Ноябрь 1917 года. Над Европой, израненной, измученной и голодной, звучит призыв большевиков к миру. Народы жадно и радостно откликаются на него. Но безмолвствуют "союзники", руководители держав Антанты. Один за другим следуют обращения Совета Народных Комиссаров к послам¹ . Ответа нет. В числе участников этого заговора молчания - представитель Румынии Диаманди и военный атташе Паладе. Мир без аннексий и контрибуций не устраивал румынских правителей. Правда, они умело использовали то обстоятельство, что вне границ тогдашнего "Старого королевства" в Австро-Венгрии проживало 3 млн. их соотечественников, и, вступая в войну, изображали себя перед румынской и зарубежной общественностью борцами за национальное объединение. Однако мыслили они это объединение по-империалистски, не иначе как прихватив изрядные куски чужих территорий. Они примкнули к Антанте, запасшись договором с Францией, Англией, Италией и Россией (август 1916 г.), по которому выторговали в свою пользу не только области, населенные румынами, но и украинские земли в Северной Буковине, венгерские по реке Тиссе, сербские в Западном Банате. "Тайный договор с Румынией есть, - говорил в мае 1917 г. В. И. Ленин, - и он состоит в том, что Румыния получит целый ряд чужих народов, если будет воевать "а стороне союзников"² .

Весть об Октябрьской революции повергла официальные Яссы, куда перебрались двор и правительство из оккупированного Бухареста, в панику. "Брэтиану и прочие министры в состоянии паники... Полный хаос"³ , - такую запись сделал известный историк Н. Йорга в дневнике 20 ноября 1917 года. Тревога ясских правителей усугублялась еще одним немаловажным обстоятельством. Румыния, единственная из держав Согласия, имела общий с Россией фронт, и миллионная русская армия этого фронта с горячим одобрением встретила Декрет о мире. В полках и дивизиях в противовес старым эсеро- меньшевистским комитетам создавались комитеты большевистские. 2 декабря на совещании большевиков войск района Яссы - Сокол, 4-й и 9-й армий был образован революционный комитет, провозгласивший себя высшей властью на фронте⁴ . Разумеется, было бы глубоко ошибочным полагать, будто реакционный русский генералитет с меланхолической грустью

¹ См. "Документы внешней политики СССР". Т. I. M. 1957, стр. 16, 28, 31.

² В. И. Ленин. ПСС. Т. 32, стр. 91.

³ N. Iorga. Memorii. Vol. I (f. a.), pp. 174 - 175.

⁴ См. И. Г. Дыков. Румчерод и борьба за установление Советской власти на румынском фронте. "Исторические записки". Т. 57 (М. 1956), стр. 19.

и в состоянии полной пассивности наблюдал за переходом армии к большевикам. Напротив, заместитель командующего Румынским фронтом Д. Щербачев и его сподвижники развили бурную деятельность, ничего общего не имевшую с их непосредственными обязанностями и означавшую прямую измену родине. Противодействовать стремлению солдат к миру Щербачев не мог. Поэтому он решил взять дело мирного урегулирования в свои руки и начал сепаратные переговоры с представителями Центральных держав. Румынское командование присоединилось к нему.

24 ноября (7 декабря) русско-румынская делегация во главе с генералом Кельчевским пересекла линию фронта. В тот же день в Фокшанах открылись переговоры. Немецкий полковник Хенч зачитал телеграмму о заключении перемирия на русском Западном фронте. Генерал фон Морген, председатель делегации Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, спросил, признают ли прибывшие в Фокшаны представители России и Румынии этот акт. Если да, тогда самые переговоры станут излишними. Кельчевский ответил отрицательно⁵ . Стороны договорились о прекращении огня на неопределенный срок с условием, что каждая предупредит противника за 72 часа о возобновлении военных действий.

Но не только на "мирной ноте" пыталась играть реакция. Щербачев и румынское командование хотели использовать к выгоде контрреволюции тягу солдат домой. Организованную демобилизацию они стремились подменить беспорядочным бегством и таким путем добиться развала революционных частей. Поощрялся при этом отход не всех войск; те, на которые могла рассчитывать белогвардейщина, сохранялись. Предпринимались усилия и в другом направлении - обратить себе на пользу даже оставшееся от царского режима тяжелое наследие национального гнета. На фронте появились украинские, молдавские, польские, сибирские казачьи, белорусские, грузинские, армянские части. Солдат хотели растащить по "национальным квартирам", заставить их забыть о своих общих классовых интересах, противопоставить друг другу и столкнуть их.

В конце ноября уже смещенный Советом Народных Комиссаров с должности верховного главнокомандующего генерал Духонин, Щербачев и Центральная рада договорились о слиянии Юго-Западного и Румынского фронтов в один Украинский фронт. Давая отпор этим проискам, делегаты-украинцы 2-го съезда Румчерода⁶ (Одесса, 10 (23) декабря 1917 г.) в специальном протесте заклеймили "мнимых украинцев"⁷ и резко выступили против предпринятой Щербачевым "реорганизации". Характерно, что из 300 присутствовавших на съезде украинцев лишь 80 поддерживали Раду. Делегаты встретили овацией выступление В. Володарского, который от имени Совнаркома предложил съезду взять власть в свои руки на фронте и в тылу⁸ . Поняв, что силой большевиков не сломить, Щербачев и стоявшая за его спиной румынская военщина прибегли к коварному приему. Генерал выступил в роли "примирителя" между национальными уполномоченными и ревкомом, предложив договориться об условиях прекращения борьбы. Ревком (трагическая ошибка!) попался в эту ловушку. 7 (20) декабря в резиденции Щербачева открылись "переговоры". Сразу стало ясно, что Щербачеву нужно лишь спровоцировать инцидент. Воспользовавшись горячностью двух

⁵ О ходе переговоров см. "Известия 2-го армейского съезда 6-й армии, 28 и 29.XI.1917; C. Kiritescu. Istoria rasboiului pentru intregirea Romaniei. Vol. III. Ed. II (f. a.), pp. 21 - 23.

⁶ Съезд солдатских, матросских, рабочих и крестьянских депутатов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесского военного округа.

⁷ ЦГАОР СССР, КМФ-14, зак. 32, пл. 153, ч. III.

⁸ "Правда", 24.XII.1917 (6. I.1918); И. Г. Дыков. Указ. соч., стр. 22 - 24.

большевистски настроенных офицеров, Аксенова и Корнева, он призвал на помощь охрану. 8 (21) декабря некоторые члены ревкома вместе с прибывшим из Петрограда комиссаром С. Г. Рошалем были арестованы; двоих отправили в сигуранцу (охранку), где им пришлось пережить весь ужас изощренных издевательств тюремщиков. Через несколько дней труп Рошаля был обнаружен в окрестностях Ясс. Никаких сообщений о его смерти ни Щербачев, ни румынские власти не сделали. С большевистским комиссаром расправились втихомолку.

Вскоре Щербачев после беседы с начальником штаба французской военной миссии полковником Петэном⁹ "потребовал" от румын разгромить "большевистское гнездо" в пригороде Ясс - Соколе. Румынская реакция хотела использовать Щербачева как своего рода ширму, прячась за которую она могла бы расправиться с русскими революционными частями: как-никак она наносила удар в спину русской армии не просто, а по "требованию" командующего. Дипломатические представители и военные миссии Антанты в Яссах дружно поддержали Щербачева. Французы, чтобы создать покинутому собственными солдатами "командующему" хоть какой-то антураж, предоставили в его распоряжение автомобиль и прикрепили к нему четырех офицеров. В ночь на 9 (22) декабря состоялось заседание румынского правительства с участием командования. Многие министры трусили: русская армия все еще представлялась им грозной силой, в перестройку ее по "национальному" признаку, затеянную Щербачевым, они не верили. Лишь глубокой ночью участники совещания приняли решение о нападении. В Яссах были заблаговременно сосредоточены четыре надежных полка и два отдельных батальона. Пользуясь численным превосходством, румыны оттеснили солдат расквартированной в Соколе русской железнодорожной бригады от вагонов и бараков в поле и там разоружили. Сопротивлявшихся пристреливали на месте. Но это было лишь началом расправы. С фронта одна за другой снимались русские дивизии. Разумеется, было бы проще всего пропустить этих уставших от войны, жадно стремившихся домой солдат. Но именно этого не желали делать румынские правители. Укрепления Советского государства в тылу они боялись гораздо больше, чем официального неприятеля на фронте. Заключив перемирие с немцами, австрийцами, болгарами и турками, наполовину потеряв надежду на приобретения, обещанные Антантой по августовскому договору 1916 г., они лелеяли мысль о "реванше", который рисовался им в виде захвата Бессарабии. А для этого нужно было не допускать отхода русской армии в эту область. Можно было рассчитывать, что удар по бывшему союзнику благосклонно воспримут руководители обеих воюющих группировок, единых в своей лютой ненависти к Советской России. 11 (24) декабря Молдова, за исключением Ясс, была разбита на восемь военных зон, находившихся под контролем генерального штаба, действовавшего в сговоре с Щербачевым. Так шла подготовка к "встрече" голодных, холодных, раздетых, разутых, со всех сторон окруженных врагами русских солдат.

Русская армия никак не ожидала, что "союзники" преподнесут ей такой сюрприз. Она желала одного - свободного прохода на родину и снабжения продовольствием. Не только солдаты, но и все звенья революционной власти на фронте, пытаясь уладить дело миром, недооценивали серьезности сложившегося положения. Так, комитет 6-й армии решил даже направить своих представителей "на поклон к королю" Фердинанду. Делегаты беседовали и с ним и с начальником генерального штаба Презаном. Последний заверил их, что румыны "не вмешиваются

⁹ См. А. Рябинин-Скляревский. Оккупация Бессарабии Румынией. "Летопись революции", 1925, N 1, стр. 108.

в дела русской армии"¹⁰ . И это говорилось после расправы с большевистским ревкомом фронта и убийства Рошаля. В то же самое время припасы, предназначенные для русских войск, задерживались¹¹ , а основные дороги занимались отборными румынскими войсками. Румынская реакция имела и "оправдательный" документ: приказ Щербачева разоружать отступающие русские дивизии. Марионетка исправно играла свою роль, а "дисциплинированный" румынский штаб "послушно" исполнял ее распоряжения.

Возмущенные русские солдаты отказывались сдавать оружие. Случалось, они прибегали к угрозе проложить дорогу силой. Но ведь делалось это перед лицом явной провокации. Например, в "Ультиматуме высшим румынским властям от ревкома 9-й армии" говорилось, что доставка продовольствия для русских войск прекращена; из Ботошани навстречу им двинуты румынские части. Стремясь избежать столкновения, комитет требовал свободного пропуска и предоставления продовольствия. В этом случае он гарантировал "спокойное поведение русских войск, не имеющих никаких враждебных намерений"¹² . 13-я дивизия прислала своих представителей в румынский штаб, соглашаясь на отход по контролируемой румынами дороге. Все равно последовал отказ¹³ . Даже в месте наиболее крупного столкновения, Галаце, революционные армейские власти колебались, не желая пускать в ход оружие. "Как же... Ведь в самом деле, разве большевики не объявили войну войне?.. Разве не велели брататься с врагами? Ведь румынские солдаты - такие же крестьяне, как и русские". Запутались в этом вопросе "сердобольные товарищи", - писал участник событий тех дней Л. Дегтярев. В конце концов 4-й сибирский корпус, ограничившись несколькими залпами по городу, упустил время и позволил румынским войскам окружить себя. Одна из дивизий предпочла перейти линию фронта (немцы гарантировали ей возвращение на родину). Другие сложили оружие, поверив в обещание румынского командования беспрепятственно пропустить их домой. И немцы и румыны тут же нарушили свои обязательства. На румынской стороне "солдат погнали под конвоем в концентрационный лагерь. Многих расстреляли. Для остальных ввели суровую дисциплину и побои. Многие захворали от голода и холода"¹⁴ . Большевики в комитетах прилагали все усилия, чтобы организовать планомерный отход и свести к минимуму эксцессы при отступлении смертельно уставшей, голодной и в значительной мере деморализованной армии. Однако румынская реакция помышляла не об улаживании, а о разжигании конфликта. Она на весь мир трубила о "грабежах", "погромах", "насилиях" русских войск, чтобы в мутной воде дезинформации и прямой клеветы выудить оправдание расправы над русской армией и подвести "базу" под свои планы захвата Бессарабии.

Советское правительство получало лишь нерегулярные, отрывочные сообщения о чудовищных событиях на Румынском фронте. Оно принимало меры, чтобы спасти солдат. В Обращении Верховного главнокомандующего Н. В. Крыленко от 25 декабря 1917 г. (7 января 1918 г.) говорилось: "Внутри страны, прикрываясь словами о защите независимости Украины, пособники Каледина из Центральной рады в союзе с дезертирами-офицерами, мятежником Щербачевым и палачами румынско-

¹⁰ Л. Дегтярев. Октябрь Румынского фронта. "Летопись революции", 1923, N 6, стр. 247.

¹¹ Делегаты Петроградского гарнизона Баканов и Быков, побывавшие на Румынском фронте, сообщили, что в Яссах было задержано 24 состава с продовольствием и фуражом для русских войск. См. "Борьба за власть Советов в Молдавии". Кишинев. 1957, стр. 239.

¹² "Известия армейского комитета 9-й армии", 12(25).XII.1917.

¹³ "Contribufii la studiul influentii Marii Revolutii Soclaliste din Octombrie in Romania". Bucuresti. 1957, p. 106.

¹⁴ Л. Дегтярев. Указ. соч., стр. 264, 266.

го правительства, расстреливающего на Румынском фронте тех самых солдат, которые проливали кровь в их защиту, - все соединились против Советской власти и Правительства народных комиссаров"¹⁵ . Н. В. Крыленко призвал русские войска осуществлять планомерный отход из Румынии¹⁶ . Чтобы парализовать изменническую деятельность контрреволюционного генералитета, он подчеркнул: "Командование переходит в руки комитетов, минуя штабы армий и фронта". Русским войскам и украинским частям, стоявшим на платформе Советской власти, было приказано "в случае столкновения с румынскими войсками прокладывать себе путь с оружием в руках". В то же время Советская власть в лице Верховного главнокомандующего армией даже при этих критических обстоятельствах стремилась соблюдать интересы румынского населения. Н. В. Крыленко указывал с этой целью: "Продовольствие брать по реквизиционным квитанциям Военно-революционных комитетов, приравненным к правительственным обязательствам". Советское правительство тем самым обязалось возместить понесенные жителями убытки.

Еще раньше, 16 (29) декабря, получив известия об аресте фронтового революционного комитета и о занятии румынскими оккупантами местечка Леово, а также нескольких сел в Бессарабии, Народный комиссариат иностранных дел обратился к румынскому правительству через Диаманди с нотой протеста, потребовав "покарать преступные элементы из румынского офицерства и румынской бюрократии". НКИД заявлял: "На территории Российской революции мы не потерпим более никаких репрессий не только против русских, но и против румынских революционеров и социалистов. Всякий румынский солдат, рабочий и крестьянин найдет поддержку русской Советской власти от произвола реакционной румынской бюрократии"¹⁷ . Предупреждение не подействовало. Нота осталась без ответа. 31 декабря 1917 г. (13 января 1918 г.) последовал новый демарш Советского правительства. На этот раз ноту подписали В. И. Ленин, Н. В. Крыленко и Народный комиссар по военным делам Н. И. Подвойский. Ссылаясь на имевшиеся у него далеко не полные данные, Совнарком констатировал: румынские власти захватили фураж, предназначенный для 49-й русской дивизии; лошади остались без кормов; 194-й Троице-Сергиевский полк окружен румынами, разоружен и отведен в тыл; румынские власти арестовали комитет 195-го полка и австрийских офицеров, приглашенных в штаб этого полка в качестве гостей. Советское правительство потребовало освобождения арестованных, прекращения беззаконий, наказания виновных, гарантий того, что подобные действия не повторятся. Ультиматум был передан по радио и 3 (16) января 1918 г. опубликован в "Правде". В том же номере газета напечатала "Правительственное сообщение": "Чтобы предотвратить войну между русскими солдатами и румынскими, которых несправедливо было бы наказывать за бесчинства их властей, Совет Народных Комиссаров решил принять экстраординарную меру, чтобы наказать румынские власти". Под стражу были взяты члены военной и дипломатической миссий Румынии во главе с посланником Диаманди. В сообщении говорилось: "Для социалистического правительства России важнее всего было избегнуть войны с румынскими крестьянами и в то же время показать румынскому народу, что мы, русские революционеры, ни перед чем не остановимся в борьбе против румынского правительства и румынской монархии. Обычные дипломатические формальности должно было принести в жертву интересам трудящихся классов обеих наций". Действия Советского правительства были проникнуты духом про-

¹⁵ "Известия" ЦИК и Петроградского Совета, 28. XII. 1917 (10. I.1918).

¹⁶ ЦГАОР СССР, КМФ-14, зак. 32, пл. 154, ч. I.

¹⁷ "Документы внешней политики СССР". Т. I, стр. 66, 67.

летарского интернационализма. Принимая самые крутые меры против представителей румынской олигархии, оно проявляло в то же время глубокую заботу о сплочении общего фронта борьбы трудящихся.

Арест Диаманди и его коллег произвел на дипломатический корпус, "не признававший" Советскую власть, впечатление разорвавшейся бомбы. 1(14) января 1918 г. послы и посланники во главе с дуайеном нанесли визит В. И. Ленину. Так своеобразно произошла первая встреча руководителя пролетарского государства с уполномоченными капиталистических держав. Дипломаты выразили протест против ареста румынского посланника, не пожелав вдаваться в его причины. В. И. Ленин ответил, что арест произведен в силу чрезвычайных обстоятельств, "никакими дипломатическими трактатами и никакими дипломатическими обрядностями не предусмотренных". Репрессии предприняты против представителей страны, которая, не находясь с Россией в войне, окружает, морит голодом, обезоруживает целую русскую дивизию. Для социалиста, подчеркнул В. И. Ленин, жизнь тысяч солдат дороже спокойствия одного дипломата. В то же время, проявляя готовность к урегулированию конфликта, глава Советского правительства обещал доложить Совнаркому о демарше послов. В тот же день стало известно, что дуайен дипломатического корпуса - американский посол Френсис - решил посетить Диаманди и опротестовать поведение румынских войск. Вечером этого насыщенного событиями дня Совнарком на заседании, подтвердив правильность ареста, выразил в то же время согласие удовлетворить просьбу дипломатов, так как цель акции - решительный протест - была достигнута. Договорились "с пользой для дела предоставить румынского посла воздействию других послов"¹⁸ . Все эти меры, однако, не принесли результатов. 13 (26) января Совнарком принял постановление о разрыве дипломатических отношений с Румынией. "Покрытая преступлениями румынская олигархия, - говорилось в постановлении, - открыла военные действия против Российской Республики". Получил по заслугам и предатель генерал Щербачев: как враг народа он был поставлен вне закона¹⁹ .

Одновременно Советское правительство готовилось на силу ответить силой и нанести удар по немецким захватчикам, намеревавшимся нарушить перемирие на западе, и по румынской реакции, начавшей вторжение в Бессарабию. Весь январь на бессарабской земле шли бои. Отдельным красногвардейским отрядам не удалось остановить четыре дивизии захватчиков. Но сопротивление нарастало. Попытка интервентов переправиться через Днестр у Тирасполя окончилась неудачей, они с трудом унесли ноги. Ободряющие вести приходили с Украины. Советские войска успешно наступали. Под их натиском Центральная рада бежала из Киева. 1(14) февраля В. И. Ленин отдал распоряжение освободившим украинскую столицу войскам действовать "как можно энергичнее на Румынском фронте"²⁰ . Исполняя этот приказ, вновь созданная особая армия под командованием А. И. Егорова наголову разбила румынскую дивизию, пытавшуюся форсировать Днестр у Рыбницы. На севере Бессарабии интервенты натолкнулись на сильное сопротивление. Остатки старой 8-й русской армии, местное население и спешно созданные отряды Красной гвардии дрались за каждую пядь земли. В захваченных районах оккупанты чувствовали себя, как на пороховой бочке, и всерьез опасались, как бы "охрану складов", что являлось официальным предлогом вторжения, не пришлось прекратить в ближайшее время. Не оставляла румынских правителей и тревога в связи с внутренним положением в стране. Недовольство в деревнях перерастало в открытые

¹⁸ "Правда", 3(16). I.1918.

¹⁹ "Документы внешней политики СССР". Т. I, стр. 89 - 90.

²⁰ В. И. Ленин. ПСС. Т. 50, стр. 41.

выступления против помещиков; рабочие бастовали; флот восстал; в рядах славных интернационалистов сражались против "собственной" буржуазии румынские отряды.

Во время захвата Румынией Бессарабии Германия держалась благожелательного "нейтралитета" и фактически развязала румынским правителям руки для действий как против Советской России, так и против революционного движения в собственной стране. Об этом наглядно свидетельствовало подписание в Брэиле 14 (27) января 1918 г., в разгар восстаний в румынском флоте, дополнительной конвенции, распространявшей перемирие на море²¹ . Теперь надо было платить по этому векселю унизительным миром: немцы и их союзники предъявили Румынии ультиматум, в котором настаивали на тяжелых условиях мира (подробнее об этом см. ниже). Трудности подступали со всех сторон, и румынское правительство было вынуждено вступить в переговоры с Советской Россией. Первый зондаж был произведен по инициативе находившихся в Одессе парламентариев и влиятельных лиц во главе с генералом Крэйничану²² . Образованная ими неофициальная комиссия завязала сношения с советскими представителями. Последние потребовали объяснений в связи с захватом Бессарабии и посылки смешанной делегации в Кишинев и Яссы. Заверения Крэйничану, будто Румыния вовсе не воюет с Россией, нельзя было принимать всерьез. Попытка делегации добраться до Ясс успехом не увенчалась: делегация вернулась из Тирасполя, неподалеку от которого "не ведшие войны" интервенты сражались с красными войсками. В дальнейшем контакт с официальными румынскими властями установить все же удалось. Условия советской стороны заключались в следующем: освобождение Бессарабии; возврат захваченного румынами имущества; пропуск отступавших с румынского фронта русских войск; выдача генерала Щербачева, убийц Рошаля и непосредственных участников учиненного интервентами расстрела русских матросов и солдат в Измаиле²³ .

В роли посредника выступил канадский полковник Бойль, находившийся по служебным делам на юге России²⁴ . В течение февраля он путешествовал между Одессой и Яссами. 20 февраля (5 марта) председатель Совета министров Румынии генерал А. Авереску (сменивший на этом посту И. Брэтиану)²⁵ подписал соглашение об очищении Бессарабии от румынских интервенционистских войск. 24 февраля (9 марта) этот документ был скреплен подписями советских уполномоченных. Основные положения соглашения были таковы: Румыния обязывалась очистить Бессарабию в течение двух месяцев; оставлялся лишь десятитысячный отряд для охраны железных дорог и румынских складов; административные и судебные функции немедленно переходили к местным выборным властям, а охрана должна была осуществляться милицией; оккупанты отказывались от вмешательства во внутренние дела и права производить аресты. Румынское правительство обязалось не предпринимать никаких неприятельских действий против Советской России и не поддерживать таковых, если они будут совершены с чьей-либо стороны²⁶ .

Подписание соглашения явилось значительным успехом молодой советской дипломатии, особенно если учесть обстановку, в которой оно было заключено. Бежавшая из Киева Центральная рада обратилась за помощью к германским милитаристам. Началось вторжение австро-

²¹ ЦГАОР СССР, КМФ-14, зак. 32, пл. 155, ч. II.

²² Во время войны на юг России эвакуировались многочисленные румынские предприятия, учреждения, воинские части. Туда же переехала часть членов парламента.

²³ "Борьба за власть Советов в Молдавии", стр. 312 - 313.

²⁴ "L'independance roumaine", 3( 16).IV.1918.

²⁵ Подробнее об этом см. ниже.

²⁶ "Документы внешней политики СССР". Т. I, стр. 210 - 211.

немецких армий на Украину. Одновременно немцы нарушили перемирие с Советской Россией и двинули свои дивизии на Петроград. Преодолев сопротивление "левых коммунистов" во главе с Бухариным, требовавших "революционной войны" в условиях, когда не было сил для ее ведения, руководимое В. И. Лениным большинство Центрального Комитета партии настояло на подписании тяжелейшего Брестского мира. Поэтому вырванное у румынского правительства обязательство эвакуировать свои войска из Бессарабии следует расценивать как немаловажную победу Советской власти, хотя в результате пособничества международной реакции румынской олигархии и удалось уклониться от выполнения условий соглашения.

Авереску пришлось пережить в парламенте немало неприятных минут, когда досье с документами перешло после падения его правительства в руки преемников. Новый министр иностранных дел К. К. Арион явился в палату депутатов во "всеоружии" материалов²⁷ и "припер к стенке" генерала, зачитав первый пункт соглашения: "Румыния обязывается очистить Бессарабию в течение двух месяцев". Авереску старался выкрутиться: он-де не то подразумевал, а вот канцелярия взяла и написала черным по белому - эвакуировать. Ариону пришлось вновь извлекать документы и зачитывать вслух генеральскую резолюцию: "Все статьи вышеприведенного предложения (советского. - В. В.) приняты, исключая условия, помещенного в статье 1-й, требующего немедленного эвакуирования Бендер"²⁸ . "Вот, господин генерал, как вы стали жертвой канцелярии"²⁹ , - не без ехидства заметил министр. Во время перепалки с Арионом Авереску очень робко намекнул на подлинную причину своих действий. А она была проста - страх, самый откровенный страх перед тем, что стянутый кусок не удастся удержать. Цитируем генеральскую речь: "Россия больна, без сомнения, она очень больна, но Россия не исчезла, и она выздоровеет. Нам, маленькой державе, не пристало пользоваться этим состоянием паралича, в котором находится сосед"³⁰ . Оставим в стороне генеральскую терминологию. Важен смысл: Авереску относился к тем немногочисленным представителям румынской олигархии, которые, пусть даже и из-за страха, сохраняли какие-то элементы здравого подхода к вопросу. Но в парламенте Авереску даже не дали развернуть аргументацию. Был июнь 1918 г., его опасения казались необоснованными: от Советской России Румынию отделяла широкая полоса занятых немцами и австрийцами территорий. Парламентарии петушились. Арион заявил с апломбом: "Мы, господа, не боимся большевизма"³¹ .

Однако обратимся к другому вопросу - к сношениям румынских правителей с Германией и ее союзниками. Фокшанское перемирие группировка Центральных держав заключила не от хорошей жизни. Западный фронт поглощал ее ресурсы. Поэтому буквально на другой день после разъезда делегатов началось нарушение того пункта соглашения, которым запрещалась переброска войск из Румынии. С нового, 1918 г. началась передислокация немецких войск и в другом направлении: готовилось вторжение в Россию и на Украину. В распоряжении оккупационных властей в Румынии на конец 1917 г. оставалось 11 батальонов и несколько рот ландштурма. 8 кавалерийских полков, 10 австрийских батальонов и вспомогательные части. Численность войск Центрального блока на Румынском фронте в разгар летних боев 1917 г. достигла высшего уровня - 378 тыс. штыков, 10,5 тыс. сабель. К началу 1918 г. окопы

²⁷ "Desbaterile adunarii deputatilor". 1917 - 1918, sedinta 13.VI.1918, p. 153.

²⁸ "Документы внешней политики СССР". Т. I, стр. 115.

²⁹ "Desbaterile adunarii deputation", 1917 - 1918, sedinta 23.VI. 1918, p. 226.

³⁰ Ibid., p. 224.

³¹ Ibid., sedinta 13.VI.1918, p. 153.

были заняты остатками этих войск: 157 тыс. в первой линии и 92 тыс. - во второй³² . Румынская армия после распада русского фронта располагала приблизительно такими же силами³³ . Союзные военные миссии полагали поэтому, что у Румынии будут серьезные шансы на успех в обороне, если только ее командование пожелает защищаться. Но румынское правительство сделало выбор между миром и войной тогда, когда приняло решение о разоружении русских сил и о захвате Бессарабии. Немцы благосклонно взирали на то, как ясская олигархия все глубже влезала в антисоветскую авантюру. Четыре отборные дивизии оказались отвлеченными с фронта. И события конца января - начала февраля показали, что надвигались более серьезные бои с крепнущими советскими силами. Одним словом, увяз коготок - всей птичке пропасть.

Антисоветская авантюра связала румынских правителей в один узел с их официальными противниками. Премьер-министр И. Брэтиану писал посланнику в Париж В. Антонеску: "Наши бои с максималистами (так называли в Румынии большевиков. - В. В.) делают для армии невозможным сопротивление немецкому наступлению, если перемирие будет нарушено"³⁴ . Яссы с тревогой ждали, когда немцы предъявят свой бессарабский вексель к оплате. И этот момент не замедлил наступить. 25 января фельдмаршал Макензен в вежливой, но категорической по существу ноте потребовал в течение четырех дней дать ответ, намерена ли Румыния вступить в переговоры о мире. В Яссах начались лихорадочные совещания: что делать? Подписать мир? Но это значило нарушить заключенный в 1916 г. с союзниками договор и потерять плоды двухлетних усилий по выторговыванию чужих территорий. Румынские правители и без того уже низко котировались на антантовской бирже. Соединенные же Штаты, не входившие официально в Антанту, вообще не подписывали августовскую конвенцию 1916 года. На все старания румынских правителей выяснить отношение США к трансильванской проблеме следовали уклончивые ответы. Когда Брэтиану однажды, еще в августе 1917 г., настойчиво повел разведку в этом направлении, поверенный в делах США Эндрюс в ответ заметил, что его страна находится в состоянии войны лишь с Германской империей³⁵ . В известных "14 пунктах" под номером 10 говорилось о дальнейших судьбах Австро-Венгрии. Президент Вильсон заявил о желании сохранить это государство, обеспечив входящим в него народам возможность автономного развития. О том ли мечтали в Яссах! Наконец, в "14 пунктах" предусматривалась эвакуация неприятельских войск, восстановление оккупированных территорий Румынии и установление дружеских отношений между балканскими государствами³⁶ . Вот и все! Британский премьер-министр Ллойд Джордж в выступлении на профсоюзной конференции в Лондоне 5 января также заявил: "Мы не воюем ради распада Австро- Венгрии". Правда, глава английского кабинета подчеркнул необходимость "подлинного самоуправления на истинно демократических осно-

³² Фон Куль, Г. Дельбрюк. Крушение германских наступательных операций в 1918 г. М. 1935, стр. 31; сведения русской разведки на конец июля 1917 г. - ЦГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 1221, л. 308; данные румынского генштаба на начало 1918 г. V. Liveanu. Caracterul antisovietic si antipopular al tratatului dela Buftea. "Studii si materiale de istorie contemporana", 1956, Vol. I, p. 9.

³³ В июле 1917 г. в румынской армии числилось 700 тыс. человек, из них 458 тыс. - в действующей. Она насчитывала 15 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, бригаду пограничников, группу тяжелой артиллерии. Еще 4 дивизии, не снабженные в достаточной степени вооружением, предназначались для замены уставших частей. H. Berthelot. Sur le front roumain en 1917, p. 697 (оттиск этой статьи имеется в библиотеке Академии СРР).

³⁴ См. V. Liveanu. Op. cit, p. 13.

³⁵ "Papers relating to the Foreign Relations of the United States" (в дальнейшем - "Papers..."), 1917. Supplement 2. The World War. Vol. I. Washington. 1932, p. 728.

³⁶ "Papers...", 1918. Supplement 1. The World War. Vol. I. Washington. 1933, p. 15.

вах" для всех национальностей Габсбургской монархии и удовлетворения "законных желаний" "румын по крови и языку"³⁷ . Но гарантировало ли это осуществление притязаний румынской олигархии на украинскую Северную Буковину, венгерские территории по Тиссе и сербский Западный Банат?

В этой трудной для румынской реакции обстановке Брэтиану пригласил к себе 15 (28) января глав миссий Англии, Франции, Италии и Соединенных Штатов и сообщил им, что не исключена возможность румыно-германских сепаратных переговоров. Через пять дней посланники сделали румынскому премьеру следующее заявление: "Наши правительства подтвердили... свою уверенность в том, что Румыния, верная своим благородным традициям и жизненным интересам, будет продолжать борьбу с той же энергией, как и в прошлом, и не отделит своей судьбы от судьбы союзников"³⁸ . Чтобы смягчить союзников, Брэтиану принялся восхвалять свои заслуги в борьбе против Советов. Он напомнил, что в согласии с ними "предпринял полицейскую акцию против максималистских элементов румынского фронта", и в обмен на это просил державы считать Румынию "выполнившей свой долг" даже в том случае, если продолжение военных действий против немцев станет невозможным, и, в свою очередь, осуществить данные в августе 1916 г. обязательства. Брэтиану стремился использовать свои заслуги в борьбе с Советами как индульгенцию за выход из войны и призывал "укрепить солидарность союзников с Румынией" на этой основе³⁹ .

Брэтиану предложил своим коллегам в правительстве вступить в переговоры с Центральными державами только для того, чтобы оттянуть время. План этот показался министрам нереальным, но увильнуть от решения не удавалось. Оставалось два пути: сопротивление или капитуляция. Входившие в правительство консерваторы во главе с Таке Ионеску высказались за первое. Формальный выход Румынии из войны давал Антанте повод для отказа от обязательств, принятых по договору 1916 г.; на мирной конференции она превратилась бы из союзника в просителя. На коронном совете 25 января (7 февраля) 1918 г. Брэтиану заявил, что взять на себя ответственность за продолжение военных действий не может; но если это сделают консерваторы, он окажет им поддержку и позаботится, чтобы "раскольники" из его собственной, либеральной, партии вошли в новый кабинет⁴⁰ . "Храбрецу" Ионеску пришлось раскрывать свои замыслы. Оказалось, что он вовсе и не стремится занять кресло премьера. Одно дело - витийствовать, произнося декларации о готовности сопротивляться "с саблей в руке". А совсем другое - осуществлять это на деле. Короче говоря, на прямой вопрос, согласен ли он сформировать правительство, Ионеску ответил отказом. В то же время он не считал возможным, чтобы "законная Румыния:" сдалась, и высказался за использование в создавшейся обстановке политических деятелей во главе с А. Маргиломаном, известных своей приверженностью к Германии и оставшихся в занятой неприятелем столице: пусть "те из Бухареста" заключат сепаратный мир⁴¹ .

Либералы не возражали против подобной комбинации. Оба лидера, и Брэтиану и Ионеску, можно сказать, рвались из правительства, стремясь предоставить сомнительную честь подписания договора кому-либо другому. Они были не прочь перетасовать карты в колоде румынских правителей, выдвинуть на первый план державшиеся до сих пор в тени силы, перевести основные кадры "исторических партий" в резерв и тем самым попытаться спасти их политический престиж. Тогда "вина" за

³⁷ Ibid., pp. 6, 9.

³⁸ Ibid., p. 753.

³⁹ Ibid., p. 754.

⁴⁰ Ibid.

⁴¹ V. Liveanu. Op. cit., p. 22.

"измену" союзу пала бы на отдельных лиц, а не на олигархию в целом. И в нужный момент можно было бы с помощью элементарной правительственной комбинации, путем прихода к власти "непоколебимо" верных антантофилов вернуться в прежний лагерь.

Однако высказаться за выход на авансцену бухарестской группировки было легче, чем осуществить это на практике. Совершить головокружительное антраша с передачей власти непосредственно в руки заведомых недругов Антанты было рискованно и по внутриполитическим и по внешнеполитическим соображениям. И тогда возникла идея переходного правительства. Наиболее подходящей кандидатурой в премьеры казался генерал Авереску. Он считал сепаратные переговоры в создавшихся условиях неизбежными, так что "опасности" отклонения от основной линии, намеченной олигархией, не существовало. После нескольких встреч в непринужденной обстановке Брэтиану и генерал пришли к соглашению. 26 января (8 февраля) король поручил формирование правительства Авереску.

Вопрос об отношении с союзниками так и не был решен. Те обещали молочные реки в кисельных берегах: и не заключать мира без Румынии, и предоставить ей все обещанное в 1916 г., и принять со всею ласкою королевскую семью в случае ее эвакуации из Румынии, но все это при условии сопротивления. Приходилось решаться на капитуляцию без перестраховки на случай победы прежних союзников. Вторжение австро-германских войск на Украину положило конец колебаниям. Оно было воспринято скорее с облегчением, чем с тревогой: неприятный "контакт" с советскими вооруженными силами прекращался; отступать стало некуда; против захвата Бессарабии немцы не возражали. Позиции сторонников соглашения с Центральными державами усилились. Остальные стремились "сохранить лицо" в предвидении дальнейших комбинаций.

1 (14) февраля румынские уполномоченные прибыли в Бухарест. В частных беседах с побежденными немцы подчеркивали, что кое в чем у них существует общность интересов. "Русская анархия, - заявил один из видных деятелей германской военной администрации, - привела к созданию своего рода братства. Вы боретесь против большевизма в Бессарабии; мы вступим на Украину с той же целью"⁴² . Правда, немцы и австрийцы не скрывали, что собираются прижать вновь обретенных "братьев". Переговоры велись на основе, ни в какой степени не напоминавшей равенство сторон. Румынам с трудом удавалось добиться отсрочки перемирия. Угроза, что вот-вот на них обрушатся неприятельские дивизии и в три-четыре недели "все будет кончено", довлела над ними. 5 (18) февраля состоялась встреча Авереску с Макензеном. Победитель был утонченно вежлив. В обсуждение пунктов договора он вступить отказался, сославшись на свою неосведомленность, но успокоил собеседника насчет двух вещей: румынская армия может сохранить определенный контингент для использования в Бессарабии против большевиков; вопрос о династии на переговорах затронут не будет. Через четыре дня стороны встретились вновь, и Макензен после разговора по прямому проводу с кайзером подтвердил обещание относительно династии⁴³ . Затем румынский премьер из резиденции фельдмаршала в Буфте приехал в Бухарест и встретился с министрами иностранных дел Германии и Австро-Венгрии Кюльманом и Черниным. Здесь Авереску ожидал холодный душ. Ознакомившись с предъявленными требованиями, он напомнил собеседникам, что их правительства с парламентских трибун провозгласили себя сторонниками мира без аннексий и контрибуций. Подобное заявление в устах представителя румынской

⁴² A. Marghiloman. Note politice. Vol. III. Bucuresti. 1927, p. 356.

⁴³ A. Averescu. Notife zilnice din rasboiu (1916 - 1918). (f. a.), p. 293.

олигархии, которая два года торговалась с Антантой ради захвата чужих земель, звучало по меньшей мере пикантно. Собеседники дали понять это премьеру⁴⁴ . Они усиленно соблазняли Авереску добычей в Бессарабии. Тот, чтобы сбить цену, делал вид, что не так уж в ней заинтересован: "И вообще Бессарабия заражена большевизмом, и присоединять ее к королевству опасно". Ответ Кюльмана говорил сам за себя: "Вам достаточно расстрелять каждого десятого и восстановить порядок". Когда Авереску позднее привел этот разговор в палате депутатов, слова Кюльмана встретили бурное одобрение, раздались возгласы: "Прекрасно сказано"⁴⁵ .

Натолкнувшись на непреклонность противника, в Яссах решили прибегнуть к редкому средству, а именно воспользоваться услугами короля. Решено было организовать беседу Фердинанда с министром Черниным, который раньше занимал пост посланника в Бухаресте. Встреча состоялась 14 (27) февраля на маленькой станции Рэчэчиуни. Фердинанд вернулся со свидания мрачнее тучи. "Это было ужасно, действительно ужасно", - записала в своем дневнике королева Мария. Чернин не оставил у короля "никакой надежды; условия мира абсолютно неприемлемы; но если мы с ними не согласимся, то нас, по смыслу их заявлений, сотрут с лица земли"⁴⁶ .

16 (29) февраля Авереску отправил телеграмму, выражая согласие принять выставленные требования в качестве основы для переговоров, но не как условие sine qua non. Ответ пришел немедленно: если требования не будут признаны к двенадцати часам следующего дня, перемирие прерывается. 17-го утром собрался коронный совет. Выйдя из правительства, Брэтиану осмелел и предложил в своем выступлении сопротивляться. Если премьер сочтет это невозможным, пусть подписывает любые условия, советовал он, не торгуясь и даже не вступая в переговоры, чтобы подчеркнуть насильственный характер договора о мире. Тогда, при смене обстановки, его будет легче разорвать. Ионеску также склонялся к сопротивлению. Авереску отверг эти советы и предложил обоим лидерам взять на себя бремя правления. "Смельчаки" поспешили отклонить это предложение. Оба предпочитали не занимать в столь критический момент официальных постов. Отмежевываясь от действий правительства, Брэтиану заявил, что не окажет ему никакой поддержки, но "как румын" не будет ему мешать⁴⁷ . Свое выступление он закончил советом передать власть открытому германофилу Маргиломану. Решение так и не было принято.

18 февраля (3 марта) с утра - новое совещание. Не успели разгореться прения, как королю принесли пакет; немцы сообщали, что срок ультиматума истек; в качестве условия для продления перемирия они требовали содействия румынских властей в переброске германских войск на Украину, демобилизации пяти румынских дивизий, уступки Добруджи и "пояса" вдоль границы с Австро-Венгрией. Совет был прерван. На следующий день его участники встретились вновь. Фердинанд, чуть не плача, обрисовал положение. Затем выступил глава правительства. Предъявленные условия тяжелы; сопротивление гибельно, - таков был смысл его речи. Он привел самые веские аргументы: мир "сохранит династию и обеспечит Бессарабию, ибо граф Чернин обещал оказать дипломатическую поддержку"⁴⁸ . Ему так и не удалось вырвать согласия у присутствующих. Всякий спешил отмежеваться от капитуляции и с "честью" выйти из положения. 24 февраля (9 марта) в

⁴⁴ "Consiliile de coroana din februar 1918". "Revista istorica", 1932, N 7 - 9, p. 195, "Desbaterile adunarii deputatilon", 1917 - 1918, sedinta 12.VI. 1918, p. 101.

⁴⁵ "Desbaterile adunarii deputatilor", 1917 - 1918, sedinta 23.VI. 1918, p. 223.

⁴⁶ Marie. Queen of Roumania. Story of My Life. Vol. III: L. 1935, p: 332.

⁴⁷ A. Averescu. Op. cit., p. 296 - 297; "Revista istorica", 1932, N 7 - 9, p. 194 - 198.

⁴⁸ "Revista istorica", 1932, N 7 - 9, p. 202.

Буфте (под Бухарестом) открылись переговоры. Через несколько дней были подписаны предварительные условия. Румынские делегаты отказались от Добруджи (как Южной, захваченной у болгар в 1913 г., так и Северной); пошли на территориальные потери в пользу Австрии и на "соответствующие" экономические условия⁴⁹ .

На этом миссия Авереску заканчивалась. Его правительство сделало свое дело - установило контакт с неприятелем. Для подписания мира нужен был человек, которому Центральные державы доверяли бы больше и с помощью которого, следовательно, можно было рассчитывать на более значительные уступки. Во время беседы короля с Черниным последний высказался в пользу Маргиломана. Вскоре этот деятель по просьбе короля и при содействии немцев пересек линию фронта, явился в Яссы и был немедленно принят королем. В беседе Маргиломан подчеркивал необходимость "чистосердечно перейти на сторону Центральных держав". Фердинанд колебался: "Я не могу делать курбетов... Однако посмотрим..." Закончился разговор предложением Маргиломану сформировать кабинет. Тот в принципе согласился, но попросил дать ему возможность посоветоваться со своими сторонниками, немцами и австрийцами⁵⁰ . Поскольку Авереску не жаждал ставить свою подпись под готовившимся унизительным договором, он быстро условился с королем об отставке. Когда премьер доложил о своем решении на заседании правительства, "у всех вырвался вздох облегчения". А военный министр Янковеску положил перед главой кабинета лист бумаги и сказал: "Прошу тебя, напиши немедленно об отставке, чтобы не передумать"⁵¹ .

15 (28) марта Маргиломан - после консультации со своими сторонниками, а больше с немцами и австрийцами - взял в свои руки бразды правления. В области внешней политики ему оставалось лишь завершить дело, начатое его предшественниками, с такой готовностью расчистившими ему путь к власти. Договор в Буфте заключал все основные положения, которых добивались Центральные державы. Из бесед с Кюльманом и Черниным Маргиломан вынес убеждение, что короля державы оставят в покое, а в Бессарабии "не будут мешать". Новый премьер узрел и другое - что его оппоненты никак не могут поделить добычу и лишь доминирующее положение германского хищника мешает им перегрызться между собой. Мы не будем здесь останавливаться на вопросе о противоречиях в самом Центральном блоке: этот вопрос всесторонне проанализирован в советской литературе⁵² . Отметим лишь, что глубокие расхождения среди противников помогли румынской стороне смягчить, правда, в очень незначительной степени, условия договора. А глава германской делегации Кюльман получил даже выговор от Вильгельма II за то, что с недостаточной твердостью давал отпор сепаратным устремлениям союзников.

24 апреля (7 мая) 1918 г. в Бухаресте были подписаны наконец многочисленные акты, в совокупности своей составившие мирный договор. Его политические и военные условия сводились к следующему. Румыния обязалась демобилизовать значительную часть своей армии. Всего она могла оставить под ружьем 20 тыс. солдат и офицеров в пехоте, 3,2 тыс. - в кавалерии и 9 тыс. - в артиллерии. Но эти жесткие условия не относились к Бессарабии. Здесь румынским правителям предоставлялся полный простор: они получали право содержать в оккупированной области две пехотные дивизии по штатам военного времени, усиленные егерскими батальонами, и две кавалерийские. Их численный состав вообще не был зафиксирован, а вооружение не ограничивалось.

⁴⁹ "Desbaterile adunarii deputation", 1917 - 1918, sedinta 12.VI.1918, p. 102.

⁵⁰ A. Marghiloman. Op. cit., p. 401 - 402.

⁵¹ A. Averescu. Op. cit., p. 307 - 308.

⁵² См. Ф. И. Нотович. Бухарестский мир 1918 г. М. 1959.

Более того, "впредь до установления порядка в Бессарабии" морские и речные румынские силы сохранялись в целостности и неприкосновенности⁵³ . Румыния теряла всю Добруджу, отходившую в совместное пользование Центральных держав, ей гарантировали лишь свободный провоз товаров по железной дороге Чернавода - Констанца и пользование этим портом. Австро-Венгрия получала полосу по границе с Трансильванией общей площадью в 6 тыс. кв. км с населением в 100 тыс. человек, исключительно важную в стратегическом и хозяйственном отношениях. В результате Румыния лишалась перевалов через Карпатские горы, 600 тыс. га ценнейших лесов, рудников Сучавы, золотых приисков на Олте, нефтяных месторождений Молдовы и становилась открытой для вторжения.

Обязательства немцев и их союзников ограничивались сокращением оккупационных войск до шести дивизий, не считая так называемых хозяйственных формирований, и обещанием передать - после ратификации договора - гражданское управление в руки местных властей. Армия Центральных держав оставалась на шее румынского народа вплоть до заключения общего мира. Разграбив Румынию, победители обязали ее не только отказаться от каких-либо прав на возмещение убытков, но и дополнительно оплатить их "расходы", выкупив все оккупационные деньги (а таких банкнот было отпечатано на сумму 1300 млн. марок), компенсировать убытки компаний и отдельных граждан Центральных держав, понесенные в ходе войны, уплатить за содержание пленных (умиравших с голоду в лагерях!). Весь этот грабеж победителям было угодно называть "миром без контрибуций". А румынские чиновники подсчитали, что стране придется в течение шести месяцев после ратификации договора выплатить почти 3 млрд. лей. Невозможно было представить, как набрать в разоренной Румынии такие средства. Сам Маргиломан кратко подытожил состояние финансов страны: доходы- 8 млн. лей в месяц, расходы - 8 млн. лей в день⁵⁴ . Но немцев и их союзников это ни в малой степени не тревожило, ибо давало возможность "на законном основании" обойти те немногие ограничения, которые они на себя наложили, вроде отказа от реквизиций после ратификации договора. Особые статьи договора посвящались судоходству по Дунаю. Прежние конвенции отменялись, великая река превращалась в открытый путь германо- австрийского экономического и военного проникновения в Черное море. Составной частью в договор вошли три германо-румынских соглашения: общее, о нефти и по вопросам сельского хозяйства. В совокупности они превращали Румынию в сырьевой придаток германского рейха. Немцы советовали своим румынским партнерам не слишком печалиться: "Вы получаете Бессарабию, и не жалуйтесь. Благодарите бога, что отделались так легко..." Подписывая первые акты договора, Маргиломан еще раз обратился к самой тревожной для румынских правителей теме: "А теперь вы даете мне свободу рук в Бессарабии?" Кюльман ответил, улыбаясь: "Не имею ничего против". Вскоре он письменно подтвердил это согласие⁵⁵ .

Но, проглотив Бессарабию, влиятельные румынские круги не потеряли веру в конечное торжество Антанты и не собирались связывать свою судьбу с Германией. Избрав Маргиломана козлом отпущения за собственные грехи, они удрали с правительственного корабля и пересели в оппозиционную лодку. Чуть ли не на следующий день после прихода Маргиломана к власти либералы выпустили громовой манифест. "Забыв" о своем участии в подготовке договора, они кричали теперь о

⁵³ Авереску полагал, что Румынии удалось сохранить армию почти в 200 тыс. человек. "Desbaterile adunarii deputatilor", 1917 - 1918, sedinta 23.VI.1918, p. 217.

⁵⁴ A. Marghiloman. Op. cit., p. 417.

⁵⁵ Ibid., p. 435, 438, 445.

грабительском мире и не щадили деятелей, решивших поставить под ним свою подпись. Выборы в национальное собрание дали повод для следующего фарса. Сторонники Брэтиану и Ионеску объявили, что будут "бойкотировать их. В "патриотическом негодовании" они отвергли всякую мысль о том, чтобы заседать в палатах, в которых не представлена Добруджа⁵⁶ . На самом деле они не хотели участвовать в ратификации Бухарестского мира. Договор, по существу, в парламенте не обсуждался. Несколько невыразительных речей по принципу: "Мир тяжел, но..." Многие кресла пустовали, зато из буфета доносился шум. Результаты голосования: 135 - за, 29 - воздержались⁵⁷ . После одобрения условия мира отправили на подпись королю. Тот явно медлил: ведь стоял июнь 1918 г., и поражение немцев и их союзников было не за горами!

Опальные государственные деятели внимательно следили за быстро менявшейся международной обстановкой. Брэтиану оставался в Яссах, Ионеску в июле перебрался во Францию. Ехал он с полным комфортом, с согласия не только правительства, но и немцев, пропустивших его через оккупированную территорию. В Париже скопились десятки румынских парламентариев и профессоров, которые опубликовали много книг и брошюр, прочли сотни лекций и докладов, стараясь привлечь симпатии французской общественности к своей стране. Это им удалось в полной мере: ведь никто из ученых мужей и политиков не говорил о захватнических поползновениях румынской олигархии в отношении чужих земель. Все они защищали право румынского народа на национальное объединение и обличали оккупационный режим. С приездом Ионеску румынская культурно-пропагандистская миссия была реорганизована. По образцу организаций чешских, хорватских и польских эмигрантов она провозгласила себя "румынским национальным советом" и взяла на себя представительство "подлинных настроений и интересов" румын, в том числе трансильванских. Так наиболее последовательные антантофилы создали свое "запасное" правительство. Румынская олигархия застраховалась на все случаи: внутри страны существовала оппозиция, "гонимая" и преследуемая за свою верность союзникам; "в изгнании" (Ионеску никто с родины не выставлял) появилась организация, готовая в случае нужды взять управление страной на себя.

Сторонники Маргиломана цеплялись за тень прежнего немецкого могущества. День 8 августа 1918 г. вошел в историю как "черный день германской армии". Самые упрямые милитаристы во главе с Людендорфом признали, что надежд на победу нет. Сентябрь ознаменовался крушением коалиции Центральных держав. Вышла из строя Болгария. Ее правительство подписало акт о перемирии, царь Фердинанд отрекся от престола. Вслед за нею капитулировала султанская Турция. На грани распада была Габсбургская империя. С Балкан к Дунаю двигалась, почти не встречая сопротивления, армия генерала Франше д'Эспре, состоявшая из французских, британских, сербских и греческих дивизий. В этих условиях существование правительства Маргиломана становилось, с точки зрения наиболее влиятельных слоев румынской буржуазии и помещиков, анахронизмом. Сам премьер прекрасно понимал, что пути к отступлению для него отрезаны и что для возвращения румынской олигархии в лоно Антанты будут использованы другие фигуры. 13 (27) октября в Яссы поступило сообщение, что немцы в одиночку - ибо их союзники уже прекратили борьбу - готовят оборону по Дунаю. Через несколько дней началась революция в Венгрии. В Вене и Будапеште в полках были избраны Советы. 24 октября (6 ноября) стало известно, что германские полки начали отход из Брэилы и Фок-

⁵⁶ "L'independance roumaine", 5.V.1918.

⁵⁷ "Desbaterile adunarii deputatilor", 1917 - 1918, sedinta 15.VI.1918, pp. 164 - 173.

шан, оставив мысль о защите оккупированной территории Румынии. Австро-венгерская армия в состоянии полного развала оставила Северную Бессарабию, а затем бежала из Буковины. Украинские повстанцы заняли Черновцы. Маргиломан поспешил двинуть в эти районы румынские войска. Но дни его правительства были сочтены. Дипломаты Антанты зачастили во дворец, 24 октября (6 ноября) Маргиломана неожиданно вызвали к королю. Взволнованный Фердинанд сказал ему: "Должен сообщить Вам нечто неприятное. Вчера, после вашего визита, меня посетили посланники Антанты и сообщили, что не питают доверия к правительству"⁵⁸ . Аудиенция у короля состоялась в 11 часов. В 2 часа Маргиломан направил официальное заявление об отставке, не преминув упомянуть, что отказывается от власти по требованию держав. А вечером новое правительство было уже сформировано генералом Коандой.

Все понимали, что генеральские мундиры премьера и еще нескольких министров лишь прикрывали возвращение Брэтиану к власти. Кабинету прочили быстрый конец. Лидер либералов, не таясь, вел переговоры с посланниками Антанты, которые посещали его "частный" дом гораздо охотнее, нежели официальную резиденцию правительства. Первая встреча произошла в конце сентября, то есть еще за месяц до отставки Маргиломана. "Опальный" лидер держался уже как подлинный владыка Румынии и приступил к очередному торгу, добиваясь забвения грехов и признания договора 1916 года⁵⁹ . Но представители Антанты не спешили с обещаниями. В военную мощь Румынии они не верили да и не нуждались в ней: организованное сопротивление на Балканах, по сути дела, прекратилось. Дипломаты Антанты поэтому не скупились на дружеские излияния, но формальных обязательств не принимали. 5 ноября (н. ст.) президент Вильсон направил в Яссы послание. "Правительство Соединенных Штатов, - говорилось в нем, - не относится с безразличием к пожеланиям румынского народа как в королевстве, так и вне его границ". И далее: "Правительство Соединенных Штатов глубоко сочувствует духу национального объединения и стремлениям румын... и в соответствующее время не будет пренебрегать ими..."⁶⁰ . Это была уступка национальному движению народов, получившему широкий размах под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции. Чехи, сербы, румыны Австро-Венгрии требовали самоопределения. Загнать их обратно в монархию Габсбургов ни США, ни державы Антанты не могли, даже если бы стремились к этому. Им оставалось лишь санкционировать дело, начатое самими народами. Послание Вильсона и содержало признание этого факта - признание права трансильванских румын на образование своего государства и объединение с Румынией.

Не такого ответа ждали от союзников румынские правители. Конвенция 1916 г., подтверждения которой они добивались, грубейшим образом нарушала самоопределение народов, ибо предусматривала насильственное включение в Румынию украинских, венгерских, сербских районов. Однако Брэтиану как реальный политик понимал, что большего пока добиться трудно. Румынской олигархии оставалось попытаться приписать себе заслуги в объединении Румынии и Трансильвании. Лидер либералов немедленно информировал короля, что момент для смены правительства настал. Его сигнал совпал с советами посланников Антанты. На следующий день после получения ноты Вильсона кабинет Маргиломана пал. В дальнейшем цепь доказательств румынского правительства строилась следующим образом: акт ратификации Бухарестского мира не подписан королем; стало быть, он недействителен; значит, Румыния не вышла из Антанты и августовская конвенция 1916 г. сохра-

⁵⁸ A. Marghiloman. Note politice. Vol. IV. Bucuresti. 1927, p. 117 - 118.

⁵⁹ Sh. D. Spector. Roumania at the Paris Peace Conference. N. Y. 1962, p. 61.

⁶⁰ "Papers...", 1918. Supplement 1. The World War. Vol. I, p. 785.

няет силу. Ничего ведь не произошло! Но в Лондоне, Париже и Вашингтоне сидели достаточно искушенные политики, чтобы их можно было провести подобными формалистическими уловками. Румыния на деле вышла из войны, фактически заключила мир и нарушила свои обязательства, принятые в 1916 году. Значит, нет никаких причин для Антанты сохранять свои обязательства. Поживем - увидим, как сложится обстановка.

А ясским правителям медлить было нельзя: до перемирия союзников с немцами оставались считанные дни. Надо было "вытаскивать саблю из ножен", чтобы лучи победы озарили и их. В середине октября французский военный атташе в Яссах получил заверения, что Румыния выступит, "как только опасность не будет слишком велика"⁶¹ . Колебания кончились, когда стало известно, что дивизии генерала Вертело начали 9 ноября (н. ст.) переправу через Дунай. Макензен просил французов приостановить наступление, чтобы он мог вывести свои войска без кровопролития. Медлить далее было нельзя. Вечером в тот же день румынское правительство направило немецкому командующему ноту, она была вручена представителю вермахта в Яссах полковнику Бранденштейну⁶² . В 2 часа 20 минут следующего утра ясский телеграф отстукал это же сообщение в Бухарест генералу Еремие для передачи в немецкий штаб. Союзные армии, говорилось в нем, вступили на территорию Румынии. Вопреки обязательству по Бухарестскому договору сократить свои вооруженные силы в Румынии командование Центральных держав увеличило число своих войск на оккупированной территории и возвело новые укрепления, "что вынудило армии союзников сконцентрировать свои войска на Дунае и подвергнуть бомбардировке румынские города, где немецкое командование намеренно расположило батареи". Чтобы Румыния не стала полем новой битвы, германским войскам необходимо покинуть ее в 24 часа. "По истечении этого срока войска должны сложить оружие и воздерживаться от каких-либо разрушений или насилий, за которые германское правительство понесет ответственность". Ответ будет ожидаться до 9 часов вечера; затем будет применена сила. Подпись: председатель совета министров генерал Коанда⁶³ .

В этом документе что ни слово, то загадка. Непонятна его форма: глава правительства посылает ультиматум - а это, несомненно, ультиматум - не конституционной власти другого государства, а генералу, не уполномоченному решать политические вопросы. Далее, на эвакуацию предоставлялось 24 часа. Это, разумеется, невыполнимое условие: вывести целую армию из страны за сутки невозможно. Наконец, оговаривая этот жесткий срок, ясские правители знали, что не смогут привести свои угрозы в исполнение: на подготовку собственной армии к "применению силы" им требовались не сутки и даже не неделя, а больше. В канцелярии генерала Коанды, видимо, отчаянно торопились, чтобы "вступить в действие" до того, как кончится война. Они поспели, что называется, в последнюю минуту. Срок румынского ультиматума истек вечером 10 ноября; утром следующего дня вступило в силу заключенное в Компьенском лесу перемирие между Антантой и Германией. Никакого ответа от Макензена Коанда не получил. Фельдмаршал спешно выводил из Румынии свои войска.

Но о ноте немцы еще вспомнили. Они никак не могли взять в толк, что же она означает с точки зрения международно-правовых норм. 25 декабря (н. ст.) через Швейцарию поступил запрос германского министерства иностранных дел: рассматривает ли Румыния себя в состоя-

⁶¹ Ibid., p. 784.

⁶² "L'independance roumaine", 30.X.1918.

⁶³ Arhiva Ministerului afarerilor externe (MAE), 71/1914 E2, nepaginat.

нии войны с Германией или после отступления армии Макензена считается, что Бухарестский мир не нарушен? К тому времени генерала Коанду сменил на посту премьера Брэтиану. Поскольку в Компьенском акте Румыния значилась среди держав- победительниц, новый премьер дал следующий ответ: "Королевское правительство, являясь союзником Франции, Англии и Италии, солидарно с этими державами з своем отношении к Германии, то есть находится в состоянии перемирия"⁶⁴ .

Может показаться, что ясские правители "переосторожничали". Они так долго тянули время, что говорить о каком-либо эффекте их выступления против армии Центральных держав просто беспредметно. На самом деле все обстояло гораздо сложнее. Военные действия на фронтах прекратились. Однако борьба на внутреннем, революционном фронте разгоралась все более. В военных союзниках Антанта не нуждалась. Но каратели ей были нужны! Поэтому услуги румынской олигархии были приняты с готовностью. Румынская армия мобилизовывалась не против оккупантов, а против "всемирного большевизма" и собственного народа. Но румынская буржуазия и помещики воспользовались ненавистью народа к захватчикам и стремлением освободить родную землю для того, чтобы снова загнать сотни тысяч людей в казармы и подчинить их палочной дисциплине. Новобранцы не занимались подсчетом, сколько немецких сил осталось в Румынии, и не подозревали, что на внешнем фронте воевать не с кем. Призыв, таким образом, все же удалось осуществить.

Вскоре Брэтиану, вновь принявший бразды правления, отправился в Париж. Народы внесли свои коррективы в планы "вершителей судеб Европы". Австро-Венгерская монархия рассыпалась, и не было гончара, который мог бы склеить черепки. На обломках габсбургских владений возникли новые, прочные, жизнеспособные государства. Но Брэтиану прибыл во Францию вовсе не для того, чтобы отстаивать право народов жить в границах своих стран или оформлять совершившийся факт присоединения Трансильвании к Румынии. Он поехал хлопотать об осуществлении условий империалистического августовского договора 1916 г. и о признании захвата Бессарабии и Северной Буковины. В Париже румынский премьер пытался использовать свой немалый дипломатический опыт. Он отчаянно бился за "законное", санкционированное соглашением 1916 г. обоснование границ, не имевших ничего общего с национальными требованиями. Он доводил собеседников до белого каления своими домогательствами. История сохранила холодную реплику Ж. Клемансо: "Господин Брэтиану, вы здесь для того, чтобы слушать, а не рассуждать". В записях мемуаристов зафиксированы еще более недвусмысленные отзывы. Британский дипломат Г. Никольсон, которому, не раз приходилось иметь дело с румынским премьером, просто возненавидел его: "Брэтиану-бородатая баба, страшный лицемер, провинциальный интеллигент из Бухареста, исключительно неприятный субъект. Смазливый и болтливый, он закидывает голову и ловит отображение своего изящного профиля в зеркале. Произносит надуманые каламбуры, воображая себя почти парижанином по остроумию"⁶⁵ .

Ни попытки сколотить блок недовольных, ни интриги не смогли выручить Брэтиану. Соглашение 1916 г. так и не было признано. "Большая четверка" поручила разобраться в вопросе особой "румынской территориальной комиссии", не снабдив ее никакими инструкциями. И оценка, данная этому решению американским историком Ш. Д. Спектором, представляется нам бесспорной: "Союз (договор 1916 г. - В. В.)

⁶⁴ Там же.

⁶⁵ Г. Никольсон. Как делался мир в 1919 г. М. 1945, стр. 198.

превратился в клочок бумаги"⁶⁶ . Притязания румынской олигархии в части, касавшейся венгерских и сербских земель, не получили в Париже санкции.

Но такой многоопытный политический наездник, как Брэтиану, быстро обнаружил, что на коньке антикоммунизма и ярой вражды к Советской России он сможет отыграться и с лихвой возместить "потерянное". Первая же разведка в этом направлении дала самые обнадеживающие результаты. Брэтиану просил, чтобы державы Антанты предоставили Румынии возможность "сопротивляться большевизму не только в собственных интересах, но и в интересах всей Европы и даже, не преувеличивая, в интересах мировой цивилизации". Кто из заседавших в Париже мог возразить против столь "благих" намерений! Брэтиану не составило большого труда доказать, что оборонять "мировую цивилизацию" куда сподручнее на Днестре, чем на Пруте. Он напомнил делегатам, что разбойничий удар в спину союзной русской армии и захват Бессарабии были совершены не только с ведома, но и "по предложению представителей Антанты, в письменной форме заявивших, что операция будет последним военным сотрудничеством, которое они вправе ожидать от Румынии"⁶⁷ . Никто не опроверг этого заявления.

А когда в Венгрии весной 1919 г. произошла пролетарская революция, акции румынской олигархии на европейской политической бирже резко поднялись. В самом деле, кого можно было двинуть против венгерских рабочих и крестьян? Ведущие капиталистические державы крепко увязли в России. В Центральной Европе находилось 40 британских солдат, 1 итальянская батарея и 15 тыс. французов. Предложенная румынской реакцией помощь была поэтому принята с признательностью, а маршал Фош, которому поручили "навести порядок" в этом районе, превратился в ее основного заступника и ходатая. Результаты известны: "всемирно-могущественные разбойники империализма" задушили венгерскую революцию "руками румынских палачей"⁶⁸ . Но за услугу платят услугой. Союзники санкционировали не только объединение с Румынией земель, населенных по преимуществу румынами и по праву отошедших к ней, но и захват Бессарабии, украинской Северной Буковины и болгарской Южной Добруджи. А затем, урегулировав с выгодой для себя внешние дела, румынская олигархия двинулась "на врага внутреннего", обрушив тяжкие удары на революционное движение.

⁶⁶ Sh. D. Spector. Op. cit., p. 96.

⁶⁷ Б. Е. Штейн. "Русский вопрос" на Парижской мирной конференции. М. 1949. стр. 308.

⁶⁸ В. И. Ленин. ПСС. Т. 40, стр. 131.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. Н. ВИНОГРАДОВ:

Комментарии: