Наша история, особенно послеоктябрьский период, привлекает неослабевающее внимание широкой советской и зарубежной общественности. В перестроечное время впервые за долгие годы появилась возможность взглянуть на отечественную историю без предвзятости, раскрыть не только величественные, но и трагические ее страницы, по- новому оценить многие события, в том числе этапного значения, вернуть ей незаслуженно забытые имена.

Восстановление исторической правды, что ценно само по себе, в современных условиях приобретает особую значимость, ибо речь идет об обновлении социализма на основе его подлинных ценностей, о духовно-нравственном возрождении советского общества. От того, как мы относимся к своему прошлому, насколько правильно его понимаем и объясняем, непосредственно зависит уровень исторического просвещения народа, осознание им своей исторической судьбы, а, в конечном счете - предвидение будущего и смелая практическая деятельность, направленная на достижение поставленных целей.

Отход от правды истории, пренебрежение ее уроками нанесли немалый вред нашему обществу, вызвали глубокие деформации, в том числе и в области исторических знаний. На протяжении длительного времени в обществе господствовали ошибочные концепции, ложные догмы и стереотипы, искажавшие характер многих процессов и событий недавней и давней истории. Все, что не укладывалось в эти схемы, либо замалчивалось либо искажалось до неузнаваемости. Особенно много фальсификаций было в освещении начального периода советской истории, когда закладывались основы нового общества, вырабатывались формы и методы управления социалистическим государством. Уже тогда становилось все более очевидным, что в спорах о социализме победу одерживает сталинская модель, находившаяся в противоречии с принципиальными ленинскими идеями и ориентировавшаяся на антидемократическую командно-административную систему как главную опору создаваемого государства.

Тем, кто творил неправедные дела, совершал насилие над народом, не нужна была правдивая история. История как наука все дальше отходила от научной объективности и превращалась в послушное орудие идеологии и политики сталинизма. Она стала утрачивать и такие присущие ей свойства, как нравственность и гуманистическое отношение к общечеловеческим ценностям. Ложный пафос стал едва ли не основной ее чертой.

Исследования, посвященные истории советского общества, в полной мере испытали на себе последствия глубокого кризиса, в котором оказалась эта сфера исторической науки в результате грубого идейно-политического и административного диктата. Это кризисное состояние не преодолено и по сей день. Сложилась очень непростая ситуация: прежняя система ценностей и многие концепции полностью обанкротились, а новые концептуальные идеи пока не выработаны. Образовался своего рода

стр. 61

вакуум, который нередко заполняется рассуждениями на исторические темы и умозаключениями, зачастую лишенными научной достоверности и несвободными от излишней сенсационности. Все это не приближает нас к исторической истине, а лишь порождает дополнительные трудности, вызывает сумятицу в умах людей.

Сейчас общество ставит перед историками куда больше вопросов, чем получает удовлетворяющих его ответов. Объясняется это, прежде всего тем, что на пути к исторической правде устранены далеко не все препятствия и трудности. Одна из них - это использование архивных материалов, многие из которых остаются по-прежнему за семью печатями. Между тем хорошо известно, что без глубокого изучения всех источников практически невозможно восстановить подлинную картину исторических событий и явлений, заполнить большое количество "белых пятен", разработать действительно научную концепцию социалистического развития, которую не надо было бы через короткое время вновь пересматривать.

К сожалению, недостаточную заинтересованность проявляют и сами историки, кое-кто из них продолжает занимать выжидательную позицию, надеясь, очевидно, на то, что "перестроечная волна" вскоре схлынет и все возвратится на круги своя, поэтому и не помышляет о покаянии, которое необходимо во имя утверждения гражданской позиции ученого, осознания той роли, которую призвана сыграть историческая наука в перестроечном процессе.

Перестройка в исторической науке немыслима без разработки новых концепций и идей, без осмысления истории с позиции нового политического мышления, основанного на творческом подходе к реальной действительности, всестороннем учете не только классовых, но и общечеловеческих интересов и ценностей, усилении нравственной и гуманистической направленности исторических исследований.

Не дожидаясь, пока будут разработаны новые концепции истории советского общества, и идя навстречу многочисленным пожеланиям читателей, особенно учителей, редакция журнала "Вопросы истории" приступает к публикации цикла статей, объединенных единым замыслом, выраженным в названии этой рубрики, - "История советского общества в новом освещении".

Авторы цикла и редакция видят свою задачу в том, чтобы коллективными усилиями историков воссоздать правдивую картину нелегкого исторического пути, пройденного советским народом после Октября 1917 года. Основное внимание при этом будет уделено научному анализу переломных моментов в советской истории, причин деформаций социалистического развития, основных направлений и главных тенденций внутренней жизни и внешней политики Советского Союза без умаления достигнутого, но и без умалчивания о трудностях, ошибках и преступлениях. Речь не идет о том, чтобы переделать историю. Это невозможно, ибо она состоялась. Речь идет о том, чтобы восстановить историческую правду, опираясь на новые факты и ранее не известные документы.

Очевидно, не со всеми оценками и выводами авторов данного цикла полностью согласятся наши читатели. Это и понятно, ибо идет сложный процесс переосмысления многого из того, что еще недавно казалось незыблемым. Открываются такие стороны нашей жизни, которые вообще были недоступны для исторического анализа.

Хочется надеяться, что публикация материалов этой серии приблизит нас к исторической истине, поможет поднять историческое самосознание нашего народа, будет содействовать его усилиям по социальному обновлению и нравственному возрождению советского общества.

А. Искендеров

стр. 62

Октябрьская революция заложила основы советского общества, внеся вместе с тем глубокие коррективы в ход мировой истории. Идейные споры XX в. не случайно возвращаются к событиям 1917 г., а порой и прямо концентрируются вокруг них. И сегодня кое-кто ставит вопрос: а нужен ли был Октябрь и "военный коммунизм", если им предшествовал Февраль, уже сделавший Россию, по словам В. И. Ленина, "самой свободной"¹ страной в воюющем мире? Идеологическая тень застойного общества, выдававшего себя за законного наследника революции, все еще столь плотна, что тревога относительно демократических возможностей советского строя нередко оборачивается недоверием к истокам, его породившим.

К сожалению, до недавнего времени в представлениях об истоках Октября существовало немало догм и стереотипов, которые упрощали проблему, сводили ее часто к голым схемам, мало считаясь с реальной, во многом противоречивой действительностью. Вот некоторые из этих догматов. В начале XX в. Россия была страной среднеразвитого капитализма, а по общему объему промышленного производства входила в пятерку крупнейших держав мира. Она являлась "слабейшим звеном" империалистической системы, что создавало оптимальные условия для социалистического переворота. Но после свержения монархии в феврале 1917 г. создалось двоевластие буржуазного Временного правительства и Советов. Поскольку не были выполнены требования народа - прекратить войну, установить 8-часовой рабочий день, ликвидировать помещичье землевладение, нациям дать право на самоопределение, - возникла возможность перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.

Возглавляемая Лениным большевистская партия, учитывая "несознательность" масс, первоначально ориентировалась на мирный переход власти к Советам и вытеснение "засевших" там меньшевиков и эсеров ("Апрельские тезисы"). После июльских дней, когда двоевластие сменилось единовластием буржуазии, большевикам пришлось взять курс на вооруженное восстание. Постепенно они сформировали из "передовых" рабочих, крестьян, солдат "политическую армию социалистической революции", которой противостоял лагерь буржуазии и мелкобуржуазных соглашателей. Общенациональный кризис разрешился бескровной победой Октябрьского вооруженного восстания и установлением, согласно воле большинства народа, диктатуры пролетариата в форме Советов. Было создано первое в мире социалистическое государство, выстоявшее в развязанной внешней и внутренней контрреволюцией гражданской

БУЛДАКОВ Владимир Прохорович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории СССР АН СССР

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 106.

стр. 63

войне. Утвердился высший тип демократии - однопартийная система "прямой" демократии, - пригодный на все времена для всех стран и народов.

Таковы в схематичном изложении общеизвестные "истины", представляющие выморочный облик Великого Октября, составленный из обломков ленинских идей и кусков полуправды. Этот слегка разбавленный экстракт сталинского "Краткого курса" порой еще преподносится как торжество ленинской концепции в исторической науке.

Была ли Россия готова к социализму?

Понять революцию невозможно без анализа ее предпосылок. Сталинская историография была нацелена на поиск доказательств возможности победы социализма в одной стране, причем предпосылки Октября и социализма, как правило, не различались. И ныне существует мнение, что в России сложилось некое "оптимальное сочетание" объективных предпосылок социализма² . И это в то время, как сами вожди Октября утверждали, что в России социализм не мог победить "непосредственно и немедленно", что Октябрьский переворот произошел в мелкокрестьянской стране именно благодаря отсталости ее капитализма³ .

Говоря об объективных предпосылках социализма, следует, прежде всего, задаться вопросом: исчерпал ли себя к 1917 г. капитализм? Из перспективы сегодняшних дней можно говорить лишь о критическом моменте его развития как мирового целого, о нежизнеспособности в этих условиях отдельных его звеньев, таких, как империалистическая Россия. Поэтому важно уяснить особенности и исторический тип капиталистической эволюции России.

Современные исследователи выделяют три типа ("модели", "эшелона") капиталистического развития. Для Западной Европы и США характерен естественноисторический тип, когда основные противоречия внутринационального развития приводят к созданию механизма представительной демократии, позволяющего избежать революционного взрыва или ослабить его разрушительные последствия. Позднее возникает другая, "догоняющая" модель развития, когда внешние причины заставляют государство активно "насаждать" капитализм, вторгаясь в хозяйственную жизнь страны (Восточная Европа, Испания, Япония, Россия). Страны и народы большей части Азии, Латинской Америки, Африки попадают в "третий эшелон", где воздействие передовых империалистических держав подавляет традиционные общественно- экономические уклады и навязывает зависимый - колониальный, полуколониальный или неоколониальный - тип капиталистической эволюции. Это деление приближается к ленинской классификации различных стран по "типам", или "историческим ступеням", развития соответственно географическому и этническому фактору⁴ . Опыт показал, что "второй эшелон" представляли страны - "маргиналы", расположившиеся на ближайшей периферии развитого капиталистического мира. Все они в свое время попытались решить задачу ускоренной капиталистической эволюции с помощью правоавторитарных режимов.

Объективно Октябрьскую революцию можно было бы рассматривать как попытку "уклонения" от грозящего стране сползания к военно-диктаторскому режиму. Но вовсе не эта идея лежала у ее истоков. Большевики считали себя всего лишь отрядом международного пролетариата, "звеном в цепи мировой революции" и не рассчитывали победить "одни-

² Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений. М. 1988, с. 12 - 13; Исторический опыт трех российских революций. Т. 3. М. 1987, с. 62.

³ См., напр., Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31, с. 92; т. 36, с. 5 - 7, 10, 49, 50, 99, 109, 174, 244 - 245, 259, 529; т. 37, с. 64, 73, 138.

⁴ См. там же. Т. 30, с. 351 - 356, 389, 392.

стр. 64

ми своими силами", без мировой революции⁵ . Внутренних условий для победы социализма в России не существовало, но учитывался шанс активно включиться в мировую революцию или заняться подготовкой этих условий усилиями революционной власти. Это был продуманный план использования общеевропейской революционной ситуации. Противоположная идея "готовности" России к социализму возникла не тогда, а значительно позже, когда утвердилась как демагогическое средство оправдать именем социализма проводимый Сталиным антинародный курс.

Каковы же особенности капиталистической эволюции России, каково их воздействие на развитие революционного процесса в 1917 году?

Ответ на этот вопрос связан с оценкой геостратегического фактора, подытожившего тысячелетнюю историю России. Существование гигантской по территории и численности населения многонациональной державы было немыслимо без сильной центральной власти. Первоначально империя держалась инертностью и многоукладностью хозяйственной жизни страны, демографической разреженностью и политической косностью основной массы населения. Но позднее, после поражения в Крымской войне, государственная власть вынуждена была приступить к модернизации экономики. Это привело не только к взаимопереплетению феодальных и капиталистических отношений, но и к параллельной эволюции тех и других⁶ .

Создание рынка свободной рабочей силы, необходимого для быстрого развития капитализма, сдерживалось крепостничеством, затем его пережитками, наконец, существованием крестьянской общины. Система крупного производства создавалась в условиях, ограничивающих развитие свободной конкуренции, в исторически сжатые сроки, самые этапы ее складывания оказались смещены (сначала тяжелая, а затем легкая промышленность). Наконец, в отличие от западноевропейских стран промышленный переворот в России произошел без аграрно-капиталистического переворота⁷ . Такой тип промышленного развития формировался в результате прямого вмешательства государства, его протекционистской политики и широкого использования иностранных капиталов. В результате деформировались соотношения между экономическим и социальным развитием страны.

Устойчивость капитализма как общественной системы, основанной на принципах саморегуляции, требует исторической длительности "притирки" ее естественно вырастающих элементов и звеньев механизма, а также развитой инфраструктуры. Россия же в период с 1861 по 1913 г., по некоторым данным, в 12 раз увеличила объем производства, но отставание от ведущих капиталистических стран в производстве промышленной продукции на душу населения оставалось громадным. Народ не ощущал положительных социальных последствий такого сдвига. Предпринятый рывок усилил разлаженность народного хозяйства, довел его до критического состояния.

К началу XX в. в России перспективы эволюционного прогресса уже не существовало. Во всяком случае самодержавие, растущий бюрократический аппарат, придававшие российскому империализму "военно-феодальные" черты, не допускали появления такой возможности. Капитализм в России не только не создал целостности хозяйственной жизни и относительного культурного единства нации, как это было в странах "первого эшелона", но и привел к прогрессирующей замкнутости различных общественно-экономических укладов, растущей социальной напряженности во всех классах и слоях населения.

⁵ Там же. Т. 42, с. 43 - 44, 1.

⁶ Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально-экономическая история России. М. 1987, с. 205 - 206.

⁷ Тарновский К. Н. Революционная мысль, революционное дело. М. 1983, с. 155.

стр. 65

Сама по себе многоукладность не являлась ни уникальной особенностью России, ни тем более источником революции. Любая развивающаяся общественно-экономическая система многоукладна. Национально-своеобразный облик экономического и социального прогресса выражается в "органичности" сочетания традиционных укладов с наиболее передовыми. Для империалистической России, напротив, стал характерен углубляющийся разрыв между укладами. "Противоречие между сравнительно развитым капитализмом в промышленности и чудовищной отсталостью деревни становится вопиющим"⁸ , - отмечал Ленин. Это было сказано о стране, где к 1917 г. из 160 млн. населения более 130 млн. проживало в деревне.

Наиболее радикальной попыткой преодолеть это растущее противоречие могла стать столыпинская аграрная реформа. Суть ее состояла не просто в устранении аграрной напряженности, неизбежно принимавшей антипомещичью направленность. Путем выделения из общины крепких хозяев и пролетаризуемого слоя, ликвидации аграрного перенаселения в центре страны с помощью переселенческой политики, частично поступившись интересами помещиков, в принципе можно было сбалансировать развитие промышленности с эволюцией аграрного строя. Но итог получился обратным. Во-первых, выделение из общины кулаков встретило резкое сопротивление крестьян, привыкших психологически компенсировать рост своей нищеты иллюзией мирского "равенства". Как результат повышалась привлекательность социальных утопий, усиливавших социальную замкнутость сельских обществ. Во-вторых, переселенческая политика привела к столкновению мигрантов с коренным населением окраин (Средняя Азия, Казахстан, Сибирь), представлявшим совсем иной уклад хозяйства и ничуть не менее нуждавшимся в земле. Аграрная напряженность, следовательно, из центра страны распространилась на окраины. В-третьих, из-за неудачно организованных переселений появились "обратные" мигранты - пауперизованная и крайне озлобленная крестьянская масса. В конечном счете, хозяйственная замкнутость деревни не была преодолена, антипомещичьи настроения крестьянства усилились.

8 апреле 1917 г. была образована так называемая межпартийная Лига аграрных реформ - неправительственная организация, взявшаяся выяснить перспективы сельского хозяйства, исходя из следующих принципов: основу будущего аграрного строя должно составить трудовое кооперативное крестьянское хозяйство; при передаче ему земли должны учитываться местные особенности; землеустройство должно быть связано с общими условиями развития экономики страны и мирового разделения труда. Эти принципы не вызывают возражения, но опубликованные самой Лигой статистические данные показали, что реформирование сельского хозяйства по общегосударственному плану "сверху" безнадежно запоздало. Выявилось следующее: по урожайности зерновых Россия резко отстает от всех европейских стран, США, Японии; разрыв между темпами роста населения и производительностью сельскохозяйственного труда все более увеличивается; возможности экстенсивного развития сельского хозяйства в центре страны исчерпаны; отставание зернового производства особенно ощутимо в промышленно развитых районах (за исключением Юга России)⁹ ; крестьянское движение в случае его усиления грозило парализовать центр страны и сомкнуться с движением промышленного пролетариата¹⁰ .

⁸ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 16, с. 301, 417.

⁹ См. Клепиков С. А. Атлас по аграрному вопросу. М. 1917.

¹⁰ К сожалению, наша историография, длительное время занимавшаяся исключительно поисками классового расслоения крестьянства, эти моменты игнорировала, в то время как западными исследователями была подмечена необходимость учитывать такие последствия столыпинской аграрной реформы для понимания аграрной революции (см. Moritsch A. Landwirtschaft und Agrarpolitik in Russland vor der Revolution. Wien. 1986).

стр. 66

Развитие капитализма в городе влекло к еще более взрывоопасным последствиям. Российский капитализм практически не знал стадии свободной конкуренции. В отличие от стран "первого эшелона" в России активно развивался государственный капитализм, и лишь в тени его шла "естественная" монополизация. В ведении государства сосредоточились крупнейшие казенные предприятия, работавшие в основном на оборону. Они, в сущности, не знали прибыли, паразитировали на госзаказах. Отсюда - технологическое отставание, высокая концентрация рабочей силы. В 1915 г. 60% всех рабочих крупной машинной индустрии в России были заняты на предприятиях с числом рабочих свыше 500. Подавляющая часть рабочего класса была сосредоточена в Петрограде, Центральном промышленном районе, на Юге и на Урале. В политических и административных центрах России неумолимо разрасталась та социальная среда, для которой, по данным современных специалистов, был характерен особый тип психологии - неприятие всего "общества" и его ценностей, склонность к коллективному противодействию ему¹¹ . Этот фактор приобретал колоссальное значение для судеб страны.

Поясним это на примере 400-тысячного фабрично-заводского пролетариата Петрограда, составлявшего около 12% всех промышленных рабочих России. В начале 1917 г. на 379 заводах, работавших в основном на оборону, насчитывалось 237 тыс. рабочих, или треть всех рабочих металлообрабатывающей промышленности России. На 14 столичных заводах-гигантах было сосредоточено 132 тыс. рабочих. Ничего подобного нигде в мире не наблюдалось. В годы войны часть рабочих была призвана в армию, затем возвращена в связи с нехваткой квалифицированной рабочей силы. Около половины нового пополнения рабочих были выходцы из деревни, другим его источником были непролетарские массы города, беженцы и эвакуированные. Почти 16% столичного пролетариата составляли представители нерусских национальностей. Прослойка "рабочей аристократии" была ничтожной, жизненный уровень всей массы рабочих катастрофически падал¹² .

В других регионах пролетариат также активно впитывал в себя быстрорастущие маргинальные (отколовшиеся от своей среды) элементы общества. Отражая развал его структуры, они явились вместе с тем катализатором социальной напряженности. Все это усиливало воздействие пролетариата на другие слои общества. Все общественные движения стали приобретать черты антигосударственной направленности: демократы выступали против царизма, либералы и крайние правые - против бюрократии.

Особенностью России была слабость экономической инфраструктуры, прежде всего транспорта. Хотя государство вложило значительные средства в железнодорожное строительство, транспортная система стала к 1917 г. наиболее уязвимым звеном народного хозяйства. Восторг некоторых авторов по поводу того, что Россия по протяженности железных дорог занимала второе место в мире после США¹³ , представляется неуместным: надо же учитывать реальные транспортные потребности России при необъятности ее территории и неблагоприятных климатических условиях, нерациональности развития дорожной сети. В 1917 г. развал народного хозяйства, голод в городах оказался связанным с кризисом транспорта¹⁴ . Состояние перевозок в значительной степени предопределило революционный взрыв, ход гражданской войны, повлияло и на последующее развитие страны.

Казалось, ряд обстоятельств облегчал России хозяйственные трудности, связанные с мировой войной: финансовое положение страны издавна

¹¹ Class, Power and Conflict. Berkely - Los Angeles. 1982, p. 361.

¹² Питерские рабочие и Великий Октябрь. Л. 1987, с. 9 - 18.

¹³ Бовыкин В. И. Ук. соч., с. 64.

¹⁴ Китанина Т. М. Война, хлеб и революция. Л. 1986, с. 330 - 331, 337.

стр. 67

стабилизировалось государством; она не зависела в такой степени, как Англия или Германия, от импорта; поражение в русско-японской войне должно было стимулировать развитие военной промышленности и обновление армии; потребности в сырье и топливе могли удовлетворяться за счет внутренних ресурсов, недостаток рабочей силы - восполняться за счет аграрного перенаселения; свертывание хлебного экспорта позволяло более полно удовлетворять внутренние потребности. На деле война поразила систему хозяйственных связей - прежде всего между городом и деревней.

Объективно царизм принимал меры для перевода экономики на военные рельсы. Были созданы Особые совещания по обороне, продовольствию, топливу и перевозкам. Вводились "твердые" цены на хлеб, с конца 1916 г. - продовольственная разверстка; Временному правительству осталось лишь по примеру Германии и Австро-Венгрии ввести хлебную монополию. Но чиновничье регулирование экономики не дало ожидаемого результата. Оно приобрело чисто бюрократический характер, ибо не могло использовать традиции капиталистической саморегуляции. Критическим стал 1916 год (рост эмиссии бумажных денег, падение покупательной способности рубля вдвое против довоенной, посевных площадей - на 26%, продукции животноводства - на 30%). За 1917 г. курс рубля упал в 7 раз в сравнении с довоенным¹⁵ . Надвигался голод. Обнищание масс, расщепление традиционных социальных структур, увеличение массы деклассированных элементов - все это не создавало предпосылок перехода к социализму, хотя социальный взрыв назревал.

Война необычайно усилила миграционные процессы. Под ружье было поставлено 15,5 млн. человек наиболее активного населения, из них - до 13 млн. крестьян¹⁶ . В городах концентрировались массы солдат: численность одного лишь столичного гарнизона составляла 180 тыс., а вместе с войсками ближайших пригородов Петрограда она достигала 300 тыс. человек¹⁷ . Из прифронтовых губерний в Центральную Россию стремился поток беженцев, сюда же были перемещены квалифицированные рабочие из Польши и Прибалтики. Широко использовался труд военнопленных и чернорабочих из Китая. Общая численность занятого в народном хозяйстве контингента временного населения России в 1917 г. превысила 6 млн. человек¹⁸ .

Выбитые из привычной жизненной колеи, "маргинализованные" элементы выступали в роли детонатора революции. Они же обеспечивали некоторую взаимосвязь между питающими ее потоками. В то время как старое общество переживало распад системообразующих связей, силы разрушения складывались в системное единство¹⁹ .

Следовало ли из этого, что Россия готова к социализму? Вовсе нет. Это были не предпосылки социализма, а факторы, определяющие направленность социального взрыва. На протяжении 1917 г. и позднее Ленин ставил вопрос не о мифическом "перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую", как было принято считать согласно установке И. В. Сталина, якобы "поправлявшего" Л. Д. Троцкого, а о "шагах к социализму", то есть своего рода структурных реформах, проводимых - вынужденно или намеренно - государственной властью. В одной из последних работ Ленин даже назвал "бесспорным" положение

¹⁵ Преображенский Е. А. Теория падающей валюты. М. - Л. 1930 с 112 - 117.

¹⁶ Россия в мировой войне (в цифрах). М. 1925, с. 16 - 22.

¹⁷ Соболев Г. Л. Петроградский гарнизон в борьбе за победу Октября Л. 1985, с. 9.

¹⁸ См.: Копылов В. Р. Зарубежные интернационалисты в Октябрьской революции, 1917 - 1918 гг. М. 1977, с. 9; Ferro M. La revolution de 1917 Р. 1967, pp. 193 - 203, 385 - 437.

¹⁹ Обычно в западной историографии обстоятельно исследуется первый момент, но игнорируется или недооценивается второй.

стр. 68

об отсутствии экономических, культурных предпосылок для социализма в России ²⁰ .

Но известно также, что у Ленина само представление об облике социализма, а главное, о путях его достижения, видоизменялось: от идеи "государственно-капиталистической монополии, обращенной на пользу всего народа", как "ближайшего шага" в 1917 г.²¹ до процесса создания "строя цивилизованных кооператоров", для которого потребуется "целая историческая эпоха"²² в 1923 году. Первое, чрезмерно оптимистичное, суждение было связано с надеждами на международный революционный кризис, прекращение войны, объединение усилий народов в борьбе с разрухой; второе - более сдержанное - с тем, что к концу гражданской войны промышленный сектор оказался в значительной степени разрушен и экономику страны надо было воссоздать "снизу", на широком фундаменте постепенно преобразовываемого традиционного уклада народного хозяйства.

Переход от капитализма к новому общественно-экономическому строю вовсе не исчерпывался единовременным актом завоевания большевиками политической власти, как внушала сталинская историография. Вопрос о власти после свержения царизма встал, прежде всего, как вопрос жизнеспособности в России представительной демократии, впервые получившей возможность раскрыть свой потенциал.

Исторические шансы представительной демократии

3 марта Ленин писал А. М. Коллонтай: "Неделя кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По "старому" европейскому шаблону... Ну что ж! Этот "первый этап первой (из порождаемых войной) революции" не будет ни последним, ни только русским". Такой поворот событий Ленин предвидел. Незадолго до Февраля в одном из писем он спрашивал: "Нет ли у Вас брошюры Бакунина "Парижская Коммуна и понятие о государственности?"... Нельзя ли достать у анархистов на несколько дней?"²³ . Для Ленина было ясно, что в революционной России традиционные формы демократии обречены. Ожидали будущих потрясений и корифеи творческой интеллигенции - наиболее чуткие элементы общества²⁴ .

Наша историография все еще проявляет склонность отождествлять двоевластие с существованием двух "политических лагерей" - буржуазии и пролетариата²⁵ , а победа Октября привычно сводится к успеху пролетариата или большевиков. Но системный подход требует избавления от манихейства сталинской эпохи - примитивного видения мира в черно-белом цвете. Двоевластие и приход к власти большевиков следует оценить с точки зрения состояния политических связей российского общества. Дело вовсе не только и не столько в одной лишь "партии нового типа"²⁶ , руководствовавшейся "устарелым" для лидеров II Интернационала лозунгом "превращения войны империалистической в войну гражданскую". Вся партийно- политическая структура российского общества представляла для своего времени "новый тип" исторического развития.

В процессе возникновения на рубеже XIX - XX вв. в России политических партий выявился весьма примечательный "обратный" порядок

²⁰ См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 380.

21 См. там же. Т. 34, с. 192.

²² Там же, с. 372, 373.

²³ Там же. Т. 49, с. 399, 393; т. 30, с. 341.

²⁴ Знаменский О. Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль - октябрь 1917 г.). Л. 1988, с. 97 - 100, 102 - 105, 110 - 111.

²⁵ Исторический опыт трех революций. Т. 3, с. 63; Стратегия и тактика большевиков в борьбе за победу Октября. М. 1988, с. 43 - 45.

²⁶ The Single Party as an Agent of Development: Lessons from the Soviet Experience. - World Politics, 1986 - 1987, Vol. 39, N 4, pp. 566 - 567.

стр. 69

складывания политической структуры буржуазного общества: сначала сформировались пролетарские и крестьянские (социал-демократические и народнические) партии, затем буржуазно-либеральные (кадеты и октябристы), наконец, реакционно-помещичьи. Очевидно, что этот процесс направлялся разрушительным по отношению к старому миропорядку импульсом. Это была реакция на новый фактор действительности - гегемонию пролетариата в освободительном движении, отчетливо обнаружившуюся уже во второй половине 90-х годов XIX века.

В 1917 г. в России действовало около 50 партий. Как правило, они создавались не "снизу" на базе каких-либо сложившихся общностей, а как бы "сверху" - так называемой разночинной интеллигенцией. В России интеллигенция с ее естественным тяготением к функциям управления и лидерства не вписывалась в систему общественного разделения труда. Отсюда особая форма ее политизированности, противостоящая как деспотизму власти, так и народной привычке к произволу, собственному бесправию и духовному изоляционизму. Независимо от субъективных намерений интеллигенция все более расшатывала устои традиционного массового сознания и само здание российской государственности²⁷ , начинала создавать несовместимый с ними тип политической культуры, тяготеющий к западному. Размежевание интеллигенции на партии, "западнической" и "почвеннической" ориентации в XX в. прогрессировало²⁸ . В условиях массовых движений и упрощенных представлений о путях прогресса это создавало опасность межпартийного развала неокрепшей ткани буржуазного общества. Так и случилось в 1917 году.

Численность и состав партий в 1917 г. все еще не исследованы. Известные данные о численности большевиков и меньшевиков (350 тыс. и 200 тыс. к концу 1917 г., в 1907 г. соответственно 58 тыс. и 45 тыс.) следует оценивать с учетом того, что в 1917 г. существовали и объединенные организации. Руководство партий существенно изменилось. У меньшевиков на первый план выдвинулись практики соглашательства с буржуазией - лидеры Петроградского Совета Н. С. Чхеидзе, И. Г. Церетели (побывавший на посту министра почт и телеграфов во Временном правительстве), М. И. Скобелев (министр труда). Для меньшевиков стал характерен фракционный разброд; большевики, напротив, преодолев кризис, упрочили свое единство. Из "старых" большевиков в руководстве остался Ленин; выдвинулись "молодые" - Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, наконец, примкнувший к партии Л. Д. Троцкий. Именно эта четверка весьма несхожих между собой по образу мысли, темпераменту и воле идеологов большевизма и получила на выборах в ЦК на VI съезде партии наибольшее число голосов (соответственно 133, 132, 131 и 131 из 134)²⁹ . Что касается Сталина, то его фигура на фоне событий 1917 г. осталась почти незаметной.

В партии эсеров на начало 1907 г. состояло 63 тыс. человек, к ней тянулись соответствующие национальные партии. В составе этой "крестьянской" партии преобладали рабочие, но среди 39 членов руководства было всего 3 рабочих и крестьян. Данные о численности эсеров в 1917 г. сильно расходятся: от 400 тыс. до 800 тыс. человек. В партию нахлынуло городское мещанство, она сделалась в значительной степени неуправляемой. Постепенно выделилось ее левое крыло, возглавляемое М. А. Спиридоновой. Признанным идеологом партии оставался В. М. Чернов. Но он, став министром земледелия во Временном правительстве и столкнувшись с противодействием кадетов, не показал себя дееспособным политиком.

Численность кадетов в 1905 - 1907 гг. достигала 50 тыс., в 1917 г. - 70 тыс. человек, В руководстве партии преобладала профессура, видные

²⁷ Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России. М. 1986, с. 47 - 50.

²⁸ Непролетарские партии России. Урок истории. М. 1984.

²⁹ Шестой съезд РСДРП (большевиков). Протоколы. М. 1958, с. 252.

стр. 70

юристы, крупные предприниматели, землевладельцы. Лидерство обычно удерживал П. Н. Милюков. Ближайшее его окружение составляли видные юристы Ф. Ф. Кокошкин (ключевая фигура в Юридическом совещании Временного правительства и Особом совещании по выработке закона о выборах в Учредительное собрание), В. Д. Набоков (управляющий делами Временного правительства) и М. М. Винавер. Это был своеобразный политический штаб российской буржуазии.

Партии правее кадетов в 1917 г. сошли со сцены как организационное целое, но сведения о черносотенцах представляют интерес. В 1905 - 1907 гг. они насчитывали 410 тыс. человек, их социальную базу составляли крестьянство и деклассированные элементы города. Осенью 1917 г. черносотенцы заметно оживились, подвергая Временное правительство нападкам справа.

Обратим внимание на территориальное размещение партий. По данным на 1905 - 1907 гг., организации РСДРП имелись в 494 населенных пунктах, из них в сельской местности - 144; эсеров соответственно в 508 и 277; кадетов - в 360 и 72; черносотенцев - в 487 и 222. Из этого следует, что поляризация общества углублялась; политическую жизнь страны определял город; между ним и деревней существовал разрыв в типе политической культуры; партийных функционеров и печати не хватало, чтобы нести новые идеи в сельскую местность. В апреле 1917 г. Ленин классифицировал партии по классовому представительству и особенностям оценки стоящих перед страной задач: партии и группы правее кадетов; кадеты и близкие к ним группы; меньшевики и эсеры; большевики³⁰ .

Кадеты выдвигали идею длительной буржуазной эволюции страны по западному образцу на парламентарной основе. Но поскольку они выступали за продолжение империалистической войны, против всевластия Советов, безвозмездной передачи земли крестьянам и федерализации страны, идеалы демократии казались им несвоевременными. Соответственно они затягивали выборы в Учредительное собрание. Соотношение войны и революции кадеты изображали следующим образом. "В конечном счете, в России одержат победу те же силы, которым будет принадлежать господство в остальном цивилизованном мире, - писала милюковская "Речь" 18 апреля 1917 г. - Если по окончании войны Европа и Америка вступят в фазу социальной революции, то переживет аналогичную ситуацию и Россия. Если нет, то и в России социальной революции не бывать". Судьба страны была поставлена в зависимость от доли ее участия в предстоящем дележе мира между "демократиями Запада" - таков был кадетский ответ на общеевропейскую революционную ситуацию. Отсюда - полное неприятие кадетами инициативы масс. Соседей слева, меньшевиков и эсеров, Милюков считал полезным политическим орудием, без которого "веревку из народа не совьешь"³¹ . В августе 1917 г. в конфиденциальном письме членам ЦК своей партии Милюков писал, что "спасение России в возвращении к монархии... народ не способен воспринять свободу"³² . Следовательно, буржуазия в 1917 г. выступила против демократической перспективы и потребовала "хирургической операции" над революцией.

Меньшевики и эсеры сохраняли надежды на демократию. Если первые оглядывались при этом на лидеров II Интернационала, то эсеры исповедовали идею "особого пути" России к социализму. Предполагалось, что крестьянская кооперация после перехода земли в общенародное достояние приведет к созданию саморазрастающихся очагов социализма в

³⁰ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 194.

³¹ Государственная дума, IV созыв, сессия IV. Стеногр. отч. Т. 2. СПб. 1916 стб. 2867.

³² Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР, ф. 579, он. 1, д. 6392, л. 1об.

стр. 71

экономике. Но после Февраля эсеры молча признали меньшевистские аргументы в пользу передачи власти буржуазии. Те и другие выступили против практических шагов к социализму, за парламентарную республику "с реформами для рабочих и крестьян", в поддержку Временного правительства "с условием, чтобы оно выполняло соглашение с Советом", за двоевластие в форме "контроля" Советов над буржуазной властью³³ . Склонность соглашателей к самообману проявилась и в лозунгах "революционного оборончества", и в готовности терпеть оттягивание созыва Учредительного собрания, и в призывах к крестьянам воздержаться от захвата земли. Поведение меньшевиков и эсеров воплощало колебания средних слоев, вынуждая революцию топтаться на одном месте до тех пор, пока на смену демократии не пришла бы "диктатура сабли". Сложилась ситуация, когда партии, составлявшие два правящих Россией блока - "блок эсеров с меньшевиками и блок этого блока с кадетами", - не доверяя друг другу, не доверяя своим лидерам в правительстве, все беды революции стали списывать на "злокозненность" большевиков³⁴ . Правящие верхи, прикидываясь революционным конвентом, на деле возрождали старую централистскую традицию, не имея сил для ее проведения.

В правительственных сферах отсутствовал даже минимум единства, необходимый для создания эффективного механизма государственного управления. К тому же соглашатели обнаружили полную неспособность к конструктивной работе. Неудивительно, что кадетские правоведы успешно одурачивали их на почве буквы "закона" и "права". Это сказалось на незаметной работе Юридического совещания при Временном правительстве, блокировавшего слишком "радикальные" законодательные потуги новой власти с помощью ею же провозглашенного принципа "непредрешения" воли Учредительного собрания - этого фетиша демократии. Нечто подобное происходило и в Особом совещании по выработке закона о выборах в Учредительное собрание. Это совещание собралось лишь в мае 1917 г. (за такой срок иные революции уже успевали созвать свои аналогичные органы). Кадетские "государственники" легко увлекли соглашателей на нескончаемый путь выработки "самого совершенного" закона.

Обычная буржуазно-правовая система основывается на раздельности законодательной, исполнительной и судебной власти. Все это в условиях независимости общественного мнения составляет механизм социальной саморегуляции. Но победившие революции, независимо от провозглашенных целей, авторитарны, ибо утверждаются через ломку старого и "захват" народом политической свободы. Созданная Февральской революцией власть могла бы стать и демократичной, и эффективной, если бы Временное правительство стало простым исполнителем воли Советов. Но это означало бы конец буржуазного характера власти. Поэтому кадеты и провозглашали идею правовой преемственности старой и новой власти, а Временное правительство провело серию законодательных актов, призванных ограничить действия общественности на местах. Еще дальше в попытках свернуть инициативу масс готово было пойти Юридическое совещание. Оно предложило для России в качестве образца политическую систему Франции периода III Республики³⁵ : сильная президентская власть, двухпалатный парламент, отсутствие местного самоуправления при внешнем торжестве политических свобод. В условиях России это означало такое усиление централизма, которое легко обернулось бы диктаторским режимом.

Проблему местного управления Временное правительство попыталось решить путем перемещения власти из рук губернаторов в руки председа-

³³ См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 195 - 201.

³⁴ Там же. Т. 32, с. 382 - 383.

³⁵ Скркпилев Е. А. Всероссийское Учредительное собрание. М. 1982, с. 157.

стр. 72

телей губернских земских управ, а затем губернских комиссаров, назначаемых сверху, но "по согласованию" с органами самоуправления. Налицо было усиливающееся противоречие между бюрократическим аппаратом центра и народной инициативой мест.

Двоевластие приобрело на деле куда более сложную конфигурацию, чем принято считать. Обычно подразумевается, что на местах ситуация повторяла столичную: Советам противостояли "буржуазные" органы власти. В действительности и возникшие в марте исполнительные комитеты, и демократически избранные позднее органы самоуправления имели коалиционный характер - в них входили представители Советов³⁶ . На местах, в силу фактической размытости функций управления и самоуправления, наложения представительной и "прямой" демократии, существовало не двоевластие, а своеобразное "двоецентрие" (в национальных районах - даже "троецентрие"): с развитием революции власть как бы перемещалась от городских дум и земств к Советам (или национальным организациям). Это проявило себя в феномене так называемых республик (Кронштадтская, Ташкентская), когда местные Советы, приобретая полноту власти в результате требований масс, выходили из повиновения правительству. Таким положением и объясняется тот факт, что после победы Октября в Петрограде началось триумфальное шествие Советской власти по всей стране, а гражданская война первоначально приобрела "мягкие" формы.

В то время как провинция сдвигалась влево, столицу сотрясали политические кризисы. Апрельский кризис разразился из-за "ноты Милюкова", обещавшего союзникам "войну до победы". Созданное в мае коалиционное правительство, тоже ставившее целью воевать за "мир без аннексий и контрибуций", в свою очередь, не избежало кризиса; характерно, что антивоенная июньская демонстрация была направлена и против оборонческих установок руководимого соглашателями I Всероссийского съезда Советов. Июльский кризис приобрел уже черты стихийного восстания против "министров-капиталистов". Корниловщину и ее разгром в конце августа можно рассматривать как самый острый политический кризис, вызванный непосредственной угрозой контрреволюционной диктатуры и предопределивший победу Октября.

Между событиями конца августа и конца октября лежала полоса своеобразного беспрерывного кризиса представительной демократии. Осознав, что всеобщая подача голосов приведет их к поражению, и буржуазия и соглашатели попытались свернуть непосредственное волеизъявление народа с помощью корпоративного представительства, созвав Демократическое совещание, а затем Предпарламент. Но эти суррогаты демократии лишь до конца обнажили неизбежное: существующий правопорядок обернется режимом диктатуры³⁷ . Вопрос был лишь в том, какие формы она примет: торжества военщины или бутафорской фигуры Керенского?

Уже к августу 1917 г. даже среди людей, симпатизировавших в прошлом демократии, наблюдалось острое недовольство активизацией масс, отождествляемой с анархией. Так, в резолюции I съезда врачей отмечалось, что "связь между партийными доктринами и стремлениями народных масс" породила "острый психоз". Для "ускоренного выхода из аморфного беспомощного состояния государства" медики предлагали отказаться от созыва Учредительного собрания и ввести военное положение, то есть покончить с демократией с помощью контрреволюционной военщины³⁸ . Страна не умела пользоваться парламентарной демократией; ре-

³⁶ Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л. 1980, с. 194 - 197; Баранов Е. П. Местные органы государственного управления Временного правительства в 1917 г. М. 1975.

³⁷ См. Старцев В. И. Крах керенщины. Л. 1982.

³⁸ ЦГАОР СССР, ф. 579, оп. 1, д. 2275.

стр. 73

волюция, со своей стороны, требовала концентрации власти, а не распыления ее. Традиционные формы демократии были обречены; недаром у Керенского в октябре почти не оказалось защитников. Народ стоял перед выбором: либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата. Но тогдашним представителям "революционной демократии", все еще завороженным мнимой полнотой политических свобод, так и не удалось это осознать. Не избежали колебаний и большевики.

Несомненно, в марте - апреле 1917 г. налицо был и кризис в большевистской партии, вызванный стремительностью перехода от реакции к политической свободе. Опасность исходила прежде всего от Каменева и Сталина, предложивших тактику "давления" на Временное правительство и объединение по образцу 1905 г. с меньшевиками. Лишь на Апрельской конференции возобладала позиция Ленина: Февральская революция является первым шагом на пути "превращения империалистической войны в гражданскую", необходим второй шаг - переход власти к пролетариату и создание республики Советов. Утвердилось представление, что Временное правительство в области внешней политики не заслуживает никакого доверия и необходима последовательная борьба с "революционным оборончеством". Складывалось убеждение, что Советам предстоит взять власть "не для создания обычной буржуазной республики или непосредственного перехода к социализму", а с тем, чтобы сделать лишь первые шаги к этому переходу; непосредственная революционная практика масс должна была породить новую политическую культуру, новый тип демократии, преодолевая "бюрократизирующее" сопротивление буржуазии и соглашателей³⁹ . Было ли все это реальным?

Народ и перспективы революции

Способность масс творить историю в нашей литературе как будто никогда не оспаривалась. Сомнения начинаются с вопроса: ведают ли массы о том, что творят? Сомнения такого рода в нынешнем столетии, отмеченном не только успехом народных движений, но и утверждением диктаторских режимов, понять нетрудно. На этом фоне вопрос о природе массового революционного действия встает весьма остро; проблема заключается в том, что образ мысли и действия народных низов всегда далек от "оптимальных" моделей прогресса, а в данном случае речь идет об участии в революции широчайших масс, отмеченных недостатком "цивилизованности"⁴⁰ .

Гигантский прогресс демократии в России после Февраля был налицо. Но какие ее формы преобладали? Мы выяснили, что в стране не только не сложился устойчивый механизм представительной демократии, и он отдельные его элементы постепенно уступали место различным формам группового разобщения. Россия покрылась широчайшей сетью самых разнообразных организаций - политических, профессиональных, профессионально- политических, национальных, кооперативных и просто "обывательских". Однако определяли их движение не известные на Западе устойчивые формы узкокорпоративной консолидации, обычно составлявшие основу представительной демократии. Массовая инициатива перешагнула через них.

В течение марта 1917 г. в 393 городах и населенных пунктах России было создано 513 Советов рабочих и солдатских депутатов. От их действий и зависела судьба страны. Они возникали стихийно, по инициативе самих масс, а не партий. И в то же время Советы - воплощение народных представлений о демократии - уступили власть Временному прави-

³⁹ См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 161 - 162, 356 - 357, 378 - 379 382, 385.

⁴⁰ Там же. Т. 45, с. 364, 380 - 381, 390, 404.

стр. 74

тельству, принятому первоначально за выразителя воли народа⁴¹ . Массы вовсе не отвергли и пути закрепления своих завоеваний через Учредительное собрание, ибо искали привычных гарантий от реставрации старого порядка. Феномен двоевластия фактически стал состязанием старых и новых форм демократии.

Демократия означает народовластие - и ничего более. Никаких конкретных государственно-правовых форм она не предполагает, более того, по сути своей противостоит абсолютизации тех из них, которые были известны другим народам. Чем более массовым является революционное движение, тем более многообразные формы демократии оно способно выявить, тем более сложным будет путь политического самоутверждения народа. Но вместе с тем социальная революция избирает "прямые" формы демократии, противится попыткам отмерять демократию "сверху" - в умеренных дозах и по заимствованным рецептам.

К сожалению, современное массовое сознание обычно не понимает естественной логики революции. В связи с этим заслуживает внимания точка зрения одного из историков. Демократия в русской революции, пишет он, далеко не сводилась к представительной политике и гражданским свободам, а "означала непосредственное участие масс в решении социальных проблем, народную инициативу в решении широкого круга вопросов... Как таковая, демократия, или, точнее, процесс демократизации, предполагал децентрализованный народный контроль над всеми сторонами общественного и гражданского управления с помощью новых, созданных массами институтов, которые вовсе не обязательно должны быть выборными или формально представительными"⁴² .

Между тем в 1917 г. большевики довольно скоро поняли, что Советы легче выполняют разрушительные задачи революции, нежели решают различного рода организационные вопросы⁴³. Позднее возникла опасность, что Советы не смогут стать центром углубления революции, поскольку господствующие позиции в них заняли умеренные социалисты, убежденные, что им предстоит освободить место органам "представительной демократии". И только благодаря инициативе самих масс Советы смогли парализовать систему управления "сверху". Основным источником силы Советов стало то, что они опирались на классовые организации пролетариата.

Стихийная консолидация пролетариата в 1917 г. выразилась в возникновении фабрично- заводских комитетов, создаваемых рабочими непосредственно на производстве. В короткий срок из стачечных комитетов фабзавкомы превратились в постоянные организации, занимавшиеся всеми сторонами жизни предприятий, прежде всего контролем над наймом рабочей силы и производством. Организации, подобные фабзавкомам, рождались и в ходе борьбы западноевропейского пролетариата⁴⁴ : в последнее время на Западе широко обсуждаются проблемы участия рабочих в управлении предприятиями⁴⁵ . Такая производственная демократия отражает стремление к самоуправлению, решению "снизу" социальных, а затем и экономических вопросов. Эта тенденция открывала возможность обновления всей системы общественных отношений.

⁴¹ Соболев Г. Л. Россия, 1917 год: революционный процесс и революционное сознание. - История СССР, 1987, N 5, с. 24.

⁴² Rosenberg W. G. The Democratization of Russia's Railroads in 1917. - The American Historical Review, December 1981. Vol. 86, N 5, p. 984. Характерно, что в годы застоя советская историография, предпочитая не касаться "трудных" проблем, совершенно запустила изучение деятельности Советов в их низшем, наиболее связанном с массами звене.

⁴³ См. Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Петроградская общегородская конференция РСДРП (большевиков). Протоколы. М. 1958, с. 124 - 127, 132, 134 - 137, 142, 157, 159 - 160.

⁴⁴ Hinton J. The First Shop Stewards' Movement. Lnd. 1973.

⁴⁵ См. Волков А. И. Конфронтация или компромисс? М. 1986.

стр. 75

Фабзавкомы возникли в результате массового почина для скорейшей, не стесненной цеховыми перегородками консолидации рабочих отдельных предприятий. Они не противостояли традиционным формам профессиональной организации, но сдерживали присущую им тред-юнионистскую тенденцию к "социальному партнерству". Их деятельность простиралась от борьбы против пьянства и решения продовольственных вопросов до участия в политических кампаниях, а затем и подготовке вооруженного восстания, причем удельный вес политических акций возрастал. Экономическая их деятельность также неуклонно усложнялась: все чаще делались попытки организовать снабжение предприятий топливом и сырьем, контролировать финансовую деятельность администрации⁴⁶ . Эта сторона деятельности фабзавкомов указывала на необходимость объединить их усилия с городскими и сельскими кооперативами⁴⁷ .

В сфере политической фабзавкомы формировали костяк "рабочих групп" в Советах, органах местного самоуправления. С их помощью пролетариат устанавливал связь и взаимодействие с другими отрядами трудящихся на всех уровнях - от внутризаводского (со служащими) до общероссийского (с солдатами и крестьянами) - по социальным, экономическим и политическим вопросам. Объединенные в общероссийском масштабе, фабзавкомы стали подлинным центром пролетарской революции, в которую через систему связанных с ними аналогичных массовых организаций втягивались более широкие слои. Так нарастала социальная ткань новых общественно-экономических отношений. Завком крупнейшего в стране Путиловского завода в Петрограде разъяснял: "Приучаясь к самоуправлению на отдельных предприятиях, рабочие готовятся к тому времени, когда частная собственность на фабрики и заводы будет уничтожена и орудия производства вместе со зданиями, воздвигнутыми руками рабочих, перейдут в руки рабочего класса"⁴⁸ .

Широчайшая активность масс в сфере производственной демократии не означала негативного отношения к традиционной профессиональной форме самоорганизации. Наиболее деятельные фабзавкомы крупных предприятий сами подталкивали рабочих к вступлению в отраслевые профсоюзы. В конечном счете, все это вело к качественным сдвигам в психологии и сознании масс, способствовало упрочению гегемонии рабочего класса по отношению к непролетарским слоям трудящихся.

Но одновременно нарастала и разрушительная, анархо-синдикалистская тенденция в движении пролетарских масс. Наиболее ощутимо она проявлялась в стачечном движении. Некоторые исследователи определяют численность забастовщиков в сентябре - октябре 1917 г. в 2 млн. человек⁴⁹ и считают стачечное движение решающим в развитии революции, хотя его воздействие на развитие сознания масс вряд ли следует идеализировать. Осенью 1917 г. наметилась тенденция к отказу наиболее развитых рабочих крупных предприятий от забастовок; общий рост стачечной активности происходил скорее за счет периферийных отрядов пролетариата. Стоит обратить внимание на мнение американских исследователей, что в ходе своей борьбы рабочие России вышли за пределы обычного типа конфликта, характерного для западных стран, и пришли к отрицанию всей системы ценностей буржуазного общества⁵⁰ .

В каком направлении развивалась активность других слоев трудящихся в 1917 году? Очевидна сложность этого вопроса, важного для понимания общей направленности революционного процесса в многоуклад-

⁴⁶ Степанов З. В. Фабзавкомы Петрограда в 1917 г. Л. 1985, с. 64 - 65.

⁴⁷ См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32, с. 195 - 197.

⁴⁸ Фабрично-заводские комитеты Петрограда в 1917 году. Л. 1979, с. 439.

⁴⁹ Лисецкий А. М. Большевики во главе массовых стачек. Кишинев. 1974 с. 288.

⁵⁰ Rosenberg W., Koenker D. The Limits of Formal Protest, - The American Historical Review, April 1987, Vol. 92, N 2, p. 326.

стр. 76

ной, многонациональной, мелкобуржуазной стране. Главное здесь - выявить в движении социально разнородных масс России в 1917 г. элементы системной целостности, что необходимо для понимания сути и итогов Октября.

В 1917 г. общенациональный кризис вызвал активизацию всех живых сил общественного организма, вынужденных решать проблему своего социального выживания. Политическое творчество крестьян привело к образованию уже к середине 1917 г. нескольких десятков тысяч различных организаций - прежде всего самодеятельных крестьянских комитетов, опиравшихся на традиционные сельские сходы. Крестьянство избрало формы самоорганизации, функционально однотипные с пролетарскими, но несущие в себе отпечаток общинной традиции. Вопреки стремлению эсеров "сверху" направить это движение на осуществление хлебной монополии и реформирование земельных отношений, сельские труженики самоорганизовывались с иными целями. Налицо было их стремление создавать свои крестьянские Советы⁵¹ . К октябрю ими было создано 67 губернских и 437 уездных Советов⁵² .

Высокая активность крестьянства определялась, прежде всего, остротой их борьбы против помещиков. Вторая же "социальная война" была направлена против кулачества; соотношение двух социальных войн вызывает споры, его еще предстоит изучать. Отметим другое. Накал классовой борьбы в деревне определялся и антинародной политикой Временного правительства. "Если министры не исполняют волю народа, - писал в Петроградский Совет один из крестьян, - то доверие к ним отнимается"⁵³ . Характерны признания антибольшевистской прессы о настроениях крестьянства. "Большевик" и "Ленин" теперь ходячие термины по всей Руси, - писали "Русские ведомости" 23 июля 1917 г. - Эти слова, еще совсем недавно привычные лишь небольшой кучке интеллигентов, теперь бродят и по деревенским избам, и по деревенским поселкам".

К осени 1917 г. крестьянское движение приобретало все более наступательный характер, попыток реформистской перестройки аграрных отношений практически не было⁵⁴ . Крестьянство, используя "пролетарский" образ действий (на манер фабзавкомов) и дополняя его разгромами имений, руководствовалось при этом собственными целями. Это свидетельствовало о том, что крестьяне идут за активной частью общества, но вовсе не исключало того, что по мере достижения этих целей они вновь замкнутся в "идиотизме деревенской жизни". Так, в сущности, и произошло после победы Октября, когда пролетарская государственность натолкнулась на сопротивление крестьянской массы.

Солдатские массы - этот маргинализованный слепок российского общества - сыграли выдающуюся роль в революции. Они обнаружили поразительную организационную активность. После Февральской революции они численно превзошли рабочих в составе Петроградского Совета, а в уездных и заштатных городах выступали зачастую создателями Советов. Но первоначально в составе солдатских комитетов преобладали выходцы из городской интеллигенции⁵⁵ . Лишь после разгрома корниловщины в настроениях солдатских масс произошел перелом: требование скорейшего прекращения войны стало господствующим. Довольно распространено мнение, что в 1917 г. именно армия, не желая подчиняться правительству, намеревавшемуся продолжать войну, решила судьбу Октября. Однако развитие революционного процесса не может быть понято

⁵¹ Тюкавкин В. Г., Шагин Э. М. Крестьянство России в период трех революций. М. 1987, с. 148, 153 - 154.

⁵² Моисеева О. Н. Советы крестьянских депутатов в 1917 году. М. 1967, с 172.

⁵³ Цит. по: История СССР, 1987, N 5, с. 32.

⁵⁴ Тюкавкин В. Г., Шаг ин Э. М. Ук. соч., с. 165.

⁵⁵ Соболев Г. Л. Петроградский гарнизон, с. 64.

стр. 77

на уровне столь элементарных причинно-следственных связей и простейших моделей поведения масс. Очевидно, стремление солдат действовать вместе с рабочими, попытки "города" (главным образом через отпускников и дезертиров) воздействовать на "деревню".

Обратим внимание еще на один момент. Несомненно, волна слепой жестокости и безудержного насилия шла, прежде всего, из армии, от солдатских масс. Акты кровавой расправы с офицерами в 1917 г. были весьма часты. Нет нужды оправдывать эту темную сторону революции. Но, оценивая такие явления с нравственной общечеловеческой точки зрения, надо, прежде всего, помнить о тех страданиях и ужасе безысходности, в пучину которых оказалась ввергнута наиболее активная часть населения страны⁵⁶ . Насилие, особенно если оно приобретает характер общегосударственной практики, ведет к эскалации террора "снизу". Упорная антинародная политика продолжения империалистической войны, поддержка ее соглашателями привели к такому размыванию нравственных устоев, что самые принципы справедливости были осмыслены народом как необходимость найти конкретных виновников своих бед и избавиться от них.

Весьма непрост вопрос о характере и целях национально-освободительного движения нерусских народов России, составлявших 57% ее населения. В прошлом идеология сталинского великодержавия склонна была делать упор на "сепаратизме" различного рода "буржуазных националистов". В настоящее время чаще подчеркивается заведомая контрреволюционность различного рода национальных организаций⁵⁷ . На деле ситуация была более сложной. Необходимо признать: в той мере, в какой всякая революция сопряжена со стихией эмоций, она неизбежно приводит к "издержкам" национальных страстей и иллюзий. В 1917 г. трудящиеся массы нерусских народов, активно выступая против великодержавной контрреволюции, менее всего мечтали о привычном для буржуазных революций прошлого идеале национальной государственности. В их действиях, стремлении укрепить принципы равноправия и суверенитета народов прослеживается объективная интернационалистская направленность всего революционного процесса, хотя, несомненно, их сознание в результате социальной демагогии националистов получало утопический и социально- эгоистический ориентир. Конкретно: обещания скорейшего решения аграрного вопроса путем создания "национального" земельного фонда помогали националистам завоевать симпатии крестьянских масс. Своего рода демократическим компромиссом стало повсеместное распространение лозунга "федерализации" страны.

Успех идей интернационализма был значительнее там, где острее были классовые антагонизмы между пролетариатом и буржуазией, крестьянством и помещиками: в Латвии, Эстонии, Белоруссии. Ленин обращал внимание на показатели "доверия" пролетариату со стороны народов России, выраставшего из недоверия к буржуазной государственности⁵⁸ . Известна выдающаяся роль латышских стрелков в победе Октября, но столь же известны попытки образовать некий антибольшевистский альянс Центральной рады, Закавказского сейма, казачества и сибирских областников. Единство народных сил против буржуазной государственности не исключало противоречий между пролетарской и мелкобуржуазной национальной демократией после ликвидации этого противника.

Понятно, что разобраться в эмоциональном хаосе революционной действительности труднее всего. Столь же трудно преодолеть синдром "потребительского" отношения к прошлому, обычно оборачивающийся

⁵⁶ См. Солдатские письма 1917 года. М. - Л. 1927.

⁵⁷ См Массовые организации трудящихся в социалистической революции. Л. 1988, с. 228.

⁵⁸ См. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34, с. 299, 300.

стр. 78

особым неприятием революционной стихии. Особенно остро эти факторы дают себя знать при оценке широко развернувшихся в 1917 г. национальных движений⁵⁹ . Несомненно, национальные движения никогда не возникают сами по себе, они лишь следствие известного преломления в сознании народов общей социальной напряженности, отражение стремления добиться хозяйственной самостоятельности в соответствии с известными трудовыми традициями.

Диалектика углубления революции была такова, что стихийная тяга масс к утверждению их собственных трудовых идеалов и общечеловеческих ценностей - прежде всего стремление к миру - не исключала насилий, погромов. Более того, к Октябрю волна анархических действий нарастала. Но склонность к насилию обнаруживали наиболее отсталые слои трудящихся; пролетариат показывал весьма высокую степень классовой выдержки и сознания⁶⁰ . Демократия не отождествлялась им со вседозволенностью, разрушение старого миропорядка - с анархией.

Поскольку революция утверждает новую систему ценностей, возникает вопрос: где кончаются социальные иллюзии и начинается сознательная активность масс? Известно, что в немарксистской социологии пользуются признанием элитарные теории прогресса, отрицающие способность трудящихся выступать самостоятельными субъектами истории, признающие за ними лишь роль статистов революций, способствующих захвату власти "элитой"⁶¹ . И далее: какое место занимал элемент утопии в социальных побуждениях народа?

Взлеты утопического сознания связаны с ощущением бесперспективности настоящего. Утопия бывает ориентирована либо на прошлое, либо на будущее. Пожалуй, наиболее поразительным фактом революционной действительности 1917 г. было то, что массы, вполне неискушенные в межпартийной борьбе, обнаружили четкую политическую ориентированность и общенациональную масштабность своего мышления. В то время, как масса интеллигенции надежды на обновление России возлагала главным образом на политическую демократизацию по западному образцу, трудящиеся, проявляя гигантскую социальную самостоятельность, связывали достижение общественного идеала с деятельностью определенных политических партий. На прошедших в мае - октябре муниципальных выборах основная масса горожан голосовала за общероссийские партии, а не за "обывательские" списки.

Если выделить летние и осенние выборы, то обнаруживается, что при устойчивости социалистических симпатий все большее предпочтение отдавалось большевикам⁶² . Наиболее показательны проводившиеся в разное время общегородские и районные выборы в Петрограде и Москве. Если в столице в мае - июне за большевиков проголосовало лишь 20% избирателей, то в августе - уже 34%. Результаты выборов в Москве еще более впечатляющие. Если в июне за большевиков голосовало 12% избирателей, то в августе они получили 52% голосов. Это произошло за счет резкого падения популярности соглашателей при заметно усилившемся абсентеизме (отказе от голосования) избирателей⁶³ .

О чем свидетельствует избирательная статистика? Только ли о неуклонной большевизации масс в крупнейших городах, задававших тон по-

⁵⁹ Подробнее см.: Революция и народы России: полемика с западными авторами. М. 1989.

⁶⁰ Питерские рабочие в борьбе с контрреволюцией в 1917 - 1918 гг. М. 1986, с. 213 - 216, 417 - 427, 429 - 432.

⁶¹ См.: Prevos J. - Z. Le peuple et son maitre. P. 1983; Maffersoli M. La violence totalitaire. P. 1979, p. 132.

⁶² См Астрахан Х. М. Партийность населения России. - История СССР, 1987, N 6, с. 139.

⁶³ Грунт А. Я. Москва, 1917-й. М. 1976, с. 232; Комиссаренко Л. А. В борьбе за массы. Л. 1983, с. 58, 74.

стр. 79

литической жизни страны? Осенние выборы в Москве состоялись после провала корниловщины, и результаты их говорят о том, что это была реакция масс на угрозу контрреволюции, они предпочли реформистской деятельности умеренных социалистов революционное насилие над имущими классами. Разумеется, результаты выборов не могли отразить всей гаммы настроений масс, но существуют ли вообще данные, способные вполне отразить многомерность и динамику их сознания?

Обратимся к политической символике и в качестве примера - к знаменам революционной эпохи, еще не оцененным по достоинству как источник. Вопреки привычным представлениям нашего времени на красных полотнищах 1917 г. мы не обнаружили ни набора стандартных партийных лозунгов, ни издержек наивного пафоса⁶⁴ . Налицо сочетание вполне прозаических и весьма разнородных ближайших социальных требований и ясного понимания всемирно-исторического масштаба происходящего. Вряд ли можно заподозрить, что лозунги "навязывались" "несознательным" массам революционными "элитами" или подсказывались партийными функционерами: часто обнаруживаются в них стертые следы эсеровских призывов. Политические устремления рабочих отражает дарственное знамя путиловцев солдатам гвардейского Павловского полка. На нем изображены воин в древнеримских доспехах и рабочий с молотком у наковальни, заключающие союз рукопожатием. На полотнище вышиты слова: "Да здравствует Российская революция как пролог к социальной революции в Европе. Клянемся под этим знаменем добиться братства всех народов!" На другой стороне надпись: "Да здравствует социализм! Да здравствует Интернационал!"

По существу, это переложение основных идей и целей большевизма: курс на мировую революцию, призванную радикально изменить взаимоотношения между народами соответственно идеалам людей труда. Сознание путиловских рабочих вряд ли можно отнести в разряд социальных утопий. Его пронизывала уверенность в сопричастности к событиям мировой истории, стремление практически определять ее ход.

Поскольку нынешнее массовое сознание все же склонно судить о политических симпатиях по результатам выборов, обратимся к итогам избирательной кампании в Учредительное собрание. В ноябре 1917 г. из трех основных групп партий большевики завоевали 22% голосов, мелкобуржуазные партии - 60% (из них свыше 55% - эсеры), буржуазно-помещичьи - 17%⁶⁵ . Казалось, большевики безнадежно отстали от эсеров в своем влиянии на массы: среди 715 депутатов эсеров было 370 (большевиков - 175, представителей национальных партий - 86, левых эсеров - 40, кадетов - 17, меньшевиков - 15). Но результаты выборов отражали и определенный поворот симпатий в сторону большевиков. Характерно, что число поданных за них голосов намного превышало удельный вес рабочего класса в населении страны, тогда как "крестьянская" партия эсеров не смогла собрать "своей" доли голосов в деревне. Слабыми оказались позиции национальных партий - население страны, наполовину состоявшее из нерусских народов, предпочло голосовать за общероссийские партии. Несомненного успеха добились кадеты: число поданных за них голосов далеко выходило за социальные границы классов буржуазии и помещиков. Налицо была четкая поляризация основных классовых сил.

Анализ электората убеждает, что большевики, не получив общенационального мандата на управление страной, возглавили наиболее радикально настроенную часть народа в административных и промышленных центрах страны. В целом массы еще не сделали окончательного выбора в пользу пролетарского социализма. Мнение, что в большинстве своем

⁶⁴ Реликвии Великого Октября. М. 1987, с. 113 - 120.

⁶⁵ Спирин Л. М. Россия, 1917-й год. М. 1987, с. 238, 239.

стр. 80

они выступали лишь за демократию и народовластие⁶⁶ , безусловно, справедливо.

Обращаясь к человеческому фактору революции, следует предостеречь от механического членения событий 1917 г. на "буржуазно-демократическую" и "социалистическую" революции, на "мирный" и "немирный" этапы развития революционного процесса, на "сознательное" и "стихийное" в движении масс. Революционная действительность более многообразна и взаимосвязанна. Современные дискуссии о событиях 1917 г. ясно убеждают, что схема "Краткого курса", положившая в основу истории советского общества его деление на "чистых" и "нечистых", якобы вполне определившееся в октябре 1917 г., не имеет ничего общего с исторической реальностью.

Несомненно, всякая революция начинается "сверху", отражая неспособность власти управлять по-старому, но становится таковой, лишь сомкнувшись с массовым движением "снизу". Тогда революционные идеи действительно овладевают массами и превращаются в движущую силу истории. Но куда направлен вектор этой силы? Идеологические конструкции, упрощаясь до лозунгов, неизбежно преломляются сквозь толщу народных утопий - отнюдь не только революционных. Знание становится предметом веры, и это выталкивает на поверхность общественной жизни так называемых харизматических, то есть наделенных в глазах масс чертами исключительности, лидеров, действующих не по праву, а по интуиции. Но последние, вступив в область неизведанного, склонны бывают ориентироваться на опыт прошлого. Чем сильнее консервативные традиции в большинстве масс, чем ограниченнее ставший у власти лидер, тем: больше шансов для отступления неизбежно забежавшей вперед революции, вплоть до вырождения ее в "революцию консервативную".

Существовала ли опасность российской Вандеи? Да, результаты выборов ясно указывают на это: в аграрных районах, в Сибири, Закавказье, непромышленных губерниях Украины, казачьих районах позиции большевиков были слабыми. Выборы показали "географию" будущей гражданской войны - в случае, если революции суждено было замкнуться в национальных рамках.

В связи с этим Октябрьское вооруженное восстание и последовавший в ночь с 5 на 6 января 1918 г. разгон Учредительного собрания выглядят как вполне логичные действия, предпринятые большевиками в союзе с левыми эсерами. Но заставляет задуматься другое. Декрет о мире отвечал социальным интересам громадного большинства трудящихся России, но вместе с тем он был откровенным призывом к мировой революции, то есть предполагал разрастание масштабов насилия. Декрет о земле содержал уступку мелкобуржуазным представлениям о справедливости и в силу этого таил в себе опасность того, что крестьянство, расправившись с помещиками и реализовав свой идеал уравнительного землепользования, отвернется от городского пролетариата. Декрет о рабочем контроле находился в известном противоречии с идеей централизации банковского дела и принудительного объединения промышленных предприятий. В целом Октябрьская революция свершилась под знаком общечеловеческих ценностей и демократии, но стала утверждаться путем невиданного классового насилия.

В январе 1923 г. в условиях, когда Россия прошла кровавое чистилище гражданской войны с ее "военно-коммунистическим" забеганием вперед и ожиданиями мировой революции, когда до предела обнажилось - унаследованное от прошлого устрашающее противоречие между хозяйственными укладами города и деревни, когда страна, отбросив старые социокультурные ориентиры, утратила и свою интеллигенцию, Ленин, отойдя ввиду болезни от текущих дел, дал поразительную по широте ис-

⁶⁶ Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития. М. 1987, с. 177.

стр. 81

торического обобщения и предвидения, спокойную, взвешенную и вместе с тем на редкость оптимистическую оценку Великого Октября. Это был ответ революционера, ощутившего и триумф победы, и горечь ее неполноты, сегодняшним и будущим педантам от марксизма. Нет нужды выводить предпосылки революции из западноевропейских образцов, считал Ленин, ибо это противоречит главному в марксизме - его революционной диалектике.

У народов свой счет к прошлому и свои представления о будущем. Не следует ли задаться вопросом: "А не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистскую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?". И если для построения социализма требуется некий, еще никем не определенный "уровень культуры", то почему нельзя начать "с завоевания революционным путем предпосылок" для него, "а потом уже, на основе рабоче- крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы"⁶⁷ . Таков был извлеченный Лениным важнейший итог и урок Октября для всех стран, не желающих плестись в хвосте капиталистического прогресса или испытать на себе все антидемократические судороги "догоняющего" буржуазного развития.

⁶⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 380, 381.

Постоянный адрес данной публикации: