В статье на основе путевых заметок русского историка Д. Бантыша-Каменского, приказов фельдмаршала М. И. Кутузова, командовавшего русской армией во время русско-турецкой войны 1806 - 1812 гг., и ряда других источников реконструируются особенности восприятия Дунайских княжеств русскими очевидцами в первые десятилетия XIX в.

Basing on the travel-notes of the Russian historian Dmitry Bantysh-Kamensky, orders of Field Marshal Mikhail Kutuzov, who was the commander-in-chief of the Russian army during the Russian-Turkish war of 1806 - 1812, and some other sources, the article reconstructs how Russian eyewitnesses perceived the Danubean Principalities in the first decades of the nineteenth century.

Ключевые слова: Дунайские княжества, русско-турецкая война 1806 1812 гг., Кутузов, русские путешественники, путевые записки.

Тенденции модернизации румынских обществ в Валахии и Молдове начали проявляться уже с конца XVIII в. Иностранные путешественники, побывавшие в Дунайских княжествах после заключения Кючук-Карнаджийского договора 1774 г., отмечали как влияние греческой культуры, так и наличие в повседневной жизни элит Валахии и Молдовы турецких обычаев. Но по прошествии всего лишь трех десятилетий наблюдатели, приезжавшие извне, все чаще фиксировали в обоих княжествах влияние западного мира. Причем свидетельства современников раскрывают интересный момент. Для румын в роли носителей западной культуры выступали в первую очередь офицеры русских оккупационных войск, и уже во вторую очередь - представители австрийской армии, воспринимавшиеся в обществе как враждебные элементы, а после перехода в 1770-е годы под юрисдикцию Австрийской империи Буковины - как склонные к самоуправству чиновники, принесшие с собой на румынские земли слишком жесткую административно-финансовую систему, неприемлемую для местных бояр. Культурные же элиты румынских княжеств в это время с довольно большим доверием относились к освободительной миссии царской армии, позиционировавшей себя в качестве защитника православных на Балканах.

Общность конфессии, сходство институтов, унаследованных со Средневековья, и не в последнюю очередь близость менталитета румынского боярства и русского дворянства - все это способствовало большей открытости румынских обществ

Кэзан Иляна - доктор истории, профессор, зам. директора Института истории имени Николае Йорга Румынской академии, Бухарест.

для русских. Ориентация элит на новую державу нашла отражение в румынской историографии XVIII в., особенно в Молдове. Достаточно обратиться к творчеству Димитрие Кантемира и Иоана Некулче, чтобы понять, почему молдавские бояре относились с гораздо большим доверием к Российской империи, нежели к Габсбургской, рассчитывая на изгнание с помощью России осман и установление ее протектората, а отнюдь не нового оккупационного режима подобно установленному на 20 лет Габсбургами в Олтении в 1718г.

Однако реальный опыт пребывания царских войск на территории румынских княжеств, начиная с русско-австро-турецкой войны 1735 - 1739 гг., привел к разочарованиям, поскольку тяготы жизни населения под российской оккупацией были не меньшими, чем в случае с австрийским военным присутствием. Это разочарование отразилось в творчестве Иоана Некулче, который тщательно проанализировал 12 пунктов приказа русского генерала Миниха, установившего в 1737- 1738 гг. систему налогов, легшую тяжким грузом на всех, в том числе и на бояр. Он пришел к следующим выводам: "Эти 12 пунктов Миних адресовал боярам и сказал, что если они их не примут, то он предаст огню город. И так заставил он их подписаться под своими 12 пунктами [...] И потом увидите, во что превратилось прежнее уважение бояр к Миниху. Как будто сладкое венгерское вино превратилось в горький яд и смех в слезы, а добрая воля в страх и ужас" (см. [LP. 393])¹.

Но несмотря на все это еще и в начале XIX в. русские офицеры продолжали служить примером для подражания (своего рода моделями) для местных элит; можно отметить тот примечательный факт, что западная мужская одежда, вплоть до начала Первой мировой войны ассоциировавшаяся с немецким стилем, на самом деле была изначально изготовлена в соответствии с русскими образцами. Австрийский офицер хорватского происхождения Теодор (Федор) Карачай отмечал в 1814 г., что в период русской оккупации Молдовы (1806 - 1812) молодежь, жаждавшая порвать с восточными обычаями, отбрасывала в сторону кафтаны и надевала европейскую одежду, о которой имела представление по одеяниям выходцев из русской элиты, с которыми ей приходилось контактировать [3. Р. 767]. Впрочем, недолго этим молодым людям пришлось красоваться в своем новом одеянии: после восстановления в 1812 г. османского господства (кроме Бессарабии, отошедшей к России), опасаясь преследований за русофильство, они переоделись в свои традиционные наряды.

Временное присутствие русских армий породило, как и следовало ожидать, противоречия. Предметом большой переписки командующего российской армии фельдмаршала М. И. Кутузова стали налоги, бравшиеся с населения, а также насильственные реквизиции. Выясняется, что в ответ на постоянные жалобы жителей оккупированных земель принимались и меры по пресечению злоупотреблений. Своеобразный конфликт с культурной подоплекой произошел во время русско-турецкой войны 1768 - 1774 гг. По свидетельству итальянского путешественника Лионардо Панзини (1776), библиотека князя Николае Маврокордата, содержавшая ценнейшие книжные издания и рукописи, переданные согласно завещанию монастырю Вэкэрешть, была разворована русскими солдатами [4. Р. 219 - 221]. Своеобразную тягу именно к старинным, ценным книгам и манускриптам, значимым для истории и культуры Дунайских княжеств, некоторые русские военные продемонстрировали в этот период и при разграблении других монастырей (см. [5. Р. 222]).

Контакты между румынским обществом и представителями русского общества нашли отражение и в свидетельствах русских очевидцев, оказавшихся, в основном по долгу службы, в Дунайских княжествах и в годы русско-турецкой войны

¹ О реакции крупных молдавских бояр на оккупационную систему, установленную генералом Минихом, см. в [2. Р. 40 - 46].

1806 - 1812 гг. Речь здесь идет прежде всего о выходцах из Российской империи, а не об офицерах германского или французского происхождения, служивших в русской армии. Эти последние, как правило, воспитанные на современной западной культуре, оказавшись в другом мире, были склонны соотносить увиденное там с ценностями Запада, что сказывалось на их оценках. Выходцы же из России, имевшие несколько иной "горизонт ожиданий", были, как правило, менее претенциозны в этом плане, менее критичны к румынским реалиям, которые, если даже и могли им показаться отсталыми, находились все же в более привычном для них измерении (особенно там, где дело касалось сельского мира и маленьких провинциальных городов). При этом совсем не удивительно стремление людей, пришедших на румынские земли в составе оккупационных военных формирований, оправдывать присутствие иностранной армии на этих землях взятой ею на себя освободительной, цивилизаторской миссией (см. [6. Р. 77 - 81]). Среди русских чиновников, призванных обеспечивать нормальное политическое и административное функционирование обоих Дунайских княжеств, некоторые старались как можно более добросовестно выполнять свои обязанности. Сенатор Кушников, адмирал Чичагов или генерал Сабанеев оказались людьми весьма достойными и бескорыстными, искренне стремившимися побороть коррупцию. Со всей строгостью относился к злоупотреблениям и фельдмаршал Кутузов.

Попытки призвать местные органы (в частности Диваны) к порядку и дисциплине далеко не всегда пользовались поддержкой автохтонного боярства, зачастую никоим образом не желавшего отказываться от привычной ему коррумпированной фанариотской системы. Все это приводило в уныние российских чиновников. В конце концов представители российской военной администрации, контролировавшей Дунайские княжества во время шестилетней русско-турецкой войны, перестали бороться с коррупцией и растратами, пойдя по более простому пути -получения своей доли прибыли (об этом свидетельствует и адмирал П. В. Чичагов [3. Р. 547]). В результате некомпетентные и коррумпированные функционеры из числа бояр, составлявших Диван, оставались при своих должностях при господарских дворах, пусть ради этого им приходилось прибегать к подкупу оккупационных властей. В Олтении же генерал Милорадович, по свидетельству современников, на протяжении четырех лет эксплуатировал золотые прииски в целях собственного обогащения [3. Р. 324].

Корреспонденция фельдмаршала М. И. Кутузова [7] содержит немало интересных фактов, касающихся взаимоотношений между оккупационной армией и гражданским населением. Так, 10 декабря 1808 г. Кутузов запретил войскам главного корпуса брать самовольно фуры у местного населения. Представитель царской власти в Диване Валахии и Молдовы сенатор Кушников информировал фельдмаршала о том, что находившиеся в Яссах "разные воинские чины самовольно отнимают у обывателей и употребляют к перевозке по собственным своим надобностям фуры, на коих хозяева оных привозят в город на продажу дрова и разные другие потребности, и что от сего обыватели, опасаясь, что фуры их будут от них отобраны", прекращают поставки в город. Кутузов потребовал, "дабы подобные своевольные захватывания у обывателей подвод были прекращены, в противном случае будет строго взыскано с начальников тех команд, которые сие учинят". Соответствующему коменданту было поручено "иметь за сим неусыпное смотрение и ежедневно поутру рапортовать [...] о тех нижних чинах, которые будут взяты под караул за неисполнение сего приказа" [7. С. 91]².

В те же дни фельдмаршал получил информацию о том, что молдавские крестьяне в ряде сел по приказу одного из полковых командиров "употреблены на исправление воинских надобностей и что, сверх того, и лошади их обращены в

² На румынском языке приказы и корреспонденция М. И. Кутузова, относящиеся к русско-турецкой войне 1806 1812 гг., опубликованы в [3].

почтовую гоньбу". "Такое насильство и самоправство, непозволительное в благоустроенном войске", вызвало возмущение командующего, который в приказе от 17 декабря 1808 г. запретил командирам привлекать к трудовой повинности местных жителей, отвлекая их тем самым от "обязанностей их домашних", тем более, что это может негативно сказаться на снабжении русской армии продовольствием [7. С. 96]. 15 января 1809 г. Кутузов дал предписание командующему одной из дивизий генерал-майору С. Я. Репнинскому разобраться с жалобами местного населения на поведение квартирующих войск. Получив информацию о том, что военнослужащие Дерптского драгунского и Мингрельского мушкетерского полков в ряде мест "причиняют обывателям тамошним разные обиды - приключением побоев, самовольным забором у них подвод, дров, сена и прочего", фельдмаршал приказал "поступки военнослужителей означенных полков, в препровождаемых рапортах объясненные", "строго исследовать и, кто виновным в том найден будет, тех непременно наказать" [7. С. 99 - 100].

До командования русской армией постоянно доводились и жалобы крестьян, которых в самый разгар весенних полевых работ отрывали от посевов, заставляя заниматься извозом, перевозкой различных грузов для нужд армии. Реагируя на эти жалобы, Кутузов регулярно отдавал вполне обоснованные приказы расследовать произошедшее и, если действительно имели место злоупотребления, немедленно их прекратить и наказать виновных. Однако злоупотребления не искоренялись, поскольку их порождали сама природа оккупационного режима, напряженные отношения между военными властями и местным населением. Так, 11 апреля 1811 г. уже и сам Кутузов был вынужден отдать распоряжение об использовании местных жителей на строительных работах в Дунайских княжествах. Как он писал, "при наступлении настоящего весеннего времени предстоит необходимая надобность производить по крепостям, лежащим по Дунаю, различные работы, дабы содержать их таким образом на всякий случай в оборонительном положении". По резонному мнению фельдмаршала, "показанные работы с самою большею ус-пешностию исправляться могут одними теми жителями, кои поселены в райях, к крепостям принадлежащих, не отвлекая особенно для того прочих обывателей из отдаленных мест Молдавии и Валахии, которые и без того заняты исправлением другого рода повинностей для войск" [7. С. 318]. Обоснование вполне логичное, что, однако же, ни в коей мере не облегчало положения тех крестьян, которые все-таки были привлечены к строительным работам.

29 апреля того же года Кутузов обратился к представителю царской администрации при Диванах Дунайских княжеств В. И. Красно-Милашевичу с просьбой о привлечении местных жителей к работам по укреплению пояса оборонительных сооружений вокруг крепости Браилов (Брэила): "Назначив привести Браиловскую крепость в оборонительное положение, представилась и необходимая надобность употребить в крепостные работы и здешних обывателей". Для выполнения этих работ требовалось 500 человек. "Желая во всех случаях облегчить, елико возможно, участь здешних обывателей, несущих тягости, нераздельные с войною", Кутузов распорядился 100 человек рекрутировать из солдат (за определенную плату!), а остальные 400 из числа местных жителей, причем, "дабы обывателям с нынешним весенним временем дать способ сколько-нибудь обсеяться, то наряд сей можно сделать и несколько дней спустя" [7. С. 355]. Ни о какой оплате труда местных жителей речи не шло, как и о предоставлении им необходимых транспортных средств (повозок).

Существовала, впрочем, и весьма позитивная сторона пребывания русской армии- речь идет о борьбе с грабежами в Молдавии и Валахии. 22 мая 1811 г. Кутузов докладывал Александру I: "Долгом моим поставляю донести Вашему Императорскому Величеству, что задолго до моего приезда открылись в здешних княжествах по большим дорогам и в других местах разбои, причиняющие, как

досель заметно, большею частию нападение на обывателей в их домах и в пути". "Наглость сия", по оценке фельдмаршала, исходила отчасти от дезертиров прошлой русско-турецкой кампании. Как он докладывал далее, "принимаются деятельнейшие меры к истреблению сих злодеев теми средствами, которые у здешнего правительства имеются", привлечены и дополнительные силы; "сверх того прилагаю я все прочие имеющиеся в силах моих средства к прекращению сей наглости" [7. С. 388 - 389].

Весьма непростой была проблема взимания налогов и контрибуций. 1 июня 1811 г. Кутузов писал графу Н. П. Румянцеву о необходимости взыскания налогов со всех торговцев и ограничения имевшихся привилегий для иностранных купцов, проживавших в Дунайских княжествах. Еще в 1810 г. были приняты меры "к поправлению расстроенного состояния валахской казны", решено было со всех торгующих в Валахии купцов, "по разделению их на классы, родам торговли каждого соответствующие", взыскать единовременно определенную сумму. Однако французские и австрийские купцы отказались платить налог под тем предлогом, что "они по привилегиям своим не подлежат якобы никаким податям". "Взирая на таковое сопротивление иностранных, и прочие купцы оказали неповиновение, отзываясь, что они тогда токмо приступят к заплате денег в ту подать, когда иностранные подданные, одинакими выгодами пользующиеся, подадут им в том пример". По распоряжению Кутузова, с каждой лавки отныне предстояло взимать строго установленную ежегодную подать. Как мотивировал свой приказ главнокомандующий, поскольку "лавки состоят на земле княжества, то и купечество, пользующееся выгодами торговли, не будет находить уже причин к уклонению себя от заплаты денег с тех самых лавок, где производится торговля". По мнению Кутузова, не было никаких оснований, "по коим бы кто-либо из торгующих в Валахском княжестве купцов был вправе отговариваться от взноса наравне с другими ежегодной и притом умеренной подати" [7. С. 407 - 409]. Для острастки нежелающих подчиниться были приняты жесткие меры. 8 августа 1811 г. фельдмаршал дал указание военному коменданту Бухареста И. И. Штетеру о наказании ряда бухарестских купцов, уклонявшихся от уплаты налога на нужды русской армии. "Хотя и неприятно для меня показать в сем случае опыт примерной строгости", писал он, тем не менее "первейшие из зачинщиков" были отправлены "под крепким караулом" в Каменец-Подольскую крепость на российской территории [7. С. 532 - 533].

Командованию российской армии приходилось принимать меры и в целях поощрения внешней торговли, активизации коммерческих связей между Российской империей и Дунайскими княжествами. 8 июля 1811 г. Кутузов писал из крепости Журжа (Джурджу) на берегу Дуная министру финансов Российской империи Д. А. Гурьеву "о желательности расширить провоз товаров из Молдавии в Россию". Как сообщал командующий русской армией, председательствующий в Диванах обоих Дунайских княжеств действительный тайный советник и сенатор Красно-Милашевич "вошел ко мне с представлением [...] о исходатайствовании у Государя Императора дозволения на пропуск из Молдавии в Россию разных продуктов здешнего произведения не чрез одну Дубоссарскую, но и чрез Могилевскую и Исакивецкую пограничные таможни и чрез Маяки" [7. С. 489]. Это предложение было поддержано Кутузовым, поскольку речь шла о новых источниках пополнения государственной казны.

Нельзя отрицать и позитивного значения мер, принятых российской военной администрацией в области здравоохранения. 11 августа 1811 г. все тот же неутомимый Кутузов отдал приказ о расширении количества коек в больницах Бухареста, которые теперь могли принять до 2500 пациентов (см. [8]).

Среди наиболее замечательных свидетельств, оставленных русскими путешественниками, посетившими румынские земли, можно назвать записки Дмитрия Бантыша-Каменского, побывавшего в Дунайских княжествах в 1808 г.

Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский родился в Москве 5 ноября 1788 г., его отец заведовал московским архивом Коллегии (позднее Министерства) иностранных дел. Получив хорошее домашнее образование, юноша был зачислен на службу по ведомству своего отца, позже продолжал образование в Московском университете. В 1808 г. 20-летний Бантыш-Каменский был послан дипломатическим курьером в Сербию. Путь его пролегал через Дунайские княжества. Плодом этой поездки явились путевые записки "Путешествие в Валахии, Молдавии и Сербии", написанные в форме писем другу и опубликованные в Москве в 1810 г. отдельным изданием [9] (на румынском языке [3]).

Позже Бантыш-Каменский сделал неплохую государственную карьеру, с 1816г. занимал административные должности на Украине, в 1825 - 1828 гг. был тобольским, в 1836 - 1838 гг. - виленским губернатором. Более всего его, однако, привлекали историко-архивные исследования. Его перу принадлежат во многом первопроходческие в российской историографии работы по истории Малороссии, основанные на материалах архива Малороссийской коллегии, а также биографические очерки о военачальниках и государственных деятелях петровской и последующих эпох. Скончался Д. Н. Бантыш-Каменский в 1850 г. в Петербурге.

Молодой дипкурьер пересек Днестр и прибыл в Молдавское княжество в районе Дубоссар и Криулень в мае 1808 г. За переправой находилась почтовая станция, где с путешественника, выразившего желание добраться до Ясс, потребовали сумму в 22 лея, что соответствовало 13 рублям 80 копейкам. Взамен дали "маленький лоскуточек измаранной бумажки", который Бантыш-Каменский должен был показывать на каждой следующей станции. "Как мне все казалось сперва странным и диким; но впоследствии я начал неприметным образом привыкать ко всему; и то, что прежде удивляло меня, нахожу теперь совсем обыкновенным", - описывал потом свои впечатления начинающий дипломат [9. С. 69]. В Яссы он приехал в шестом часу пополудни, остановился на постоялом дворе у одного грека и, переодевшись, тотчас явился во дворец, занимаемый командированным Александром I в Молдавию престарелым фельдмаршалом князем А. А. Прозоровским. Вручив фельдмаршалу рекомендательные письма, молодой человек вернулся на квартиру, выспался, а потом в десятом часу вечера пошел (ибо в Яссах не было никаких извозчиков) в "здешний клуб", располагавшийся в большом каменном двухэтажном доме. Там он в первый раз увидел "молдованских дам, одетых по-европейски. Не буду говорить, идет ли к ним наряд сей или нет, опасаясь тем прогневать их" [9. С. 71].

Автор достаточно подробно останавливается на описании функционирования довольно несовершенной царской административной системы, действовавшей в условиях войны. В Яссах Бантыш-Каменский встретился с российской военной элитой во главе с фельдмаршалом Кутузовым, доверившим молодому дипломату отвезти в Белград, не теряя времени, пакет с корреспонденцией. За скоростью мысли фельдмаршала не поспевала, однако, бюрократическая машина, ему подчиненная. Бантышу-Каменскому, по его собственному признанию, жаждавшему поскорее увидеть "новые страны, народы и их обычаи", пришлось убедиться на опыте в том, насколько неповоротлива даже при исполнении приказов свыше канцелярия в ставке российского командования. Он должен был ждать четыре дня, пока вся необходимая корреспонденция будет собрана и Кутузов заверит ее своей собственноручной подписью. Только поздно вечером 23 мая в очень плохую погоду молодой дипкурьер покинул, наконец, столицу Молдовы, направившись в Белград через Бухарест и Крайову.

За эти дни, однако, Бантыш-Каменский осмотрел город, показавшийся ему достаточно красивым. "Яссы, - записал он, - довольно хороший город. Огромный каменный дворец, отстроенный при господаре Александре Мурузи 1806 года, и ныне занимаемый князем Прозоровским, может почесться первым здешним строением (речь идет о дворце митрополита. - И. К.). В нем находится теперь здешний Диван, состоящий из бояр молдавских"; "дворец сей любопытен также тем, что в оном находится окошек по числу в году дней, а дверей по числу недель" [9. С. 77]. Как констатировал молодой путешественник, "каменных домов в Яссах весьма довольно", он насчитал пять греческих монастырей, более 50 церквей, все каменные; при этом "улицы [в городе] узкие и худо вымощены бревнами" [9. С. 78]. Речка Бахлуй, протекающая через город, по наблюдению Бантыша-Каменского, "не заслуживает внимания, по гнилости своей воды и происходящим от нее дурным испарениям; для питья же достают хорошую воду из колодцев". Жителей в городе, по его оценке, около 50 тыс. "обоего пола"³. "Одежда у бояр, - продолжает путешественник, - турецкая, а у жен их европейская; однако же некоторые из последних, а особливо женщины пожилых лет, ходят в своем наряде, говорят все почти по-французски, а малая часть из них знает по-русски" [9. С. 78]. Таким образом, греческий язык, еще недавно доминировавший в ясских аристократических салонах, уже к 1808 г. стал утрачивать свои прежние позиции. Впрочем, Бантыш-Каменский видел и таких учителей-французов, "которые во Франции были, думаю, конюхами, и не стыдятся получать тысячи!"

Еще больше молодого дипломата удивило другое: "Гордость бояр здешних чрезвычайная. Молдавский боярин первого класса ни под каким видом не сделает пешком ни одного шага из своего дома. Они любят гулять в колясках и верхом, особливо вечером. В иных местах более двадцати колясок съезжаются вместе, и последние принуждены дожидаться с четверть часа, пока первые разъедутся, по причине узких улиц" [9. С. 78 - 79]. Несмотря на уже проявившуюся тенденцию к модернизации повседневной жизни, Яссы все еще оставались городом, во многом сохранявшим свой средневековый облик. Не было и речи о каких-либо проектах городского переустройства, проведения широких улиц, способных ускорить передвижение экипажей по городу. Перед глазами путешественника, воздерживавшегося в записках от слишком резких оценок, представал, таким образом, своеобразный сплав западных влияний и более аутентичных восточных, балканских традиций и обычаев. При всем при этом молодой дипломат был иногда поистине изумлен увиденным: "За колясками стоят у них по двое слуг, из коих один держит трубку своего Господина с длинным чубуком. Бояре же, ездящие верхом, вместо жокея, берут с собою цыгана, который бежит опрометью за ними босиком, и когда они куда приезжают, держит и водит их лошадь" [9. С. 79].

За пределами аристократических салонов путешественнику бросалась в глаза не очень радужная картина. "Молдоване находятся в великом невежестве, и здесь мало занимаются народным просвещением", резюмировал он [9. С. 79].

Путь на Бухарест пролегал через бесконечные валашские степи, по дороге можно было встретить почтовые станции с постоялыми дворами и корчмами. В редких деревнях лачуги и сараи, крытые соломой, а то и землянки, свидетельствовали об исключительной бедности их обитателей. "Вообще сей край весь разорен турками: несколько опустошенных каменных домов, монастырей и хижин служат явным тому доказательством", - заключил автор [9. С. 84]. В Молдавии, по его наблюдению, мужики живут гораздо богаче, чем в Валахии [9. С. 89], при том, что почва настолько плодородна, что могла бы вчетверо больше прокормить людей.

³ На самом деле, по оценке академика Г. Платона, в Яссах в 1806 г. проживали примерно 16 400 человек [10. Р. 375].

Однако жители настолько "притеснены и разорены от господарей и от бояр своих" [9. С. 91 - 92], что поля мало обрабатываются, посевы уменьшаются.

Бантыш-Каменский уделил внимание и описанию самого почтового экипажа, который показался ему довольно отсталым в сравнении с тем, что он привык видеть на российских дорогах. И лошади были запряжены иначе, и кучеры часто останавливались, чтобы поправить плохую сбрую на лошадях. "Ямщик не сидит на козлах, а верхом на коренной лошади, и старается как можно более хлопать длинным кнутом - не по лошадям, а по воздуху. Когда подъезжают они к станции, то еще издали начинают кричать диким голосом, и, не имея колокольчиков, таким образом дают знак другим извощикам о своем приближении. Осей и колес у них никогда не мажут, от чего также происходит страшный шум" [9. С. 85]⁴.

Путь до Бухареста длился примерно трое суток. "Город сей не столько мне понравился, как Яссы, - пишет Бантыш-Каменский, - хотя каменных строений в оном и гораздо более, нежели в Яссах. Узкие улицы вымощены все бревнами весьма неровно - отчего мостовая весьма тряска" [9. С. 86]. При всем том город показался ему очень большим, всего немногим меньше, чем Москва, по протяженности, правда, только благодаря своим бесчисленным садам - приведенная молодым дипломатом цифра 60 тыс. жителей подтверждается историко-демографическими исследованиями [12. Р. 143]. Река Дымбовица, несущая через Бухарест свои воды к Дунаю, примечательна, по мнению путешественника, тем, что в ней добывают золотой песок, доходом от которого пользовались валашские господарыни; такой же песок имеется и в реке Олт, разделяющей Большую и Малую (Восточную и Западную) Валахию.

Шум от молотков в кузницах, скрип от несмазанных колес у крестьянских телег, въезжающих в город на рынок, беспрестанное хлопанье бичами, громкие окрики ямщиков - все это смешивалось с музыкой лэутаров на улицах и в корчмах и создавало стойкий, невообразимый гул - в этом Бухарест мало чем отличался от других больших городов Юго-Восточной Европы того времени. Но, как заметил молодой путешественник, Бухарест гораздо чище Ясс, ибо Дымбовица имеет быстрое течение и уносит из города всю нечистоту. Поэтому "воздух здесь очень здоров, при всем многолюдстве" [9. С. 143]. Это подтвердил и другой русский путешественник, Игнатий Яковенко (1821), опровергнувший получившие распространение в России слухи о том, что именно Валахия является эпицентром эпидемий чумы. "Нет никакого сомнения, - пишет он, - что моровая язва не родится в Валахии, а переносится всегда почти из Египта, Константинополя, азиатских или африканских владений. Но, впрочем, сия заразительная болезнь производит и в Княжестве Валахском величайшие ужасы и опустошения, по той причине, что местное правительство не имело до сего времени должной попечительности для пресечения сообщения между местами, объятыми оною, и еще неприкосновенными" [11. С. 50 - 51]⁵.

Пребывание в Бухаресте дало Бантышу-Каменскому повод провести некоторые параллели между российской бюрократией и валашской властвующей элитой. Основываясь на разговоре с представителем российской администрации в крае сенатором Кушниковым, он заметил в записках: "Сей народ (в Валахии. -И. К.) весьма

⁴ Ср. с описаниями Игнатия Яковенко, русского путешественника, ездившего по Дунайским княжествам в 1821 г. и в отличие от Бантыша-Каменского проявившего искреннее восхищение мастерством ямщиков. Он пишет о том, как при выезде из предместий города ямщик, управлявший таким же экипажем с шестью лошадями, сумел пустить их во весь галоп "с такой ловкостью, что нельзя было не похвалить его. Он поворачивал с одной на другую сторону в одно мгновение и доказал в полной мере, что и на молдавских почтах столь же скоро ездят, как и на российских" [11. С. 28 - 29].

⁵ Во время эпидемии 1813 г. от чумы погибли в княжестве около 60 тыс. человек. "Погребение происходило без всяких духовных обрядов и обычаем введенных народных собраний, дабы зараза не распространяла еще более своего действия" [11. С. 51 - 52].

добр, но очень страждет от исправников своих, старающихся как можно более его грабить". Многие влахи для избежания притеснений переселились в Турцию. "У нас в России, - добавил Кушников в разговоре со своим молодым собеседником, - убегают от должности исправника, а здесь напротив того, более семидесяти просьб поступают на каждое порожнее исправничье место". Несколько лучше в этом плане была, по его мнению, ситуация в Молдавском княжестве. Кушников, по признанию Бантыша-Каменского, старался искоренить это зло, "желательно, чтобы похвальное предприятие его было увенчано успехом" [9. С. 87]. Молодой дипломат был уверен в способности российской оккупационной администрации позитивно влиять на политические нравы в Дунайских княжествах, прививать их элитам чувство ответственности, заботы об общественном благе и т.д.

Как бы то ни было, энтузиазм молодого путешественника, верившего в плодотворность усилий российской военной администрации по искоренению зла, в процессе поездки иссякал по мере столкновения с реальностью. Так, при въезде в Бухарест на обратном пути из Белграда утомленный дальней дорогой 20-летний юноша по требованию охранявшего городские ворота казака, ссылавшегося на генеральский приказ, должен был тащиться за ним на другой конец города, голодный и с разбитою спиной, для выяснения личности. Но мало этого, казак, сопроводивший его в караульню, где молодой человек находился до полуночи, потом, пишет Бантыш-Каменский, "бежал за мною, требуя на водку за то, что возил меня более часа в другой край города" [9. С. 140 - 142]. Византийские обычаи не были, таким образом, чужды и русским военным администраторам, скорее привезенные ими с собой из России, нежели перенятые от местных жителей.

Еще один русский путешественник, на записках которого стоит подробно остановиться, это уже упомянутый Игнатий Яковенко, человек не только глубже других изучивший румынские реалии, но даже неплохо в них интегрировавшийся (см. его наиболее фундаментальные в русской литературе своего времени работы о Дунайских княжествах [11; 13]). Начав карьеру еще в 1812 г. во время мирных переговоров с Турцией, с 1820 г. он служил в Бухаресте в русском консульстве, а позже, женившись на дочери известного врача Константина Каракаша Елене, осел в румынских землях навсегда. Был причастен к деятельности администрации графа П. Д. Киселева, управлявшей Дунайскими княжествами после русско-турецкой войны 1828 - 1829 гг., а уже после прекращения ее функционирования в 1830-е годы служил заместителем директора почтовой службы всей Валахии. Умер в 1870 г.

В записках Яковенко нашли отражение внешний облик Бухареста, повседневная жизнь его обитателей. Более того, он дал систематическую информацию обо всех сторонах жизни современного ему румынского общества (включая деятельность церкви)⁶, приводит сведения по истории княжеств и об их сегодняшнем демографическом состоянии, особенно подробно описывает боярскую иерархию Валахии, функции отдельных бояр при господарском дворе.

В образе жизни боярства еще сильно проявлялись восточные традиции, но румынское общество Дунайских княжеств уже переживало процесс модернизации, приобщалось к европейской культуре и интегрировалось в нее. Это сказывалось и на быте боярской элиты. К началу 1820-х годов в столице Валахии уже было выстроено достаточно много домов в соответствии с современными европейскими архитектурными принципами. В некоторых боярских домах Яковенко видел "прекраснейшие мебели, которые частию делаются в самом Бухаресте, а частию

⁶ Представляют интерес его наблюдения относительно школьной системы. В 1820-е годы в Бухаресте было всего два учебных заведения гимназического типа, где имелись в необходимом количестве преподаватели только румынского, греческого и французского языков и хуже обстояло дело с другими предметами.

доставляются из Вены, по реке Дунаю. Несколько домов, из построенных недавно, расписаны внутри с особенным искусством" [11. С. 91].

На улицах Бухареста в 1821 г. Яковенко встречал множество, сравнимых с тем, что можно было видеть в Западной Европе, карет и колясок, заложенных лучшими лошадьми. Жены бояр были элегантны и одеты весьма богато, танцевали бояре и их жены почти всегда по-европейски, но зачастую в традиционной своей одежде, хотя "долгополое платье мужчин весьма много препятствует им в танцах сих быть столько свободными, как европейцам" [11. С. 58 - 59]. Явно неудобным было и ношение дорогих меховых шуб в теплое время года. Понимая преимущества западной одежды, влашские бояре, "однако, не могут переменить старого обычая, наиболее потому, что, находясь под зависимостью турков, долженствуют непременно сообразоваться с наружностию их, тем еще более, что и самый образ правления и все обряды и церемониалы соблюдаются ими по старым учреждениям, остающимся до сего времени без всякого преобразования" [П. С. 94]. Склонность к слишком далеко идущим инновациям в одежде в соответствии с западными образцами могла вызвать, таким образом, подозрение турок, сомнения в лояльности.

Иногда бросалась в глаза склонность бояр к наружному, афишируемому блеску, неумеренной расточительности. "Видевши столь необыкновенный блеск и роскошь", русский дипломат сделал предположение, что бояре пользуются значительным доходом от своих обширных имений, но ему объяснили, что хотя у многих из бояр есть во владении деревни, "однако, к сожалению, остаются оные в совершенном небрежении, и вся роскошь, блеск и тщеславие удовлетворяются на счет привилегий, с службою в правительстве боярам предоставляемых, и на счет долгов, беспрестанно ими накопляемых" [11. С. 91 - 92]. Картина Валахии, которую нарисовал Яковенко, была довольно завершенной и, надо сказать, лишенной язвительности, присущей запискам некоторых других иностранных путешественников. Автор действительно стремился понять и изучить реалии современного ему Валашского княжества.

Подводя итоги, следует сказать: описания русскими очевидцами Дунайских княжеств в первые десятилетия XIX в. достаточно объективны, восприятие реальности в них в целом можно назвать адекватным "румынскому миру". В отличие от западных наблюдателей выходцы из России, как правило, не смотрели на румынские земли сквозь призму слишком завышенных культурных ожиданий, находясь в той системе культурно-ценностных координат, которая более соответствовала реалиям Дунайских княжеств. Во многом это объясняется общностью институциональных, религиозных, культурных традиций, обусловленных византийским влиянием. В то время как Российская империя, превращаясь в мощную европейскую державу, активно перенимала, начиная с эпохи Петра I, западные образцы, адаптировала к себе новые институциональные структуры, Дунайские княжества и к началу XIX в. еще находились под преимущественным византийским влиянием. Колебания румынских элит между верностью византийским традициям и влечением к западным образцам воспринимались с гораздо большим пониманием не западноевропейскими, а именно русскими наблюдателями, для которых бородатые бояре в кафтанах и меховых шубах были не проявлением чуждой восточной экзотики, а живым воплощением собственного, причем совсем еще недавнего прошлого.

Пер. с румынского А. С. Стыкалина

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Neculce I. Letopisetul Tarii Moldove. Bucuresti, 1955.

2. XenopolA.D. Razboaiele dintre rasi si turci si inraurirea lor asupra tarilor romane. Bucuresti, 1997.

3. Calatori straini despre tarile romane in secolul al XlX-lea. Bucuresti, 2004. Serie noua. Vol. I.

4. Calatori straini despre tarile romane. Bucuresti, 2000. Vol. X. Partea I.

5. Cazan I. Calatori straini despre educatie si cultura in tarile romane la sfarsitul secolului al XVIII-lea si inceputul secolului al XlX-lea // Societatea romaneasca intre modern si exotic, vazuta de calatori straini (1800 - 1847). Bucuresti, 2005.

6. Popescu L. Imaginea regimului politic in Principate. De la fanarioti la miscarea lui Tudor Vladimires-cu // Societatea romaneasca intre modern si exotic, vazuta de calatori straini (1800 - 1847). Bucuresti, 2005.

7. Кутузов М. И. Сборник документов. М., 1952. Т. III. 1808 - 1812.

8. Barbu G. Sanatatea publica in Тага Romaneasca si Moldova in timpul administratiei ruse 1806 1812// Din istoricul relatiilor medicale romano-ruse si romano-sovietice. Bucuresti, 1963.

9. Бантыш-Каменский Д. Н. Путешествие в Валахии, Молдавии и Сербии. М., 1810.

10. Istoria orasului Iasi. Iasi, 1980. Vol. I.

11. Яковенко И. Нынешнее состояние турецких княжеств Молдавии и Валахии и Российской Бессарабской области с картою. СПб., 1828.

12. Berindei D. Orasul Bucuresti, resedinta si capitals a Tarii Romanesti (1459 - 1862). Bucuresti, 1963.

13. Молдавия и Валахия с 1820 по 1829 год в письмах Игнатия Яковенко. СПб., 1834

Постоянный адрес данной публикации: