л. 45].

Но чехословацкий президент занимал очень осторожную позицию в вопросах военного взаимодействия с Москвой. В частности, 9 ноября 1936 г. из Генерального штаба РККА поступило предложение углубить и укрепить существующие связи между чехословацкими и советскими военными путем обсуждения между "соответствующими военными представителями основных линий стратегического плана действий". Проинформировав Париж об этом предложении, Бенеш предлагал использовать русский козырь лишь в том случае, если усилия к достижению соглашения с Германией натолкнулись бы на трудности и препятствия [22. С. 434]. Одновременно представители официальных властей отрицали причастность СССР к военным мероприятиям, проводившимся в ЧСР [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 53, 81].

Советское политическое руководство внесло соответствующее положение в новую конституцию, чем еще раз демонстрировало свою серьезную готовность прийти союзникам на помощь в случае возникновения для них реальной опасности. Московский корреспондент полуофициального органа чехословацкого МИД "Prager presse" в статье от 8 декабря 1936 г. об итогах работы VIII чрезвычайного всесоюзного съезда Советов сообщил, что окончательная формулировка ст. 49 новой конституции позволит СССР оказывать помощь другим государствам в соответствии с договором о взаимопомощи. Во всяком случае, французские делегаты пришли к выводу, что прежняя формулировка делала проведение его в жизнь затруднительным [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 75].

Наиболее важным следствием пережитого чехословацким руководством в конце 1936 г. ощущения опасности стала определенная эволюция внешнепо-

⁴ К. Крофта - министр иностранных дел ЧСР.

литической позиции самой влиятельной парламентской партии аграриев. Это следует из донесения польской военной разведки "Новые пути чехословацкой внешней политики" от 10 декабря 1936 г. Во-первых, в нем говорилось о том, что сближение с Советским Союзом в военной области было не эпизодом, а носило характер долговременного сотрудничества. Источник анализировал expose Крофты в комиссиях по иностранным делам обеих палат парламента, ставшее своеобразным подведением итогов внешней политики Чехословацкой республики в 1935 - 1936 гг., и подчеркивал, что, хотя в выступлении министра тема отношений с СССР и мера обеспечения безопасности государства на случай нападения Германии не была затронута напрямую, главной была именно она. Во-вторых, в донесении содержался весьма важный вывод, что "при необходимости обеспечить безопасность государства от внешних угроз, в первую очередь со стороны Германии, и в условиях весьма ухудшившихся отношений с Польшей [...] аграрии отказались от проводимого с момента возникновения республики сопротивления политике сближения с СССР и дали свое согласие на соответствующий союз" [21. Оп. З. Д. 357. Л. 53].

Эволюция внешнеполитических взглядов в рядах чехословацкого руководства не осталась незамеченной и в польской печати. "Kurjer poranny" поместил 22 декабря 1936 г. передовую статью под заголовком "Чехословакия накануне пересмотра основ своей внешней политики". В ней говорилось, что прежняя внешняя политика ЧСР потерпела фиаско. Упомянув последнее expose Крофты, в котором содержалось "отступление от официальных тезисов чехословацкой внешней политики", газета выразила сожаление по поводу того, что подобные оговорки не оформлены в "единую концепцию" [3. Оп. 28/2. Д. 114. Л. 85]. В целом позиция газеты отразила ситуацию, когда обе стороны относятся друг к другу со значительной долей недоверия.

И донесение польской разведки, и статья в газете свидетельствовали о том, что чехословацкое руководство изменило свою позицию и исподволь подготавливало общественное мнение относительно возможности дальнейшего сближения с Советским Союзом в том числе на румынском направлении.

31 марта 1937 г. газета "Berliner tageblatt" сообщила, будто бы в Бухаресте получена нота советского правительства, содержащая признание "суверенитета Румынии над Бессарабией". Подобное сообщение поступило в этот же день и из Лондона [3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 50]. Это известие многие рассматривали в качестве косвенного подтверждения того, что между СССР и Румынией заключен союзный договор. 1 апреля 1937 г. в газете "Evening standard" московский корреспондент Бритиш Юнайтед пресс сообщил, что советское правительство не посылало Румынии ноту, но официального опровержения ТАСС через агентство Рейтер не последовало [3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 53].

Еще большее беспокойство у официальной Варшавы мог вызвать тот факт, что эта тема стала активно обсуждаться в дипломатических кругах. В частности, утром в субботу 3 апреля 1937 г. американского посла в Берлине Додда посетил чехословацкий посланник В. Маетны, который сообщил, что между Румынией и Россией на днях заключен договор о признании границ и сотрудничестве в вопросе о мире. Американский дипломат подтвердил, что уже слышал об этом [17. С. 483].

Своеобразным аккомпанементом к этой информации звучало интервью министра Крофты для газеты "Се soir", опубликованное 31 марта 1937 г. В частности, он отметил прочность Малой Антанты и заявил, что Чехословакия радуется (кур-

сив мой. - С. М.) польско-румынскому сближению, а также итало-югославскому договору не менее, чем договору о взаимной помощи между Прагой и Москвой [3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 53].

Германские дипломаты действовали по классическому завету Талейрана: "Язык должен скрывать истинные мысли", имевшему в виду официальные заявления. В частности, в конце марта 1937 г. министр иностранных дел Германии фон Нейрат с удовлетворением отмечал, что "Малая Антанта начинает давать трещину" [23. Р. 262]. В неофициальных же беседах особо не церемонились. Германский посол в Варшаве Ганс фон Мольтке во время беседы с заместителем министра польского МИД графом Я. Шембеком 6 апреля 1937 г. оказывал на него сильнейший нажим в связи с предполагаемым согласием Румынии пропустить через свою территорию советские войска в Чехословакию в обмен на признание ее суверенитета над Бессарабией [24. Оп. 1. Д. 130. К. 67 - 71].

Не на шутку обеспокоенный Бек решил лично удостовериться в том, насколько обоснованы все эти слухи. Этой цели должен был служить его визит в Румынию, намеченный на первую половину третьей декады апреля. Однако сначала он, по согласованию с Берлином, совершил блиц-поездку в Вену, где, по утверждению Палена⁵, уговаривал австрийских политиков воздерживаться от близкого сотрудничества с Прагой [25. S. 340 - 343; 12. S. 375]. 19 апреля 1937 г. глава польского МИДа сформулировал цель своего визита в Бухарест во время своей беседы с германским послом в Варшаве Мольтке - "укрепить Румынию в ее самостоятельной политике" [26. S. 330]. Европейская печать, не скупясь, комментировала его предстоящую поездку. 18 апреля 1937 г. из Бухареста по каналам ТАСС сообщали, что в Румынии придают большое политическое значение предстоящему приезду польского министра. В журналистских кругах утверждали, что во время своего пребывания в гостях Бек обменяется мнениями с румынскими государственными деятелями по поводу ведущихся в настоящее время итало-румынских переговоров о заключении двустороннего соглашения [3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 67]. В отличие от румынских журналистов, нарочито демонстрировавших полное неведение касательно цели приезда польского гостя, французские журналисты проявили самаритянскую заботу о польско-чехословацких отношениях. Бухарестские газеты наперебой цитировали выдержки из статьи французской газеты "Le Temps" о положении в Центральной Европе: "Более тесное сотрудничество Варшавы с Бухарестом даст возможность уладить в критические моменты трения, встречающиеся между Прагой и Варшавой" [3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 69].

Сообщения, поступавшие с телетайпной ленты после прибытия Бека в Бухарест, сразу же все поставили на свои места. 24 апреля 1937 г. французское информационное агентство Гавас (Havas) сообщило, что во время переговоров обсуждалась возможность расширения сотрудничества между генеральными штабами обеих стран. Как известно, польско-румынский союзный договор 1921 г. предусматривал взаимную помощь в случае агрессии с любой стороны, но практически учитывал лишь советское направление, поэтому для Бека не составляло труда обстоятельно обсудить интересовавшую его тему. Это подтверждается сообщением корреспондента того же агентства 25 апреля, что в ходе визита подробно рассматривался вопрос о взаимоотношениях Румынии и Польши с Советским Союзом. По имеющимся сведениям, Бек особый упор делал на демонстрации тех опасностей, которые повлечет за собою советофильская политика Румынии

⁵ Ф. Папен - в 1933 - 1934 гг. вице-канцлер, в 1934 - 1938 гг. - посол Германии в Австрии.

[3. Оп. 28/2. Д. 185. Л. 70 - 71]. Судя по всему, у польского министра появились весомые основания полагать, что слухи, для проверки которых он, собственно говоря, и совершил визит к союзнику, достаточно обоснованы, и на пути советско-румынского сближения сделан реальный шаг. Это означало, что в случае опасности для Праги на помощь ей через румынскую территорию пойдут эшелоны с советской военной помощью.

Многочисленные публикации в печати, неофициальные свидетельства дипломатов, высказывания Бека на завершающем этапе его визита в Бухарест, ничем неприкрытое натравливание Гитлером на ЧСР венгерских ревизионистов, развернувшаяся кампания в чехословацкой печати партии аграриев за пересмотр внешней политики страны, уверенное поведение министра Крофты - в совокупности все эти факты можно рассматривать как свидетельство того, что Бухарест достиг определенной договоренности с Москвой. Ведь еще в феврале 1937 г. Румынией был выпущен заем на сумму 3 млн. ф. стерл., покрытый главным образом французским и чехословацким капиталом, на строительство из советских материалов так называемой буковинской железной дороги длиной в 200 миль [3. Оп. 28/2. Д. 333. Л. 76 - 77].

Следует полагать, что многочисленные данные о подписании в конце марта 1937 г. советско-румынского договора означали, что началась фактическая реализация этого плана. Следовательно, румынская сторона, несмотря на все старания польской дипломатии воспрепятствовать, пошла на правовое оформление договоренности с Москвой о пропуске советских войск через свою территорию⁶ [27]. Это означало, что после создания стратегического железнодорожного коридора применить ст. 19 Устава Лиги Наций, предусматривавшей мирную ревизию границ, в отношении Чехословакии будет затруднительно. Бенеш был опытным политиком и, заимев такой рычаг, как защищенную правовой договоренностью железнодорожную связь с СССР, получил бы возможность исключить в отношении своей страны эту опасность. А вот шанс "перевести стрелку" на поляков, с тем чтобы западные державы предложили им решить проблему немецкого меньшинства в Польше и произвести ревизию польско-германских границ, мог представиться весьма серьезный. Ведь в подписанном польско-германском договоре о нацменьшинствах от 5 ноября 1937 г. не было подтверждено существовавшее ранее status quo по Данцигу и положению немцев на западе Польши, что позволяло Гитлеру в любой момент поставить эти вопросы [1. С. 353]. Поэтому, заполучив в свое распоряжение буковинскую железную дорогу, чехословацкий президент мог попытаться шантажировать англичан и французов, в том числе и разыгрывая "советскую" карту. Скорее всего поляки не согласились бы на ревизию своих границ и в результате славянские Варшава и Прага могли пойти на взаимное сближение и более тесное сотрудничество с СССР, отношения которого с Германией в тот момент были весьма прохладными.

Ю. Бек не мог не понимать эту неприятную для его страны перспективу. 25 апреля 1937 г. он дал интервью представителю итальянского агентства Стефани, в котором призвал к созыву международного совещания для нового урегулирования вопросов сотрудничества европейских государств [28. S. 311]. Польский министр указал на необходимость изменения Устава Лиги Наций с учетом изменений в международной жизни. В заключение Бек заявил, что сказанное им "не

⁶ В официальном сборнике дипломатических документов, выпущенном МИД РФ и МИД Румынии в 2000 г., этот документ не опубликован.

должно рассматриваться как выступление против каких-либо идеалов, а всего лишь как реалистическая оценка существующего положения вещей" [2. Vol. III. S. 253]. Польский министр иностранных дел не мог не понимать, что через год-другой, когда окончится срок действия секретного польско-германского договора от 25 февраля 1934 г. [1. С. 211 - 213, 295, 386], может выясниться, что польско-германская декларация от 26 января 1934 г. для Гитлера ничего уже не значит. Практически повлиять на создавшуюся ситуацию Бек был не в силах, поэтому ему оставалось лишь призывать к пересмотру Устава Лиги Наций - он, конечно же, имел в виду ст. 19.

Внешнеполитические построения Бенеша свидетельствовали о том, что он умел смотреть на вещи глубже, чем правительство Польши. Весна 1935 г. показала, что помочь защитить ЧСР от территориальной ревизии реально проявил готовность лишь СССР. Поэтому весной 1937 г., когда планы создания советско-чехословацкого стратегического коридора через румынскую территорию были переведены в практическую плоскость, Бенеш чувствовал себя намного спокойнее и увереннее, по сравнению с Беком. Однако верный чувству самосохранения он тщательно скрывал свой просоветский курс не только от западных, но и от своих дипломатов, камуфлируя его видимостью различных комбинаций с другими странами. В разосланной 9 мая 1937 г. инструкции дипломатическим учреждениям за границей, где разъяснялось отношение Чехословакии к возможным международным комбинациям, назывались восемь европейских государств, но Советский Союз не был упомянут [29. С. 282].

Тактику Бенеша следовало признать весьма разумной - он укреплял военно-стратегическое сотрудничество с СССР, а Западу постоянно демонстрировал свою готовность к ведению с ним диалога. Строительство стратегической магистрали через румынскую территорию приобретало для него в тот период неимоверную важность, так как давало шанс избежать территориальной ревизии государственных границ.

Польское руководство стремилось всячески привлечь румын на свою сторону - в июне 1937 г. Румынию посетили президент И. Мосцицкий и министр Ю. Бек, а во время ответного визита короля Кароля в Варшаву в июле 1937 г. ранг дипломатических представительств был поднят до уровня посольств [26. S. 212]. Официальные лица при случае не упускали возможность осведомиться, насколько далеко зашло советско-румынское сотрудничество. В третьей декаде июля 1938 г. в Бухарест на похороны королевы-матери в качестве представителя президента Польши И. Мосцицкого отправился граф Шембек. 26 июля в ходе длительной беседы он пытался убедить румынского министра иностранных дел Н. Петреску-Комнена в необходимости улучшения отношений с Венгрией, что вызвало у последнего ряд возражений. Когда же заместитель Бека попытался выяснить, насколько верны слухи о том, что Румыния готова предоставить советским войскам право прохода для выполнения обязательств по советско-чехословацкому договору, реакция главы бухарестского МИД оказалась, по меньшей мере, странной. Он категорически заявил, что Румыния не пропустит через свою территорию ни одного советского солдата, но добавил, что говорит это не как министр иностранных дел, а "как господин Комнен" [12. S. 429].

Слова главы румынского МИД свидетельствовали о том, что Румыния стремилась прежде всего в максимальной степени соблюсти свои экономические интересы: развитие инфраструктуры страны. Дорога шла от Тирасполя до Кымпулунга, откуда была построена совершенно новая магистраль длиной 60 миль, пересекав-

шая Карпаты в направлении Закарпатской Украины и проходившая через Трояна Стампи, Борша и до Валеа Вишэулуй. Здесь линия разветвлялась: одна ветка шла на север к городу Ясиня на границе с Польшей и была известна как Ясинская железная дорога. Другая - к Сигету, где она пересекала границу Закарпатской Украины примерно в 40 милях к востоку от Хуста. Несмотря на то что румынский король Кароль высказывал открытое недоверие Москве, он не противодействовал прокладке этой железной дороги, более того, "работы производились строго под охраной жандармерии и самолетов" [3. Оп. 28/2. Д. 333. Л. 75].

К началу сентября 1938 г. оставались недостроенными около 10 миль. Следует полагать, что чехословацкое руководство было заинтересовано в том, чтобы дорогу ввести в эксплуатацию до наступления холодов, т.е. в октябре - ноябре. Возможно, что завершение строительства позволило бы президенту Бенешу занять более жесткую позицию в отношении требований западных держав уступить Гитлеру в судетском вопросе.

Усиление стратегических позиций ЧСР не входило в планы великих держав. Еще весной 1936 г. британское руководство проявило интерес к региону возможной прокладки стратегической железнодорожной магистрали. 15 апреля 1936 г. польский резидент сообщал из Закарпатья, что под видом учителя английского языка в Ужгород прибыл капитан британской разведки Стенли Мортон [21. Оп. 3. Д. 360. Л. 147]. К осени 1938 г., когда до завершения строительства буковинской железной дороги оставалось не более двух десятков миль, влиятельные английские политики осознали, что промедление в решении "судетского вопроса" для них подобно смерти. Как известно, 15 сентября 1938 г. британский премьер Н. Чемберлен летал в Германию, где имел трехчасовую беседу с Гитлером в Берхтесгадене. Вернувшись оттуда и посовещавшись со своим неофициальным уполномоченным в Чехословакии У. Ренсименом и главой Форин Оффис Э. Галифаксом, он пригласил в Лондон французского премьера Э. Даладье и министра иностранных дел Ж. Боннэ. В течение 18 - 19 сентября 1939 г. ими был принят ряд политических решений, в том числе относительно Чехословакии. В телеграмме, отосланной в Прагу британскому посланнику, Галифакс просил сообщить Бенешу, что лондонское совещание считает целесообразным решение чехословацкого кризиса путем передачи Судетской области Германии [2. Vol. III P. 404 - 406].

Однако президент Бенеш не собирался так просто сдаваться, и 20 сентября в 19 ч. 30 мин. посланникам Англии и Франции был вручен ответ Чехословакии. Прага просила пересмотреть решение Лондона и Парижа и передать вопрос на арбитражное разбирательство в соответствии с германо-чехословацким договором 1925 г. 21 сентября в 2 ч. ночи Бенеш был поднят с постели приходом посланников Великобритании и Франции. Это был уже пятый визит Б. Ньютона и Делакруа на протяжении суток. Они предъявили ультиматум, в котором от имени своих правительств потребовали немедленной и безоговорочной капитуляции Чехословакии. Бенешу пригрозили, что в случае отказа "весь мир признает Чехословакию единственной виновницей неизбежной войны". Ему также объявили, что его шаг мог нарушить англо-французскую солидарность: ведь если Париж и придет на помощь Праге, то Лондон не вступит в войну [16. С. 635]. Затем посланники добавили: "Если же чехи объединятся с русскими, война может принять форму крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции трудно будет остаться в стороне" [16. С. 635]. Бенеш предложил дипломатам изложить их требования в письменном виде, чтобы иметь официальный документ, подтверждающий нарушение Францией союзного дого-

вора, чехословацкому правительству. Это также позволяло выиграть время. Буковинская железная дорога, которой предстояло соединить Советскую Украину с Чехословакией, была его последней надеждой уберечь чехословацкие границы от их ревизии Германией⁷.

Президент Бенеш попытался максимально оттянуть время, чтобы дождаться окончания строительства буковинской железной дороги. Он постоянно поддерживал связь с советским полпредом. 20 сентября Александровский по телефону передал Бенешу во время заседания чехословацкого кабинета известие о готовности правительства СССР оказать помощь ЧСР [20. Т. XXI. С. 500]. Чехословацкий посланник в Москве З. Фирлингер заверил заместителя наркома иностранных дел СССР В. Потемкина в том, что Прага считает пакт с СССР действующим, и просил его сохранять "постоянную бдительность и готовность" [29. С. 442]. Через пару дней Бенеш решил сменить правительство Годжи, заверив Англию и Францию в том, что принятый ультиматум не будет отвергнут. Новое правительство возглавил военный - генерал Сыровы [32. S. 414]. 23 сентября в Чехословакии была объявлена мобилизация. В этот же день было приостановлено железнодорожное сообщение с Польшей, а также телеграфная и телефонная связь вследствие мобилизационных мероприятий. В качестве ответной меры Польша 25 сентября объявила о приостановлении воздушного сообщения между Варшавой и Прагой, сделав исключение лишь для самолета, на котором было доставлено послание Бенеша президенту Мосцицкому [12. S. 472].

В то же время Бенеш понимал, что не следует раздражать Берлин излишней воинственностью, а, наоборот, демонстрировать готовность к уступкам. 25 сентября сотрудник МИД Я. Смутны и генерал Блага из канцелярии президента дали понять германскому дипломатическому представителю в Праге А. Хенке, что правительство готово пойти на значительные уступки, если будет уверено, что Германия согласится с существованием уменьшенного чехословацкого государства [31. S. 423]. Стремясь смягчить впечатление от проведенной мобилизации, сам Бенеш дал указание ни в коем случае не ставить под сомнение согласие правительства на англо-французский ультиматум [31. S. 426 - 427]. Действия, предпринятые чехословацким президентом, свидетельствовали о том, что он готовился к иному варианту развития событий. Но для этого нужно было время, в том числе и для завершения строительства буковинской железной дороги. Но у Бенеша его не оказалось.

Советский Союз, внимательно следивший за развитием чехословацкого кризиса, серьезно готовился оказать военную помощь своему союзнику. Еще 26 июня 1938 г. в соответствии с решением Главного военного совета РККА Белорусский и Киевский военные округа были преобразованы в особые военные округа, в которых началось срочное формирование шести армейских групп и усиленное пополнение этих округов личным составом, боевой техникой, боеприпасами и горючим [32. С. 219].

В связи с сентябрьским кризисом в Чехословакии Москва предприняла ряд решительных мер, чтобы при необходимости оказать Праге немедленную помощь военными средствами. 21 сентября Военный совет Киевского особого военного

⁷ Английский журнал "New statesmen and nation" поместил в номере от 8 апреля 1939 г. статью под заголовком "Буковинаская железная дорога". Ее автор некто Филип Сэйнт, под этим псевдонимом вполне мог скрываться капитан С. Мортон, писал: "Как раз перед Мюнхеном сообщалось, что 4 тыс. дополнительных рабочих спешно строят последние 10 миль этой железнодорожной линии, которые должны были соединить ее с чехословацкой железнодорожной сетью".

округа получил директиву наркома обороны К. Ворошилова о создании у государственной границы группировки войск в составе трех стрелковых, трех кавалерийских дивизий, четырех танковых и одной мотострелковой бригад и семи авиационных полков [33. С. 6]. В тот же день Воронежская авиационная армия получила приказ перебазироваться в район Белой Церкви и Умани [32. С. 221]. 22 сентября оперативная группа штаба Киевского особого военного округа во главе с командующим С. Тимошенко перебазировалась из Киева в Проскуров (Хмельницкий). 23 сентября нарком обороны отдал директиву Военному совету Белорусского военного округа о приведении в боевую готовность и выступлении утром следующего дня в районы сосредоточения вблизи границы пяти стрелковых, трех кавалерийских дивизий и трех танковых бригад [33. С. 6 - 7]. Одновременно Калининскому военному округу было дано указание выдвинуть к границе 67-ю стрелковую дивизию. Ленинградский, Калининский, Белорусский, Киевский, Харьковский и Московский военные округа привели в боевую готовность систему противовоздушной обороны. Таким образом, по указанию из Москвы были приведены в боевую готовность один танковый корпус, 30 стрелковых и десять кавалерийских дивизий, семь танковых, одна мотострелковая и 12 авиационных бригад, семь укрепленных районов, а в ПВО - два корпуса, одна дивизия, две бригады, 16 полков и ряд отдельных зенитных артиллерийских дивизионов [33. С. 7]. Другими словами, соединения и части Красной Армии, готовые выступить на помощь Чехословакии, были приблизительно равны вооруженным силам ЧСР, а вместе с ними имели значительный перевес над силами вермахта.

В предмюнхенские и мюнхенские дни Советский Союз продолжал проводить военные мероприятия. 28 сентября начальник Генерального штаба Б. Шапошников, выполняя указания правительства, направил срочные телеграммы в Ленинградский, Белорусский, Киевский, Харьковский Орловский, Калининский, Московский, Приволжский, Уральский, Северо-Кавказский и Закавказский военные округа с приказанием "красноармейцев и младших командиров, выслуживших установленные сроки службы в рядах РККА, впредь до особого распоряжения из рядов армии не увольнять" [33. С. 7 - 8]. 29 сентября Ленинградский, Белорусский и Киевский военные округа получили указание в двухнедельный срок призвать на учебные сборы приписной рядовой и младший начальствующий состав для 17 стрелковых дивизий, для управлений трех танковых корпусов, 22 танковых и трех мотострелковых бригад и 34 авиационных баз. Приписной командно-политический состав призывался также во все дивизии и полки Калининского, Харьковского, Орловского, Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов. "Частичное отмобилизование войск коснулось не только наших западных приграничных округов, но и внутренних округов вплоть до Урала. В армию было призвано в общей сложности до 330 тыс. человек командного, политического, младшего командного и рядового состава" [33. С. 7 - 8].

Сведения о серьезной готовности Советского Союза оказать военную помощь ЧСР подтверждаются дипломатическими и архивными источниками. 29 сентября посланник Фирлингер писал из Москвы главе чехословацкого МИД Крофте: "Как вчера сообщил мне с радостью Кулондр⁸, советский военный атташе в Париже заявил, что Советский Союз на западных границах имеет 30 полных дивизий, находящихся в боевой готовности, не считая технических частей, которые готовы немедленно начать операции" [34. С 145]. В апреле 1939 г. Бенеш, находясь в

⁸ Кулондр - французский посол в Москве.

США, заявил в беседе с корреспондентом газеты "The Daly Mail": "Советский Союз в сентябре 1938 г. был готов выполнить все свои обязательства в отношении Чехословакии. Больше того, СССР был готов оказать помощь, даже если бы Франция и Англия остались в стороне" [3. Оп. 28/2. Д. 333. Л. 90].

Таким образом, СССР, с которым чехословацкий президент был склонен связывать спасение государственных границ от ревизии, находился в полной боевой готовности. В связи с нехваткой времени из-за разразившегося судетского кризиса вышла заминка с завершением строительства буковинской железной дороги, но многое, что зависело от него, Бенеш предпринял и упреков, скорее всего, не заслужил. Он отдавал себе отчет в том, что его стране следует реально учитывать возможности великих держав. Однако, находясь между Западом и Востоком, сложно сманеврировать так, чтобы угодить и тем, и другим.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Морозов С. В. Польско-чехословацкие отношения. 1933 - 1939. Что скрывалось за политикой "равноудаленности" министра Ю. Бека. М., 2004.

2. Diariusz i teki Jana Szembeka (1935 - 1945). Londyn, 1964. T. I; Londyn, 1969. T. III.

3. ГА РФ. Ф. 4459.

4. OrtA. Malá dohoda a Mnichov //  historický. 1954. Roc. II. N 2.

5. Волков В. К. Германо-югославские отношения и развал Малой Антанты. 1933 - 1938. М., 1966.

6. Мировое хозяйство и мировая политика. 1936. N 10.

7. Documents on German Foreign Policy 1918 - 1945. Washington, 1949. Ser. D. Vol. I.

8. Batowski H. Koniec Matej Ententy // Przeglad Zachodni. 1951. N 3 - 4.

9. Mackiewicz S. O jedenastej, powiada aktor, sztuka jest  Polityka Józefa Веска. Londyn, 1942.

10. Mikulicz S.  dyplomacji sanacyjnej na obalenie Titulescu // Sprawy  1959. N 7 - 8.

11. Paul-Boncour J. Entre deux guerres. Souvenirs de la Hie Réepublique. Paris, 1946. T. II.

12. Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie. 1933 - 1938. Poznan, 1965.

13. Szembek J. Journal 1933 - 1939. Paris, 1952.

14. Batowski H.  Becka w  1938 r. // Kwartalnik Historyczny. 1958. N65.

15. Gazeta Polska. 1936. 31 VIII, 16 IX.

16. История дипломатии. М., 1965. Т. HI.

17. Дневник посла Додда. 1933 - 1938. М., 1961.

18. Polska a zagranica. N 2. 1936.

19. Sommer T. Deutschland und Japan zwischen den Mächten 1935 - 1940. Vom Antikominternpakt zum Dreimächtepakt. Tübingen, 1962.

20. Документы внешней политики СССР. М., 1974. Т. XIX; М., 1977. Т. XXI.

21. Российский государственный военный архив. Ф. 308к.

22. Внешняя политика Чехословакии. 1918 - 1939. М., 1959.

23. Documents Diplomatiques Français 1932 - 1939. Sér. 2. Т. V. P., 1968.

24. Архив внешней политики Российской империи. Ф. 15.

25. Akten zur deutschen auswärtigen Politik 1918 - 1945. Baden-Baden, 1950. Ser. D. Bd. I.

26.  w polskiej polityce zagranicznej w latach 1932 - 1938.  1964.

27. Советско-румынские отношения. Т. П. М., 2000.

28. Beck J. Przemówienia, deklaracje, wywiady 1931 - 1939. Warszawa, 1939.

29. Кизченко А. Ф. Внешняя политика Чехословакии накануне Второй мировой войны (май 1935 г. - март 1939 г.). Дисс. на соиск. уч. степ. докт. ист. наук. Киев, 1972.

30. Documents on British Foreign Policy. London, 1949. Ser. III. Vol. II.

31. Král V. Spojenectvi  v evropské politice 1935 - 1939. Praha, 1970.

32. Грылев А. Н. Накануне и в дни Мюнхена // Советско-чехословацкие отношения между двумя войнами. 1918 - 1939. М., 1968.

33. Захаров М. В. Накануне Второй мировой войны // Новая и новейшая история. 1970. N 5.

34. Новые документы из истории Мюнхена. М., 1958.

Постоянный адрес данной публикации: