Эдвард Мэнделл Хауз (1858 - 1938), широко известный как "полковник Хауз", оставил заметный след в истории международных отношений периода первой мировой войны и послевоенного урегулирования. С его именем были связаны практически все важнейшие дипломатические акции администрации 28-го президента США Вудро Вильсона. При этом Хауз всегда считался не только чрезвычайно влиятельной, но и весьма загадочной фигурой в Вашингтоне. Любопытную характеристику дал ему британский премьер-министр Д. Ллойд Джордж. С одной стороны, он называл Хауза "единственным человеком" среди советников Вильсона, которому тот "действительно доверял" и даже соглашался с тем, что Хауз фактически "изваял" президента и "придал [ему] нужные формы". Но с другой стороны, он утверждал, что "подлинный характер" Хауза "совершенно не поддавался анализу". Вильсоновские идеи, отмечал Ллойд Джордж, Хауз "безоговорочно принимал и ловко ими оперировал". Тем не менее, "вы не могли отделаться от впечатления что, если бы ему пришлось служить лидеру другого типа с совершенно другой идеологией, он воспринял бы и его теории с таким же усердием и проводил бы их в жизнь так же искусно"¹ . Другими словами, Ллойд Джордж отмечал противоречивость личности Эдварда Хауза, сочетавшего в себе "преданность вильсонизму" с холодным прагматизмом.

Интересна та роль, которую играл Хауз при президенте. Он никогда не занимал каких-либо должностей в администрации и в течение семи лет оставался всего лишь "личным другом"и неофициальным советником Вильсона. По словам самого Хауза, он не соглашался на официальные назначения по одной простой причине: он предпочитал получать от работы с президентом "интеллектуальное удовольствие", не неся ответственность за свои поступки ² . В его распоряжении постоянно были две комнаты в Белом доме. Находясь вне Вашингтона, Хауз располагал телефонной связью с Вильсоном. Его дом в Нью-Йорке и вилла "Магнолия" в шт. Массачусетс, как правило, становились центром притяжения политиков со всего мира. Можно согласиться с исследователями, полагавшими, что Хауз в администрации президента фактически исполнял обязанности либо "неформального премьера", либо "помощника президента по национальной безопасности"³ .

Романов Владимир Викторович - кандидат исторических наук, доцент Тамбовского государственного университета им. Г. Р. Державина.

стр. 45

Именно с ним Вильсон чаще всего обсуждал свои внешнеполитические акции. Ему же, кроме того, неоднократно приходилось выполнять наиболее ответственные дипломатические поручения главы государства. В частности, накануне и во время мировой войны он пять раз выезжал в Европу с секретными посредническими миссиями. С ним, как с "чрезвычайным и конфиденциальным сверхпослом" президента, на равных вели переговоры европейские монархи, главы правительств и министры иностранных дел. Завершающей страницей дипломатической деятельности Хауза стало его участие в работе Парижской мирной конференции 1919 г., где полковник оказался в составе официальной делегации Соединенных Штатов. Все это свидетельствует, что он стоял у руля личной президентской дипломатии, осуществляя своеобразный "стратегический менеджмент" во внешней политике Вильсона. Каким образом Хауз достиг этого "звездного" часа своей политической биографии? Какими политическими взглядами он руководствовался в своей деятельности?

Эдвард Хауз родился 26 июля 1858 г. в г. Хьюстоне (шт. Техас). Его отец Томас Хауз приехал в США из Великобритании. В Америке ему удалось быстро разбогатеть благодаря успешным торговым операциям, которые он осуществлял накануне и во время гражданской войны в США. Уже к середине 60-х годов XIX в. семья обладала большой усадьбой и обширными хлопковыми плантациями в Техасе. Кроме того, глава семейства весьма энергично занимался весьма прибыльными в ту пору строительными работами и банковским бизнесом.

Жизнь юного Эдварда Хауза напоминала в некоторой степени ту, что вел единственный наследник состоятельного английского сельского сквайра. Значительную часть своего досуга он посвящал чтению, охоте и верховой езде. С двенадцати лет Эдварда стали преследовать многочисленные и довольно опасные недуги. Сначала он упал с качелей и несколько дней находился в критическом положении, затем заболел тяжелой формой малярии, а позднее пострадал еще и от солнечного удара. С тех пор Хаузу пришлось самым тщательным образом следить за своим здоровьем. В частности, на летние месяцы он непременно переселялся из родного Техаса на морское побережье. Все это по-видимому довольно существенно ограничивало возможности его политической карьеры.

По окончании закрытой школы Эдвард поступил в Корнельский университет, где изучал экономику и политологию. Впрочем особо выдающимися успехами в образовании он не отличался. Единственной "страстью" Хауза была современная политика. По его воспоминаниям, в студенческие годы он не только "знал по именам всех конгрессменов и сенаторов", но и самым внимательным образом "старался вникнуть в механизм деятельности законодателей". Одним из любимых занятий Хауза было посещение Капитолия, где он мог часами следить за ходом дебатов в палатах Конгресса⁴ .

В этой связи совсем не случаен важный поворот в его биографии. Вступив после смерти отца во владение значительным состоянием, он решил обратиться к реальной политике. По образному выражению американского историка У. Лафибера, первые уроки на этом поприще Хауз получил "в курительных комнатах боссов демократической партии"⁵ . По причине своего слабого здоровья, да видимо и склада своего характера, он быстро отказался от претензий на первые роли. Его не привлекали ни рутина ежедневной административной работы, ни публичность положения политического лидера. Свое призвание Хауз нашел в другом. Обладая крупным капиталом, а следовательно, и независимостью, нужными связями и определенными талантами, он уже в 90-е гг. XIX в. сумел заслужить репутацию авторитетного "закулисного деятеля" родного штата.

Первоначально Хауз принимал участие в организации местных избирательных кампаний, а затем выступал и в качестве советника ряда губернаторов Техаса. О деталях его деятельности в эти годы известно мало. Тем не менее, личный вклад Хауза в политическую жизнь штата был, видимо, суще-

стр. 46

ственен. Не случайно один из губернаторов, Дж. Хогг, в знак признания заслуг Хауза, присвоил ему достаточно почетное и высокое (хотя в общем-то совершенно формальное) звание полковника местной милиции. Таким образом, образом, имея совсем невоенный облик, этот рано поседевший, болезненный и хрупкий по своей конституции человек оказался носителем громкого звания, которое впоследствии будет неразрывно связано с его именем.

Политическая ориентация "команды", к которой принадлежал Хауз, отличалась очевидной приверженностью к социально-экономическим реформам в духе "прогрессивной эры". В частности, по инициативе властей Техаса были предприняты некоторые шаги, ставшие позднее своеобразным образцом для преобразований на федеральном уровне. К их числу можно отнести, например, принятие легислатурой штата закона о регулировании железнодорожного транспорта⁶ .

Постепенно внимание Хауза стало переключаться на общенациональную политику. Именно в этих условиях в 1911 г. произошло его знакомство с Вильсоном, который, будучи губернатором шт. Нью-Джерси, приступил к борьбе за выдвижение своей кандидатуры на должность президента США от демократической партии. Сначала Хауз написал ему о возможности сотрудничества, а вскоре, 24 ноября 1911 г., произошла и их первая личная встреча. Наверное, важнейшей причиной их дальнейшего сближения стала своеобразная потребность этих двух людей друг в друге. Для Вильсона его новый знакомый, всегда отказывавшийся от каких-либо официальных постов, мог бы быть полезен в качестве не часто встречающегося бескорыстного помощника. Немаловажное значение к тому же имели и опыт "закулисного политика", и "вес" в демократической партии как в Техасе, так и на федеральном уровне. А для Хауза дружба с потенциальным президентом могла стать существенным трамплином в политической карьере. Одним из сближающих факторов была и общность идейных позиций. Сразу же после первой личной встречи с Вильсоном Хауз в беседе со своим знакомым с удовлетворением констатировал очевидную "прогрессистскую ориентацию" Вильсона⁷ .

Исследователи не раз пытались разобраться в характере их взаимоотношений. Чаще всего данная проблема привлекала почему-то сторонников психоанализа. Например, в классической работе З. Фрейда и У. Буллита присутствует интересная, хотя и не бесспорная, интерпретация совместной работы двух политиков. Но мнению психологов, Вильсон обрел в Хаузе близкого друга, бессознательно отождествляемым им с самим собой. Подтверждая этот тезис, Фрейд и Буллит приводят оценку, данную президентом своему советнику в 1913 г.: "Мистер Хауз является моим вторым "Я". Он - мое независимое "Я". Его и мои мысли одно и тоже". Со своей стороны, продолжают исследователи, Хауз, быстро осознав, что Вильсон не любит открытой оппозиции, взял для себя за правило высказываться осторожно и не затрагивать вопросы, которые могли бы вызвать возражения со стороны президента. Через несколько недель он вновь излагал те же самые мысли в чуть видоизмененной форме, будучи уверен, что Вильсон ответит ему его же собственными словами. "Так без споров, которые могли бы поставить под угрозу их дружбу, Хауз влиял на Вильсона. ... Громадное влияние, которым обладал Хауз, поддерживалось его тактом, но основа этого влияния была в том, что для Вильсона он являлся частью его самого"⁸ . Этот вывод во многом подтверждается и наблюдениями Ллойд Джорджа, который в своих мемуарах отметил, что Хауз "очень ловко создавал у Вильсона впечатление, будто его советы выражали, по существу, не его собственные идеи, а идеи самого Вильсона". При этом Ллойд Джордж сделал и одно важное дополнение: по образу своего мышления Хауз, при всех уже упоминавшихся оговорках, как никто другой из ближайшего окружения президента был "преданным и благоговейным демократом вильсоновского толка". Другими словами, взаимоотношения Вильсона и Хауза, названные одним из современников (Дж. Виреком) "самой странной дружбой в истории", базировались не только на психологических аспектах, но и на "интеллектуальной близости" двух политиков⁹ .

стр. 47

По единодушной оценке и современников, и историков, президент всегда был абсолютно независим от своих советников¹⁰ . Поэтому он вполне отдавал себе отчет в той роли, которую играл при нем Хауз. Интересное суждение высказал сам Вильсон о личности полковника в неофициальном письме на имя Э. Голт, в скором времени ставшей второй женой президента. Он довольно искренне изложил свое представление о Хаузе. У него, написал президент, "очень сильный и благородный характер, ... он способен на абсолютное бескорыстие, лояльность и преданность, ... он мудр, ... он может дать благоразумный и дальновидный совет", он может самым тщательным образом собрать и обработать информацию по любому вопросу. Но при этом Вильсон указал и на некоторую интеллектуальную ограниченность Хауза: "Его ум не первого класса. Он советник, а не государственный деятель". К тому же, заключил президент, "он настойчиво желает, чтобы я играл ту роль в мировой политике, которую он предвидит для меня"¹¹ . Это высказывание любопытно не только по своей откровенности, но и, на наш взгляд, бессознательным ощущением Вильсона той главной причины, которая впоследствии разведет двух политиков. Это произойдет на Парижской мирной конференции, во время которой они неожиданно для всех поссорились и с лета 1919 г. расстались навсегда.

Заслуживает специального рассмотрения вопрос о том, насколько политические взгляды Хауза соответствовали теории и практике вильсонизма. Не потеряла своей актуальности и другая проблема, обозначенная, в частности, американским историком Ч. Сеймуром: можно ли считать Хауза "разработчиком" вильсоновской политики или его следует отнести всего лишь к числу талантливых "тактиков и исполнительных агентов"¹² .

Анализируя наиболее важные аспекты сотрудничества президента и его советника в 1913 - 1919 гг., обратимся к любопытному источнику, в котором отразились представления Хауза о приоритетах политического курса администрации Вильсона. Речь идет об утопическом романе "Филип Дру: администратор". Этот роман был издан в 1912 г. без указания имени автора. Тем не менее, для большинства знающих читателей авторство Хауза не было секретом. Да и он сам никогда не скрывал этого, раздаривая свое произведение близким знакомым. Так, например, сразу же после президентских выборов 1912 г. Хауз вручил экземпляр "Филипа Дру" Вильсону. Поэтому не случайно многие современники, а вслед за ними и исследователи, не раз утверждали, что данное произведение, несмотря на очевидную "наивность и примитивность суждений", являлось в некотором смысле программой вильсоновских реформ¹³ .

В своем романе Хауз описал действия вымышленного выпускника Вест-Пойнта Филипа Дру, который с помощью военного переворота в 1920 г. захватил власть в стране. Автор охарактеризовал внутриполитические и социально-экономические преобразования, проведенные в США новым руководством. Дру, в частности, изменил основы тарифного и финансового законодательства, отказался от традиционной политики протекционизма, создал орган государственного контроля над банковской сферой. Самым существенным образом были расширены функции федерального центра в области регулирования отношений между трудом и капиталом. Кроме того, Дру предпринял попытку перестройки системы международных отношений. Он добился, например, полного и беспрекословного контроля США над Западным полушарием. Показательно, что при этом Дру не отказывался от применения военной силы (например, против Мексики). Осознавая новые внешнеполитические цели США, он создал большой военно-морской флот, который по своей мощи уступал только английскому. В итоге основой нового глобального миропорядка, созданного Дру, стал союз США и Великобритании, к которому затем присоединились Германия и Япония¹⁴ . Таким образом в своем романе Хауз довольно точно обозначил многие проблемы, которые предстояло решить администрации США как во внутриполитической, так и во внешнеполитической сферах.

стр. 48

Однако особый интерес полковник очень скоро проявил к дипломатии США. Как подчеркнул сам Хауз, он с самого начала стремился "подтолкнуть" президента к отказу от "мелочей внутренней политики" и вплотную заняться разработкой международного курса. На первых порах Хауз сосредоточил свое главное внимание на вопросах комплектования дипломатической службы. Не без его влияния, например, на должность государственного секретаря был назначен Уильям Брайан. При этом, Хауз, разделяя мнение Вильсона о необходимости жесткого личного контроля над внешнеполитическим аппаратом, сформировал своеобразный президентский "минигосдепартамент". По сути, он сумел на неофициальном уровне, через себя, "замкнуть" на президенте отдельных вновь назначаемых демократами чиновников внешнеполитического ведомства и наиболее значимых дипломатов, отправляющихся за границу¹⁵ . Хауз сумел установить и тесные связи с дипломатами ведущих мировых держав, находившимися в Вашингтоне. Особо доверительные отношения он поддерживал с послами Великобритании - С. Спринг-Райсом, Германии - И. фон Бернсторфом и Франции - Ж. Жюссераном. Все это позволяло Вильсону и Хаузу неформально, оперативно и одновременно весьма тщательно отслеживать многие аспекты международного положения США.

Главная заслуга Хауза заключалась, однако, не только в создании специального механизма для личной президентской дипломатии. Более важным, наверное, было то, что на протяжении 1913 - 1919 гг. он не раз брался за детальную практическую разработку основополагающих идей американской дипломатии. Эти идеи были различны по своему характеру - от глобальных проектов перестройки всей системы международных отношений до мельчайших и совершенно конкретных вопросов, относящихся к той или иной международной акции США. Поэтому представляется целесообразным сосредоточить внимание на выяснении роли Хауза в становлении доктрины коллективной безопасности, ставшей главной идеей вильсоновской программы мироустройства.

Примечательно, что уже в самые первые месяцы пребывания Вильсона у власти советник стал инициатором двух принципиально новых для американской дипломатии "грандиозных затей". Именно он рекомендовал президенту, занимавшемуся тогда вплотную внутренними реформами, коренным образом пересмотреть характер взаимоотношений США с великими державами Европы и государствами Латинской Америки. Оба предложения Хауза, по сути, объединяло желание сформировать в мире какие-то особые механизмы предотвращения международных конфликтов. Прежде всего, советник президента задумался о целесообразности подключения Соединенных Штатов к разрешению обострявшихся с каждым днем европейских противоречий. Эта задача, безусловно, выходила далеко за рамки изоляционистской традиции американской дипломатии, которую Хауз относил к "пережиткам минувших времен". Обосновывая такой резкий поворот во внешней политике США, он указывал на национальные интересы своей страны. Он исходил из убеждения, что возможная европейская война примет такие размеры, которые обязательно затронут Соединенные Штаты. Следовательно, войну, по его мнению, нужно предотвратить¹⁶ .

Возможности для этого Хауз видел тогда в создании некого мирового триумвирата в составе США, Великобритании и Германии. Напомним, что эта тема звучала уже в "Филипе Дру". На этот счет полковник вел особый разговор с Вильсоном в феврале 1913 года¹⁷ . Разрабатывая данную идею, Хауз продемонстрировал свою приверженность к отказу от узкой концепции американо-английской солидарности, характерной для многих политиков США. Он выступал за создание широкой системы великих держав, в которой, правда, никогда не находилось достойного места ни России, ни Франции. Такой "прогерманский" крен, присущий в некоторой степени и Вильсону, привел Хауза к признанию законности стремлений Германии создать большой военно-морской флот и обрести новые колонии. Все это было свя-

стр. 49

зано, видимо, со склонностью Хауза к сохранению "баланса сил" в Европе, который не позволил бы закрепиться ни английскому господству на море, ни русско-французскому доминированию на континенте. Другие же американские политики (например, У. Пейдж, Т. Рузвельт) не принимали подобной точки зрения, поскольку считали Германию самым опасным конкурентом США на международной арене и глубоко сомневались в целесообразности американо-германского сближения. Однако Хауз, опираясь на собственные умозаключения, в условиях эскалации военных приготовлений, которыми были заняты страны Европы, выдвинул свои предложения по урегулированию европейских, в первую очередь, англо-германских противоречий.

Смысл его инициативы сводился к трем конкретным положениям.

1. Немедленно остановить гонку вооружений, воспользовавшись либо брайановскими предложениями, либо предложениями первого лорда адмиралтейства Великобритании У. Черчилля о так называемых морских каникулах.

2. Ослабить англо-германские противоречия путем создания новой, более рациональной системы объединенного использования отдельных территорий в Латинской Америке, Китае и Малой Азии. Конкретизируя это положение, Хауз выдвинул проект трехстороннего американо-англо-германского соглашения об определении единых политических и экономических условий для предоставления финансовой помощи слаборазвитым странам.

3. Зарезервировать при этом за Соединенными Штатами роль "третьей силы", способной реально влиять на решение важнейших мировых проблем¹⁸ .

План Хауза настолько воодушевил Вильсона, что он решил направить своего советника на секретные переговоры в Европу. Согласимся с оценкой А. Линка, назвавшего миссию полковника "самым дерзким ходом ["boldest stroke"] дипломатии Новой свободы". Первые личные встречи Хауза с высшим эшелоном политической власти европейских стран состоялись в мае-июне 1914 года. Оценивая реальность американского плана, следует отметить, что не совсем правы те исследователи, которые подчеркивают полную обреченность американской миссии, которая "не имела и не могла иметь практического результата". Советник президента теоретически сумел выработать довольно приемлемые основы для сглаживания мировых противоречий. Об этом свидетельствует интерес к плану Хауза, проявленный английскими политиками. Известны и слова императора Вильгельма II, отметившего, что приезд Хауза в Европу "едва не предотвратил мировую воину"¹⁹ .

Первая миссия Хауза в Европу оказалась неудачной: американцы не смогли предотвратить войну. По образному выражению Д. Ллойд Джорджа, "голос благоразумия, проповедуемого в мягком и любезном тоне, не мог быть услышан из-за грохота надвигающейся бури". Тем не менее, за это время советник президента, принятый на самом высоком уровне, сумел понять многие особенности европейской политики и, самое главное, установить тесные контакты с ее лидерами. Заработанный им тогда "политический капитал" окажет ему неоценимую помощь в дальнейшей посреднической деятельности США²⁰ .

В первый год пребывания Вильсона у власти Хауз попытался реализовать и еще одно предложение, которое с полным основанием можно рассматривать как начало американской политики по созданию международного сообщества наций. Речь идет об упоминавшемся выше проекте панамериканского пакта, разработанного совместными усилиями президента и его советника. В ноябре 1914 г., уже после того как была развязана мировая война, Хауз несколько раз привлекал внимание Вильсона к целесообразности перед лицом "обанкротившейся европейской дипломатии" добиться "объединения интересов обоих западных континентов". Он понимал, что, с точки зрения латиноамериканцев, доктрина Монро была "сугубо односторонней и поэтому оскорбительной" для их чувств.

Следовательно, мысль Хауза была направлена на превращение доктрины Монро в форму объединенной политики и общей ответственности с уча-

стр. 50

стием всех американских государств. Эта идея во многом напоминала панамериканские предложения Дж. Блэйна. Однако в сознании Хауза панамериканский пакт носил более глобальный характер: он был убежден, что соглашение подобного рода неизбежно заинтересует и европейские державы. В итоге, американское единство станет основой мирового политического содружества. В ноябре-декабре 1914 г. Хауз изложил президенту свои соображения относительно объединения Северной и Южной Америк в единую организацию, которая бы гарантировала безопасность от агрессии и установила механизм для мирного разрешения межгосударственных споров. Фактически это предложение Хауза полностью соответствовало доктрине коллективной безопасности и замыслу Лиги Наций, которые впоследствии будет отстаивать Вильсон. Инициатива полковника положила начало длительным переговорам между США и латиноамериканскими партнерами. Велись они с переменным успехом и находились, как правило, под контролем государственного департамента. Сам же Хауз продолжал внимательно следить, чтобы итоговый текст нового панамериканского соглашения полностью сохранил бы первоначальный "дух" предлагаемого им документа. Вызывает интерес и попытка советника заинтересовать своей идеей Великобританию. В частности, во время своих переговоров в Лондоне в начале 1916 г. он не исключал возможности подключения к предполагаемому соглашению Канады²¹ . Однако, в силу объективных обстоятельств, с 1917 г. все разговоры о панамериканском предложении были прекращены: руководство США полностью переключилось на планы создания всемирной организации.

К сожалению, и первый (европейский), и второй (панамериканский) проекты Хауза осуществить не удалось. Начавшаяся мировая война поставила перед американской внешнеполитической мыслью новые, более актуальные задачи, решать которые нужно было немедленно. Однако попытки Хауза реализовать свои идеи сыграли важную роль. Прежде всего, уже в предвоенные месяцы были намечены существенные контуры перспективной доктрины коллективной безопасности. Выяснилась возможность активного американского участия в деле разрешения европейских противоречий, были определены реальные пути перехода США от традиционного изоляционизма к активному участию в мировых делах.

В период американского нейтралитета в условиях начавшейся мировой войны полковник Хауз продолжил исполнять наиболее ответственные внешнеполитические поручения президента. Как правило, они были связаны со стремлением Вильсона остановить войну с помощью посредничества. Президент и его советник действовали на этом направлении в полном единодушии. Как образно отметил историк Э. Мей, в американской дипломатии на начальном этапе войны чаще всего проявлялись "рука Вильсона" и "голос Хауза"²² . Большинство антантовских дипломатов первоначально довольно настороженно отнеслось к очередным попыткам президента США и его советника вмешаться в конфликт между европейскими державами.

Наглядным тому подтверждением можно считать секретную телеграмму Ю. П. Бахметева, сообщившего в Петроград в январе 1915 г., что такое вмешательство, по его убеждению, "послужит только для удовлетворения любознательности американского правительства и отнюдь не повлияет на ход и результаты войны". Особое недовольство, при этом, вызывала и личность "главного посредника". Российский посол после встречи с Хаузом представил в МИД достаточно наглядную его характеристику: "Он никогда не занимал какого-либо административного или политического положения, считаясь только ближайшим и доверенным другом президента, и произвел на нас впечатление человека вполне неопытного". Бахметев писал и о широко распространенном среди антантовских дипломатов убеждении, что Хауз своими "наивными" разговорами о мире невольно действует "в пользу Германии". Не без удовлетворения российский посол указал на итоги второй поездки американского эмиссара в Европу. Хаузу, подчеркивал он, в столицах Европы "было учтиво, но твердо объяснено, что теперь не время для праздных

стр. 51

разговоров о каком-либо соглашении на мировую". Бахметев не оставил без своих комментариев и сам факт использования руководством США неофициальных представителей при выполнении дипломатических поручений такого уровня. "Эта своеобразная, но совершенно противная всем американским традициям и правилам система президента Вильсона - пробовать разрешить сложные дипломатические вопросы посредством ничем и никому неизвестных своих личных друзей ... потерпела неуспех"²³ .

Тем не менее, российский дипломат не смог, видимо, понять главного: Хауз не просто посредничал, он еще и собирал информацию для подготовки новых, более масштабных по замыслу, внешнеполитических акций США. В частности, в это время он продолжил работу над уже упоминавшейся идеей коллективной безопасности. Посещая Европу, полковник сумел не только аккумулировать многие предложения, исходившие от наиболее дальновидных политических деятелей, но и домыслить большинство конкретных деталей проекта новой для того времени системы международных отношений.

Наиболее продуктивно этот процесс шел в диалоге Хауза с министром иностранных дел Великобритании Э. Греем²⁴ . Последний в беседах с американским эмиссаром во время его второго европейского турне (январь-май 1915 г.) настойчиво поднимал вопрос не просто об участии США в европейском урегулировании. Он настаивал на активной роли Соединенных Штатов в послевоенных гарантиях всеобщего мира. В дальнейшей переписке с Хаузом Грей будет развивать высказанные им суждения о системе послевоенного мира. В одном из писем, он впервые ввел в оборот термин "Лига Наций", видя в ней международную организацию, которая разрешала бы споры между любыми двумя сторонами "путем посредничества, арбитража или совещания других стран". В письме от 22 сентября 1915 г. Грей напрямую ставил вопрос о готовности президента Вильсона стать инициатором создания Лиги Наций, главной задачей которой английский министр называл "обязательство выступить против любой державы, нарушившей договор, любой державы, нарушившей определенные законы ведения военных действий на суше и на море ... или державы, которая для решения споров не признавала иных методов, кроме войны". Хауз, с согласия президента, ответил на этот вопрос утвердительно²⁵ . Таким образом, к осени 1915 г. именно в руках Хауза оказались все нити, связанные с идеей конкретного воплощения в жизнь новой для американской внешнеполитической мысли доктрины коллективной безопасности. Все это, по справедливому замечанию Ч. Сеймура, стало не только "концом американской изоляции", но и "каркасом нового международного порядка, за который Соединенные Штаты будут в дальнейшем бороться"²⁶ .

Говоря о представлениях Хауза относительно нового миропорядка, нельзя умолчать и о его оценках перспективы американского участия в войне за его утверждение. С самых первых дней войны он разделял точку зрения, что победа Великобритании и ее союзников отвечает стратегическим интересам Соединенных Штатов. Например, 11 октября 1915 г. Хауз сказал советнику госдепартамента Ф. Полку: "США не могут допустить поражения союзников, оставив Германию господствующим над миром военным фактором. Следующим объектом нападения, несомненно, были бы мы, и доктрина Монро, в самом деле, превратилась бы в "клочок бумаги". Опираясь на эти убеждения, Хауз отстаивал необходимость укрепления военной мощи США. Другими словами, он осознавал, что и в американских интересах, и в интересах "человечества в целом" следует добиваться победы над Германией любыми мерами - и дипломатическими, и военными. Поэтому в октябре 1915 г. он предлагал Вильсону "сделать решительный шаг, который либо покончит с войной, так чтобы уничтожить милитаризм, либо приведет нас к выступлению на стороне союзников, чтобы им помочь в этом". Его идея сводилась к тому, чтобы США от имени всех нейтралов выступили бы с требованием к воюющим прекратить военные действия. Предварительные консультации с Антантой позволили бы убедить союзников принять американское предложение. "И в случае согласия Центральных держав, - заключал Хауз, - мы

стр. 52

добились бы блестящей дипломатической победы". Если же они отклонят данное предложение, то американцам пришлось бы "направить против них все силы нашего государства, а, возможно, и силы всех нейтральных стран".

При этом Хауз указывал на то, что Америка не может вступить в войну во имя "националистических целей" государств Антанты. Возможность американского участия в войне он связывал лишь с борьбой за новый миропорядок, в рамках которого можно будет остановить гонку вооружений и создать международную организацию для поддержания мира. Хауз надеялся, что ради "достижения подобных возвышенных целей союзники откажутся от своего желания добиться мира путем завоеваний, особенно в том случае, если получат помощь от Америки". При этом Хауз рассчитывал на помощь либеральных кругов Европы, в частности, таких политических деятелей, как британский министр иностранных дел Э. Грей²⁷ . Следует согласиться с оценкой Н. Левина, отметившего, что "вера в возможность англо-американского партнерства в деле утверждения либерального мирового порядка служила основой умеренно проантантовского характера посреднических усилий Хауза"²⁸ .

Полковник не раз доверительно информировал своих европейских партнеров по переговорам не только о своих "личных симпатиях" по отношению к Антанте, но и о готовности США, при определенных условиях выступить на стороне Антанты. Так, по словам российского посла в Париже, беседуя в январе 1916 г. с французскими политиками, Хауз заверил их, что "дело все-таки кончится выступлением С. А. С. Штатов против Германии на стороне союзников". Реальное воплощение данные заверения нашли в так называемом меморандуме Хауза-Грея, который был разработан в феврале 1916 года. "Вероятность" американского подключения к войне на стороне Антанты в данном документе оговаривалась встречными шагами союзников по пути к "справедливому миру". В противном случае США оставляли за собой право обеспечивать свою безопасность, "опираясь на собственные силы"²⁹ .

Таким образом, в рассуждениях Хауза о возможном участии США в войне соединялись и его представления о реальных национальных интересах США, и его соображения о "возвышенных целях" борьбы за либерально-демократическую перестройку мира. На это обстоятельство уже обращал внимание известный американский историк Р. Осгуд. Может быть, не так далек от истины был и другой исследователь - Э. Мэй, утверждавший, что по образу своего мышления Хауз проявил себя в этот период "не столько американцем, сколько европейцем, и уж точно не столько вильсонистом, сколько рузвельтанианцем"³⁰ . Основополагающие выводы Хауза о новой системе мироустройства и путях ее достижения стали базой для большинства программных заявлений президента Вильсона в 1915 - 1917 годы. Сам же полковник после вступления США в войну в апреле 1917 г. активно занялся практической подготовкой американских предложений по послевоенному урегулированию.

Выполняя конфиденциальные поручения президента в новых условиях, Хауз прекрасно уяснил, что важнейшим условием для успеха большинства американских акций может стать лишь тщательная координация отношений Соединенных Штатов с Антантой. Реализовать эту задачу было довольно сложно, поскольку американское руководство сохраняло свое недоверие к военным целям союзников. Да и европейцы понимали, что даже после вступления в войну Соединенные Штаты чувствуют себя "скорее третейским судьей, чем союзником"³¹ . Об этом, например, наглядно говорит "ассоциированный", а не "союзнический" статус американского участия в войне против блока центральных держав. Однако Хауз, на которого президент фактически возложил обязанности главного связующего звена между США и Антантой, проявил в тех условиях завидную дипломатическую гибкость и склонность к поиску компромиссов. С одной стороны, он самым решительным образом отстаивал целесообразность всесторонней (и финансово-экономической, и военной) помощи европейским партнерам. Но, с другой - уделяя пристальное внимание текущим проблемам американо-антантовского сотрудничества,

стр. 53

Хауз пытался избегать прямых разговоров об условиях послевоенного миропорядка. Он считал, что обсуждение этого вопроса в первые месяцы участия США в войне вполне могло бы закончиться либо фактическим согласием американцев с военными целями Антанты, либо полным разрывом с союзниками по антигерманской коалиции. Тем не менее, именно Хауз во время бесед с английскими и французскими дипломатами не раз указывал на порочность тайных договоров, заключенных между антантовскими державами. Важно отметить, что Вильсон долгое время предпочитал даже не упоминать эти соглашения. В отличие от своего шефа Хауз уже во время встречи с британским министром иностранных дел Бальфуром в апреле 1917 г. прямо подчеркнул, что многие положения этих договоров "вспахали почву для новой войны". Особое недоверие, как показывают источники, Хауз питал к итальянским, японским и русским претензиям в послевоенном мире. Показательна в этой связи фраза из его дневниковой записи, которая демонстрирует наметившийся подход высшего руководства США к своеобразному "вычленению" из "цивилизованного" мирового сообщества ряда государств. "Японцы, русские, итальянцы, - отметил Хауз, - выкинуты из английских, французских и американских расчетов". Конечно, в данной фразе можно увидеть не только принципиальное несогласие советника президента с "излишними" притязаниями отдельных союзников, но и его настойчивое стремление заставить их думать по-американски. Вместе с тем, Хауз, как никто другой из ближайшего окружения Вильсона, очень быстро сумел осознать, что построить новый миропорядок, не имея прочной опоры в Европе, невозможно. Исходя из этого, он попытался осуществить довольно смелый для американского политика шаг: привлечь на свою сторону леволиберальные и социал-демократические силы. Позднее английский дипломат и разведчик У. Уайзман называл данный шаг "одной из величайших заслуг" оказанных Америкой делу союзников. Как известно, к 1917 г. либерально настроенное население всех стран уже однозначно выказывало свое отвращение к ужасам войны. В этих условиях обращение Вильсона и его советников к либеральным ценностям, по словам Уайзмана, позволило "почувствовать, что война была необходимым, хотя и ужасным предприятием"³² .

Что же было сделано Хаузом на этом направлении? Именно ему, человеку, не облеченному какими-либо официальными полномочиями, удалось наладить тесный контакт со многими политическими и общественными деятелями, представлявшими левые круги Европы. Для этого Хауз активно использовал, например, известных "левоориентированных" американских журналистов (Л. Колкорд, У. Липпман, Р. Бейкер, И. Тарбелл и др.). По его поручению они выезжали с неофициальными миссиями в отдельные европейские страны, где изучали общественные настроения и, главное, выясняли позицию левых партий³³ . Дополнительную информацию о ситуации в Европе высылали Хаузу и его доверенные лица, работавшие в американских посольствах. Например, сотрудник лондонского представительства, У. Баклер, поддерживал по просьбе полковника тесные связи с деятелями лейбористской партии (Р. Макдональд, Ф. Сноуден), известным пацифистом Н. Энджеллом. Всех их, кстати, не очень жаловал американский посол У. Пейдж. Своих информаторов Хауз имел и среди либералов Франции, Германии и других стран³⁴ . Такие контакты были, конечно, использованы Хаузом и для усиления американского влияния на европейское общественное мнение. Показательны, например, его усилия на германском направлении. В июле 1917 г. Хауз обсуждал с журналистом Ф. Коббом возможность одновременной публикации в американской и германской прессе специальных материалов, в которых обсуждались бы различные точки зрения на войну и послевоенный миропорядок. Объясняя свой замысел Вильсону, он писал: "Мы сможем... внушить немцам чувство безопасности, которого они сейчас не имеют. Вся военная пропаганда в пределах центральных держав направлена на возбуждение страха перед расчленением Германии и ее экономическим разорением. Если бы германский народ мог быть приведен к ясному пони-

стр. 54

манию того, что его целостность будет лучше охранена тем миром, который мы имеем в виду, чем миром, принужденным постоянно опираться на огромные вооружения, то аргументы милитаристов были бы сломлены. Если мы намереваемся выиграть эту войну, то мне кажется необходимым, чтобы мы делали все иначе, чем это делали союзники за последние три года"³⁵ .

Стремление Хауза к поиску широкого компромисса в борьбе за новый миропорядок проявилось и в период обсуждения в высшем руководстве США ответа на ноту папы римского Бенедикта XV (август 1917 г.). Союзники по Антанте тогда не желали обсуждать абстрактный призыв понтифика к миру. Однако Хауз был убежден, что категорический отказ от рассмотрения мирных предложений папы произвел бы неблагоприятное впечатление на мировое общественное мнение. В частности, этим были бы обескуражены германские либералы, расценив молчание, как твердый замысел Антанты добиться полного уничтожения Германии. Игнорирование мирной инициативы Ватикана ускорило бы, по его мнению, крушение утомленной войной России. Словом, Хауз учитывал, прежде всего, те политические мотивы, которые требовали примирительного ответа на послание папы. В письме к Вильсону он высказал надежду, что американский ответ позволит "оставить открытой дверь для переговоров". Президент, с подачи Хауза, сумел обойти наиболее спорные моменты при характеристике перспектив нового мироустройства. За основополагающий тезис ноты Вильсон решил взять идею о том, что "обещания современных правителей Германии не могут рассматриваться в качестве надежной гарантии послевоенного мира". В ноте, кроме того, было в очередной раз подчеркнуто, что новый миропорядок можно построить только на демократических принципах³⁶ . Как видим, Вильсон в полной мере использовал рекомендации своего советника, стремившегося в тот период задействовать потенциал либеральных кругов Европы для поддержки американской концепции "демократического мира".

Тем не менее, и Вильсон и Хауз понимали, что воплощение в жизнь данной концепции будет зависеть еще и от позиции официальных лидеров стран Антанты. С их единым фронтом американцам пришлось столкнуться уже в ноябре 1917 г. на первом заседании Высшего военного совета Антанты. И европейцы, и Вильсон были единодушны - представлять Соединенные Штаты должен полковник Хауз. Президент, обращаясь к своему советнику, подчеркнул: "Нет никого кроме Вас в Америке или в Европе, кто так хорошо знаком с моей точкой зрения, и я не желаю, чтобы кто-нибудь другой пытался ее интерпретировать"³⁷ . Поэтому совсем не случайно Вильсон вручил Хаузу на время поездки самые широкие полномочия, сопоставимые, разве, с прерогативами главы правительства³⁸ .

Очередная миссия Хауза в Европу проходила в сложное для Антанты время. Поражение итальянцев при Капоретто и, особенно, большевистский переворот в России существенным образом осложнили ситуацию на фронтах. Хауз в этих условиях, казалось, получил дополнительные рычаги для реализации американских внешнеполитических целей. Об этом, в частности, откровенно заявлялось в "The New York Times" 18 октября 1917 г.: "За этим "сверхпослом", авторитет и активность которого в своем роде единственны, стоит президент, а за президентом стоит страна, безмерные ресурсы и непоколебимая воля которой могут считаться верным щитом против пока еще удачливого натиска пруссачества".

Однако американский эмиссар остался верен компромиссной линии в отношении союзников по Антанте. Отказавшись от обсуждения частных вопросов послевоенного мироустройства, Хауз предложил ограничиться совместным заявлением об общих военных целях и о создании международной ассоциации для предупреждения будущих войн. Он внес на рассмотрение межсоюзной конференции следующую резолюцию: "Союзные державы и США заявляют, что они ведут войну не с целью агрессии или военной контрибуции. Жертвы, которые они приносят, приносятся ими для того, чтобы милитаризм не бросал в будущем на мир свою тень, и чтобы нации имели право

стр. 55

устраивать свою жизнь согласно тем принципам, которые кажутся им наилучшими для развития их общего благосостояния". Но европейские союзники настороженно отнеслись к подобным декларациям, и Хауз, в результате, не стал настаивать на своем предложении. Таким образом, участие Соединенных Штатов в заседании Высшего военного совета Антанты подкрепило вывод американского руководства о необходимости самостоятельного заявления относительно военных целей. Точка зрения Вильсона по важнейшим вопросам послевоенного мироустройства была изложена, как известно, в его обращении к Конгрессу 8 января 1918 годах. Подготовка базовых материалов к данному выступлению, как всегда в таких случаях, оказалась под личным контролем полковника Хауза. Еще 2 сентября 1917 г. президент поручил ему создать специальную группу экспертов, получившую название "Инквайри", которой было доверено работать над изучением различных проблем урегулирования. Вильсон поставил перед своим советником совершенно четкую задачу: "Под вашим руководством эти помощники смогут пересмотреть все полезные для поставленной цели материалы, а вы составите меморандум, которым мы будем руководствоваться". В декабре 1917 г. такой меморандум был подготовлен. Именно Хауз, как показывают источники, не только передал документ в руки Вильсона, но и в длительной беседе 4 января 1918 г. обсудил с ним его основные положения³⁹ . Не вызывает сомнений, что данный меморандум определил содержание президентского послания Конгрессу.

Однако "14 пунктов", как программа послевоенного урегулирования, носили все же во многом декларативный характер. Поэтому в дальнейшем все тот же Хауз сосредоточил свое внимание на детальной проработке американских предложений. В этой связи особый интерес вызывают его суждения относительно построения международной организации - Лиги Наций, которую можно считать ключевой идеей нового миропорядка. Обдумывая данный вопрос, Хауз опирался на разнообразную информацию. В частности, им были привлечены предложения американских экспертов из "Инквайри" (например, Д. Х. Миллера), европейские проекты Устава Лиги (доклад британской комиссии во главе с У. Филлимором и французский план Л. Буржуа)⁴⁰ .

Имеющиеся в нашем распоряжении документы показывают, что Хауз имел свое собственное видение и целей, и структуры международной организации. Так, например, в письме на имя английского политика Р. Сесиля полковник отметил, что "путеводной нитью должен быть накопленный человечеством опыт решения проблем закона и порядка в отношениях между индивидуумами". В данном случае Хауз в полной мере продемонстрировал свою приверженность классическим положениям теории "политического идеализма". По его мнению, "одной из самых существенных черт всякой Лиги должно явиться установление таких норм морали, какие существуют между людьми чести". Говоря о действенности такого подхода, Хауз подчеркивал: "Если народ какой-либо страны выставить на позор и осмеяние перед всем миром за бесчестное поведение его представителей, то он не станет дольше терпеть подобные проступки". Эти размышления полковника были основаны на его убеждении, что сразу же после войны вряд ли станет возможным "создать какой-то трибунал", распоряжающийся "международной вооруженной силой для проведения в жизнь своих постановлений". Важнейшими элементами концепции Лиги Наций, подготовленной Хаузом, следует назвать создание арбитражного механизма разрешения международных споров, подписание декларации об обязательствах всех стран "неизменно и постоянно соблюдать такие же нормы поведения, какие соблюдаются людьми чести", а также взаимные гарантии "территориальной целостности друг друга". Объясняя Вильсону суть данной концепции, Хауз сравнил свои предложения с замыслом самого президента по реформированию банковской системы в США. Созданная тогда Федеральная резервная система, считал полковник, стала существенным "психологическим средством", предотвращающим возможность какой-либо банковской паники. Именно в этом он видел и главную задачу Лиги Наций⁴¹ .

стр. 56

По-особому Хауз попытался решить и вопрос о структуре создаваемой международной организации. В одном из писем президенту он, в частности, высказывал свои сомнения относительно принципа равенства голосов всех стран в Лиге. По его мнению, закрепление данного положения в Уставе позволило бы малым странам располагать большинством голосов по сравнению с голосами великих держав, вместе взятых. "Между тем, - продолжал Хауз, - в обеспечении мира, а равно и в обеспечении любого постановления Лиги Наций малые государства оказались бы не только бессильны, но и не пожелали бы разделить общую ответственность". Поэтому он предлагал объявить малые государства нейтральными, "с должным представительством в Лиге, но без права голоса". Как видим, в данном случае Хауз противоречил либеральным установкам Вильсона, всегда призывавшего к признанию равноправия малых наций с великими державами. Объясняя это противоречие Ч. Сеймур указывал на прагматические представления Хауза, считавшего, что малые государства окажутся в большей безопасности под защитой великих держав, чем в обстановке соперничества между собой. Аргументацию своей точки зрения полковник изложил в дневниковой записи от 5 июля 1918 года. Он исходил из убеждения, что малые государства не будут участвовать во всеобщей войне, кроме как под влиянием обстоятельств. "Зачем же в таком случае предоставлять им руководящую роль по отношению к государствам, которым пришлось бы поставлять не только финансовые средства, но и физическую силу, необходимую для поддержания мира и порядка? Я сожалею, что прихожу к такому выводу, ибо кажется, будто он не направлен к либерализму. Однако непрактичный идеалист часто наносит делу больший вред, чем откровенный реакционер"⁴² . Другими словами, разрабатывая предложения о Лиге Наций, Хауз в очередной раз показал себя твердым приверженцем "прагматического идеализма", в суждениях которого идеалистические принципы вильсонизма сочетались с рядом весомых и реальных политических соображений.

Несмотря на этот вполне определенный прагматический подтекст, большинство идей Хауза в целом вполне соответствовало внешнеполитической идеологии вильсонизма. По оценке авторитетного специалиста по истории американского интернационализма У. Кьюла, Хауз предложил создать "Лигу великих держав, в которой были бы применены честь, этика и открытая дипломатия". Он считал, что все эти предложения отражали не только "виль-соновский идеализм", но и "мечты юристов о справедливости и праве"⁴³ . Наверное, значимость проделанной Хаузом работы понимал и президент. Поэтому во время работы над Уставом Лиги на Парижской мирной конференции он в той или иной форме использовал предложения своего советника. Об этом наглядно говорит, например, сравнительный текстологический анализ 3-х важнейших документов: хаузовских предложений по проекту Устава Лиги Наций, первого вильсоновского проекта Устава и окончательного текста Статута Лиги Наций. Из 23 статей проекта Устава, разработанного Хаузом, 14 статей практически в полном виде вошли в текст, вынесенный Вильсоном на обсуждение конференции, 4 статьи были применены им "по

стр. 57

их основному смыслу", а 10 статей (с некоторыми изменениями) - оказались в окончательном тексте Статута Лиги Наций⁴⁴ . Словом, Хауз сумел не просто уловить смысл вильсоновской концепции международной организации, но и воплотить ее в конкретные положения, принятые позднее в Париже. Наверное, первоисточником значительного числа высказанных предложений были идеи Вильсона. Но это не дает повода сомневаться в значении той работы, которую провел Хауз во время подготовки американской программы мироустройства⁴⁵ .

На заключительном этапе мировой войны Хаузу пришлось в очередной раз выполнять сложное внешнеполитическое задание президента США. Оно было связано с коренным поворотом в военно-стратегическом положении на фронтах. Успешное наступление Антанты на Западном фронте в августе - сентябре 1918 г. не только ознаменовало собой окончательный крах Центральных держав, но и предопределило начало переговоров о мире. Перед американской дипломатией была поставлена нелегкая задача: добиться, чтобы за основу этих переговоров была положена программа Вильсона. Для немцев и их союзников "14 пунктов" были, без всяких сомнений, единственной "соломинкой", дающей хотя бы какую-то надежду избежать территориальных и материальных потерь⁴⁶ . Поэтому они сразу же информировали Вашингтон о желании вести переговоры о мире на основе "14 пунктов". Оставалось "всего лишь" убедить лидеров Антанты в целесообразности принятия американской программы урегулирования. Выполнение данной миссии и было возложено на Хауза, отправившегося в октябре 1918 г. на заседание Верховного военного совета для переговоров с партнерами по коалиции. Сам Хауз прекрасно понимал как значение, так и трудность президентского поручения: ему предстояло отстоять вильсоновские принципы, не нанося ущерба политическому единодушию союзников. Характерно, что Вильсон, как всегда, не дал полковнику никаких конкретных инструкций, так как был уверен в том, что тот точно понимает ход его мыслей и знает, как следует действовать⁴⁷ . Хаузу, при всех трудностях, о которых говорил, например, некоторые исследователи (И. Флото, К. Швабе) удалось после недельных переговоров добиться победы. Он убедил европейских партнеров (в лице, по его словам, "сугубо не симпатизировавшего нам личного состава правительств Антанты") подписать перемирие на основе "14 пунктов". Успех американской миссии не омрачили даже оговорки, зафиксированные в меморандуме держав Антанты относительно "свободы морей" и репараций с Германии⁴⁸ .

Важную роль на переговорах в Европе сыграл так называемый официальный комментарий к "14 пунктам", составленный У. Липпманом и Ф. Коббом и одобренный Хаузом и Вильсоном. Этот документ стал своеобразным "прагматическим разъяснением" американской программы послевоенного мироустройства. Позднее, сам Хауз так оценит значение данного документа: "Утверждали, будто многие из "14 пунктов" настолько неясны и неопределенны, что не имеют практического смысла, и поэтому Антанта с полным основанием может отвергнуть придаваемое им толкование. Это неверно, ибо каждый пункт был разъяснен еще до заключения перемирия, и комментарий занял много страниц машинописного текста. ... Этот комментарий лежал перед нами изо дня в день, когда мы заседали в Париже, подготовляя перемирие. Не раз у меня спрашивали о значении того или иного пункта, и я зачитывал разъяснение из одобренного комментария".

Существенное внимание в этот период Хауз уделял и устным разъяснениям американской программы. Так, например, беседуя с французскими политиками, он настойчиво убеждал их поддержать вильсоновские планы создания международной организации. Показательны, в данном случае, аргументы, который использовал полковник в разговоре с Ж. Клемансо. Хауз доказывал ему, что Лига Наций будет в полной мере отвечать национальным интересам Франции. В новых условиях, говорил он, только Лига поставит США и Великобританию "в такое положение, когда они будут обязаны прийти на помощь Франции в случае, если ее попытается раздавить еще какая-ни-

стр. 58

будь страна, вроде Германии". В противном же случае "Францию всегда будут преследовать тени и признаки новой войны". Ссылался Хауз и на изменчивость внешнеполитических установок в Соединенных Штатах: "Вильсон - идеалист, но наш народ не целиком так настроен". Судя по дневниковым записям полковника, Клемансо именно после этой беседы сказал, что он будет поддерживать Лигу.

Многообещающее начало переговоров с союзниками о мире настолько "окрылило" Хауза, что он, вероятно, уже видел себя главою американской делегации на предстоящей конференции. Только так можно понять его телеграмму, направленную президенту 31 октября 1918 года. Обращаясь к Вильсону, он пишет: "Если Вы предоставите мне свободу действий в ведении уже происходящих сейчас переговоров, могу заверить Вас, что не будет допущено ничего такого, что поставило бы Вас в затруднительное положение или скомпрометировало бы какой-либо из Ваших принципов мира. Вы будете располагать такой же свободой действий после подписания перемирия, какой Вы располагаете сейчас"⁴⁹ .

Причину как успеха миссии Хауза, так и его возросших амбиций следует искать, видимо, в том, что он сумел найти "компромиссный язык", необходимый при ведении переговоров с лидерами Антанты. Эту особенность дипломатического стиля Хауза достаточно точно определил У. Липпман: "Его совета спрашивают, потому что его мнение считают более земным, чем мнение президента, и намного более угодного небесам, чем мнение Ллойд Джорджа и Соннио". Совсем не случайно даже Клемансо, никогда не желавший принимать вильсоновского идеализма, в ходе кулуарных разговоров в Париже со всей серьезностью заявил, что не поднимет на мирной конференции какого-либо вопроса, не предупредив об этом исчерпывающим образом Хауза. Американский эмиссар в ответ пообещал быть таким же откровенным с премьер-министром Франции ⁵⁰ .

Однако Вильсон, как известно, пожелал сам возглавить американскую делегацию на мирной конференции. Хауз, в результате, оказался в Париже уже на правах рядового участника переговоров. Более того, некоторые факты свидетельствуют, что "команда Хауза" стала постепенно терять свое исключительное положение при президенте. В частности, группа экспертов из "Инквайри" перешла из-под контроля С. Мезеса, приходившегося Хаузу зятем, к менее зависимому от полковника И. Боумэну. Формирование штата делегации во многом оказалось в руках государственного департамента и лично Р. Лансинга. Среди полуторатысячного отряда американских миротворцев не нашлось, например, достойного места фактическому соавтору "14 пунктов" У. Липпману, который, по всеобщему мнению, входил тогда в ближайшее окружение Хауза. По оценке Ч. Сеймура, все это предопределило скорый разрыв между президентом и его доверенным советником во время конференции и даже отразилось на эффективности переговоров⁵¹ .

Попытаемся выяснить, насколько справедлив такой вывод. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства и документы показывают, что в Париже Хауз не был все же низведен до статуса простого члена делегации США. Он по-прежнему пытался держаться в центре переговорного процесса. Европейские лидеры и дипломаты, зная об умении Хауза находить компромиссные решения, зачастую предпочитали именно с ним предварительно обсуждать наиболее дискуссионные вопросы. Самым наглядным тому подтверждением можно считать встречу Ллойд Джорджа, Клемансо и Хауза в отеле "Крийон" накануне совещания по проблеме Фиуме. На ней, как вспоминает британский премьер, предполагалось обсудить общую позицию трех стран накануне обсуждения данного вопроса в расширенном формате. Показательно, что Вильсона о такой встрече даже не предупредили. Однако президент США неожиданно заглянул в кабинет Хауза, где с большим неудовольствием увидел своего советника и двух премьер-министров, ведущих "секретную беседу". По словам Ллойд Джорджа, этот эпизод окончательно разрушил былое взаимопонимание между Хаузом и Вильсоном⁵² .

стр. 59

Важной обязанностью Хауза на Парижской конференции оставалась и координация деятельности американских экспертов. Поэтому именно он, как это делалось всегда, чаще всего представлял президенту заключения специалистов по отдельным вопросам урегулирования. Хауз энергично руководил и процессом сбора информации по различным вопросам международного положения. Например, именно ему принадлежит идея направления специальной миссии У. Буллита в Москву для получения оперативных сведений о ситуации в стране и планах советского руководства. Интересно, как Хауз выстраивал саму линию контактов с лидерами новой России. После обращения советского представителя к Вильсону в декабре 1918 г. состоялась в январе 1919 г. неофициальная встреча в Стокгольме М. М. Литвинова с американским дипломатом У. Баклером, который был сотрудником посольства США в Лондоне и одновременно доверенным агентом Хауза, состоявшим с ним в близком родстве. В своем отчете о переговорах с Литвиновым, подготовленном для госдепартамента и президента, американский дипломат указал на готовность советского руководства к компромиссам по таким важным для США вопросам, как создание Лиги Наций и возвращение военных долгов. Все это, естественно, не могло не заинтересовать Вильсона, который в итоге и дал свое согласие на предложение Хауза осуществить неофициальный зондаж позиции большевиков. Учитывая имевшиеся у Баклера возможности, через него в Москву поступила информация о направлении в Россию миссии У. Буллита. Выбор ее главы так же оказался в руках Хауза. На эту роль он предложил хорошо известного ему молодого и чрезвычайно амбициозного сотрудника американской делегации на Парижской мирной конференции Уильяма Буллита, который еще в годы войны начал тесно сотрудничать с Хаузом, и при поддержке последнего в декабре 1917 г. был зачислен в штат госдепартамента на должность главы Бюро центрально-европейской информации. Естественно, что все основные инструкции Буллит в итоге получил опять же от Хауза⁵³ . Один этот пример свидетельствует, что Хауз продолжал исполнять традиционные для него обязанности "закулисного политика", в руках которого нередко сходились решающие нити при принятии важнейших решений. Понимая это, один из ее участников, известный финансист Бернард Барух, не без оснований, назвал Хауза "мажордомом американской делегации"⁵⁴ .

Говоря о конкретном личном участии полковника в работе конференции, следует отметить, прежде всего, его сотрудничество в комиссии по подготовке Устава Лиги Наций. По свидетельству современников, на всех заседаниях этой комиссии Хауз был всегда рядом с Вильсоном. Однако чаще всего он не вступал в дискуссии, оставляя инициативу за президентом, тем более, что Вильсону очень хотелось, чтобы международная организация была создана в точном соответствии с его собственными идеями. Он надеялся еще и на всеобщее признание того факта, что эти идеи принадлежат только ему, а не кому-нибудь другому. Поэтому Хауз, прекрасно разбиравшийся в характере своего шефа, занимался менее заметным для широкой публики "черновым" делом: он, как правило, заранее согласовывал отдельные формулировки проекта Устава с другими членами комиссии. Тем не менее, позднее многие участники конференции единодушно признавали Хауза наиболее влиятельным человеком в деле составления итогового документа⁵⁵ .

Особо нужно сказать о том периоде послевоенного урегулирования, когда президент Вильсон на некоторое время был вынужден покинуть Париж. Несмотря на обнаружившиеся уже тогда разногласия между ним и Хаузом, президент именно ему поручил руководство американской делегацией. Как же Хауз распорядился своими полномочиями? По его словам, он попытался "расчистить в отсутствие президента путь" к мирному соглашению, ускорив с этой целью работу экспертов. С коллегами по переговорам Хауз приступил к активному обсуждению ряда конкретных вопросов (например, о границах Германии, репарациях и т.п.). При этом он ежедневно информировал президента о ходе проходивших дискуссий. Дневники Хауза прекрасно показыва-

стр. 60

ют те трудности, которые ему приходилось преодолевать в те дни. "Ныне, - записал он 3 марта 1919 г., - стало очевидно, что мир окажется не тем миром, на который я надеялся, и не тем миром, которым должно было завершить это страшное потрясение". Говоря о причинах такого поворота событий, Хауз указывал, прежде всего, на внутриполитическую ситуацию в США, сложившуюся после победы республиканцев на выборах в Конгресс. "Положение американской делегации, - подчеркивал он, - не позволяет ей действовать смело". Кроме того обстановка в Европе такова, считал полковник, что Вильсон уже не может опираться исключительно на либералов или рабочих. Это привело бы к падению кабинетов во всех великих державах, и, соответственно, к мировому хаосу. Стало быть, единственной альтернативой дальнейшему усугублению всех указанных трудностей, по мнению Хауза, может стать лишь компромиссный мир, базирующийся на согласии с действующими европейскими лидерами. Не очень оптимистично выглядит и его главный вывод: "Мне претит сидеть, сложа руки, и смотреть, как нам навязывают подобный мир. Кое-что мы в нем добьемся, в виде Лиги Наций, но даже она будет несовершенным инструментом". Другими словами, Хауз вполне осознанно взялся тогда за поиск консенсуса в деле конструирования нового миропорядка. Показательной для логики его мышления можно считать последнюю личную беседу с президентом, состоявшуюся 29 июня 1919 г., уже после подписания Версальского договора. Вильсон, уже готовившийся тогда к борьбе за его ратификацию, отметил: "Хауз, я убедился, что в этой жизни нельзя добиться ничего стоящего, если за это не бороться". Возражая в ответ, полковник напомнил президенту, что "англо-саксонская цивилизация построена на компромиссе"⁵⁶ .

Рассмотрим характер некоторых компромиссов, обсуждавшихся Хаузом в период пребывания Вильсона в Соединенных Штатах. В это время, например, активно обсуждался вопрос о германской границе. Хауз пришел тогда к заключению о целесообразности хотя бы частично согласиться с требованиями французской стороны в отношении Саара. Но одновременно он надеялся убедить Клемансо в необходимости предоставить политический контроль над Сааром Лиге Наций, с последующим проведением референдума о судьбе данной области. Но эти, без всякого сомнения, компромиссные предложения вызвали серьезную критику со стороны отдельных участников конференции. Ллойд Джордж увидел в действиях Хауза тайное влияние французов. А американский журналист Р. С. Бейкер так прокомментировал этот шаг: "Полковник хочет быстро заключить мир, отдав жадным все, чего они требуют"⁵⁷ .

Как казалось многим, глава американской делегации также не одобрил действий своего советника. По свидетельству Эдит Вильсон, президент сказал ей тогда: "Хауз отдал все, чего я добился перед тем, как мы покинули Париж". Судя по мартовским протоколам заседания "Совета четырех", Вильсон попытался выступить в защиту своих принципов. Особенно доставалось от него в этот период французскому премьеру. Лансинг в одном из меморандумов сравнивает их споры с "королевской битвой". Он пишет, что Вильсон "подвергал сомнению каждое предложение", исходящее от Клемансо. Да и сам Клемансо не оставался в долгу перед партнерами по переговорам. Подводя, например, итоги совещаний 20 марта 1919 г. он сказал, что дела шли "блестяще, мы разошлись по всем вопросам"⁵⁸ .

Бескомпромиссную позицию занял Вильсон и по вопросу о Фиуме. Как известно, этот порт американские эксперты предполагали передать Югославии. Такое предложение учитывало разнообразные аспекты проблемы (этнографические, экономические и стратегические). Однако итальянцы, ссылаясь на свои национальные интересы и ирредентистскую формулу, настойчиво убеждали партнеров по конференции, что Фиуме следует передать под их контроль. Данное требование, бесспорно, выходило за рамки Лондонского договора 1915 года. Хауз во время отсутствия Вильсона в качестве компромиссного варианта обсуждал с коллегами возможность интернационализации Фиуме. В частности, по просьбе полковника американский эксперт

стр. 61

Д. Х. Миллер подготовил меморандум, предусматривавший формальную передачу порта под суверенитет Италии, при сохранении контроля над ним со стороны Лиги Наций. Данное предложение вызвало решительный протест у ряда экспертов. А позднее и сам Вильсон, выступив с открытым обращением к итальянскому народу, полностью дезавуировал компромиссные варианты решения вопроса о Фиуме. По его словам, переход порта к Италии никоим образом не соответствует создаваемому "новому порядку", поскольку разрушает "точно определенные" принципы "права и справедливости". Все это не только вызвало один из самых серьезных кризисов конференции, но и продемонстрировало различный подход Хауза и Вильсона к возможным компромиссам. Если первый был готов искать взаимоприемлемый выход из любого затруднительного положения, то второй ясно заявлял о своем нежелании "поступаться принципами"⁵⁹ .

Вместе с тем, сам президент, может быть, и не желая того, продолжил начатое полковником движение в сторону компромиссного мира. После общения с американскими законодателями, Вильсон был вынужден просить согласия коллег по конференции на ряд уступок. В частности, нужно было заручиться их поддержкой по вопросу о закреплении в Уставе Лиги Наций доктрины Монро. Можно ли в этих условиях рассчитывать на то, что европейцы согласятся на такое одолжение, не добившись от Вильсона равноценных уступок для Франции, Великобритании и Италии? Скорее всего, нет. Кроме того, Вильсон иногда шел на компромиссы и по субъективным обстоятельствам. Так, по мнению Ллойд Джорджа, президент снял свои возражения против французских планов оккупации правого берега Рейна главным образом под влиянием обещаний Клемансо добиться прекращения чрезвычайно болезненных для него нападок со стороны парижской прессы⁶⁰ .

Наверное, можно говорить, что Вильсон и Хауз имели разные точки зрения по вопросу о том, каковы, собственно говоря, пределы допустимых компромиссов при построении нового миропорядка. Но у них, на наш взгляд, сохранялось единство взглядов относительно главной конструкции послевоенных международных отношений. И президент, и его советник были убеждены, что компромиссы могут быть оправданы, лишь созданием работоспособной Лиги Наций при непременном участии в ней Соединенных Штатов. Об этом, в частности, говорят наблюдения ряда современников. Ч. Сеймур, например, указывает на единство позиций Вильсона и Хауза по шаньдунской проблеме, поскольку они были убеждены, что, оказывая сопротивление японцам, Китаю помочь невозможно, зато отказ Японии от участия в Лиге Наций означал бы провал самой идеи универсальности новой организации. По обоснованному выводу Дж. Вирека, принципиальное согласие обоих американских политиков на большую сумму компенсационных выплат с Германии было связано с их верой в то, что Лига Наций сумеет через некоторое время вернуться к данному вопросу и снизить репарационную планку⁶¹ .

Подводя итоги своему пребыванию в Париже, Хауз оставил в своем дневнике весьма примечательную запись, демонстрирующую его отношение к подписанному миру. В день подписания Версальского договора он подчеркивал "противоречивость" своих чувств. "Оглядывая ретроспективно конференцию, можно многому радоваться и о многом сожалеть". Легко говорить, продолжает Хауз, о том, что надо было сделать на конференции, "но гораздо труднее было найти для этого пути". "И хотя я предпочел бы другой мир, но сомневаюсь, удалось ли бы его заключить, потому что необходимые ингредиенты желательного для меня мира в Париже отсутствовали. ... Никто не может сказать с уверенностью, что в данное время можно было бы добиться чего-то лучшего"⁶² . Кстати, примерно такими же словами позднее будет выражать свое отношение к подписанному миру и президент Вильсон.

Как видим, представления Хауза об общих контурах послевоенного урегулирования во время мирной конференции не претерпели существенных изменений и, главное, не противоречили вильсоновским. Тем не менее, зак-

стр. 62

лючительная стадия переговоров в Париже, как справедливо считают историки, наглядно подтвердила, что между президентом и его советником уже нет прежнего понимания и сотрудничества⁶³ . В чем же причина происшедшего разрыва?

Отвечая на этот вопрос, и современники, и исследователи высказывали различные суждения о характере разногласий между Хаузом и Вильсоном. Первую точку зрения по этому поводу озвучили те лица из ближайшего окружения Вильсона, которые до конца его пребывания у власти сохранили добрые отношения с ним. К их числу можно отнести, например, Р. С. Бейкера, К. Т. Грейсона, Дж. Крила. Они были убеждены (видимо, не без влияния самого Вильсона), что Хауз не всегда проявляет абсолютную лояльность в отношении президента. Главным поводом для разрыва, по их мнению, была деятельность полковника на мирной конференции и, особенно, в период отсутствия президента в Париже (февраль - март 1919 г.). Они считали, что Хауз без какой-либо санкции Вильсона шел на неоправданные компромиссы с европейскими политиками при обсуждении, например, возможности заключения прелиминарного мира, некоторых положений Устава Лиги Наций, французских требований создать Рейнскую республику⁶⁴ .

Примерно таких же взглядов придерживался и крупнейший американский вильсоновед А. Линк. Он утверждал, что Хауз зачастую допускал существенные погрешности в трактовке президентской линии и даже иногда представлял Вильсону неполную информацию о своих переговорах с европейскими политиками. Подтверждая такой вывод, Линк обращался, в частности, к согласованию американо-английских позиций в феврале 1916 г., которое было закреплено в меморандуме Хауза-Грея. Да и позднее, по словам историка, Хауз нередко действовал за спиной президента, создавая ему определенные трудности в решении внешнеполитических задач⁶⁵ .

Поддерживая данную трактовку, датская исследовательница И. Флото пишет о том, что именно Хауз должен нести значительную долю ответственности за разрыв. По ее словам, уже с октября 1918 г. он фактически находился в оппозиции к президенту, прежде всего, в силу своего желания играть самостоятельную роль на переговорах по послевоенному урегулированию. При этом она указывает на постоянные колебания "политической ориентации" полковника. Так во время обсуждения условий перемирия с Германией полковник, якобы, находился "левее президента", поскольку надеялся найти опору для американской внешней политики главным образом в леволиберальных и социалистических силах Европы. А во время Парижской мирной конференции Хауз, под влиянием партнеров по переговорам и реалий международной ситуации, занял уже позицию, находившуюся "правее президента". Все это, по словам Флото, разрушало возможности сотрудничества двух политиков⁶⁶ .

Другую точку зрения попытался обосновать Ч. Сеймур, выступивший еще в 1920-е гг. в качестве редактора архивных бумаг Хауза. Отбор материала к этому изданию и содержание комментариев к документам в определенной степени подталкивают читателя к выводу, что полковник никогда не проявлял нелояльности к президенту. Вместе с тем, Сеймур не замалчивал имевшиеся между политиками разногласия по отдельным вопросам. Он полагал, что Хауз, сохраняя в целом преданность принципам вильсонизма, по складу своего мышления, был все же большим, чем Вильсон, "политическим реалистом" и к тому же являлся своеобразным "апостолом компромисса". Поэтому он более настойчиво стремился к достижению согласия с европейскими коллегами по переговорам. По мнению Сеймура, именно это обстоятельство постепенно и подготовило почву для их разрыва⁶⁷ .

Данный вывод позднее был поддержан рядом других авторов. Например, Дж. Вирек, основываясь на своих личных наблюдениях и беседах с Хаузом, утверждает, что президента и его советника "объединяла вера в одинаковые цели и принципы". Однако их некоторые личные качества не позволяли сохранить взаимовыгодное сотрудничество. Если Вильсон, по ело-

стр. 63

вам Вирека, исповедовал религию, толкавшую его к "пресвитерианской жесткости" и непримиримой борьбе за торжество собственных идеалов, то для Хауза та же религия была скорее "мудростью в духе Конфуция или Будды", подсказывающей ему пути для достижения компромисса. Чаще всего, заключал Вирек, шотландско-пресвитерианская позиция Вильсона попросту была чужда доводам Хауза, призывавшего президента к компромиссу⁶⁸ .

Суждения Сеймура в целом нашли подтверждение и у специалистов, работавших в области психоистории. Их главное внимание было сосредоточено на личностных аспектах разрыва между Вильсоном и Хаузом. В классической работе, выполненной на основе методологии психоанализа З. Фрейд и У. Буллит на фоне психологического портрета 28-го президента США подробно рассмотрели процесс разрушения "сознательных и бессознательных уз", связывавшие двух политиков. По их мнению, президент, долгое время отождествлявший полковника с самим собой, питал к нему "любовь и сильную привязанность". "Вильсон верил, что Хауз подготовил для него божественный путь, на котором он не встретит каких-либо преград". Однако на деле, пишут Фрейд и Буллит, Хауз был "ответственен не только за надежду, но и за разочарование", которое Вильсон в дальнейшем испытает, что и вызывало постепенно у президента "сильное раздражение" поведением его советника. Затуханию доверительных отношений между Вильсоном и Хаузом, по словам исследователей, содействовало также влияние супруги президента, которой не нравился контроль полковника над ее мужем. "Она негодовала на растущую в Америке веру в то, что мысли и действия ее мужа рождались в голове Хауза". Свое роль в данном случае сыграло и стремление полковника возглавить американскую делегацию на переговорах о мире. "Разочарование в надежде, которую Хауз возбудил в Вильсоне, поддержка испытываемого им раздражения против Хауза со стороны миссис Вильсон и противодействие Хауза его желанию стать спасителем", заключали Фрейд и Буллит, стали важнейшими причинами разрыва между президентом и его советником. Окончательная точка в этом процессе, по словам исследователей, была поставлена по возвращении Вильсона в Париж в марте 1919 г.: компромиссы, предложенные тогда Хаузом, были расценены президентом, как "предательство", а сам полковник в сознании Вильсона "превратился в Иуду"⁶⁹ .

Супруги А. и Дж. Джордж, продолжая исследование в данном направлении, попытались найти дополнительные аргументы для психологического обоснования разрыва между Вильсоном и Хаузом. Реинтерпретируя хорошо известные факты из жизни президента, они утверждали, что личность последнего требовала постоянного одобрения его действий. Первоначально эту роль успешно выполнял Хауз, а позднее она оказалась в руках миссис Вильсон. Под влиянием данного обстоятельства у полковника постепенно нарастало раздражение действиями Вильсона, предпринимаемыми вопреки его консультациям. В частности, в дневниковых записях Хауза, по наблюдениям Джорджей, уже с 1916 г. увеличивалось число критических комментариев по поводу президентского курса. В этой связи у него все чаще прослеживалось "состояние фрустрации": Хауз не раз говорил о том, что он сделал бы на месте президента. Следовательно, Джорджи соглашались с тем, что именно жена президента была важнейшей внешней причиной разрыва⁷⁰ .

Выводы, сделанные в исследованиях Фрейда и Буллита, Джорджей, вызвали негативную реакцию у многих профессиональных историков, обвинивших указанных авторов в "некорректности" и "неадекватности" высказанных ими оценок⁷¹ . Тем не менее, на наш взгляд, работы, выполненные в духе психологической биографии, вскрывают важный личностный пласт, который не мог не оказать определенного влияния на характер взаимоотношений Вильсона и Хауза. Более того, обращение специалистов к данным сюжетам помогает уяснить сложность и противоречивость самого процесса принятия внешнеполитических решений американским руководством в период послевоенного урегулирования. Как показывают изучение источников и мнения исследователей, разрыв между президентом и его советником был

стр. 64

связан не столько с расхождениями по отдельным аспектам создаваемого миропорядка, сколько с прекращением своеобразного "командного взаимопонимания". На Парижской конференции наглядно проявилась не всегда по-видимому адекватная убежденность обеих политиков в их собственных представлениях о путях достижения нового миропорядка, достойной, как им представлялось, основы итоговых соглашений.

Внешнеполитическое мышление Хауза имело определенные особенности. С одной стороны, он в целом разделял основополагающие принципы вильсонизма. При этом его приверженность устоям либерализма, как метко заметила И. Флото, носила во многом "инстинктивный" характер⁷² . Хауз стал убежденным сторонником президента, скорее всего, благодаря необычному "политическому чутью" и умению прекрасно анализировать перспективы развития международного положения. Однако, с другой стороны, полковник всегда демонстрировал значительный прагматизм в деле практического применения вильсоновских принципов. Может быть, именно это обстоятельство позволяло президенту и его советнику долгое время удачно дополнять друг друга. Не являясь, конечно, "прародителем" вильсоновской внешней политики, Хауз был той ключевой фигурой, в руках которой долгое время сходились и детальная разработка, и претворение в жизнь американской программы построения нового мирового порядка.

После подписания Версальского мирного договора Хауз провел еще некоторое время в Европе. По просьбе президента он подключился к работе комиссии, которая обсуждала практические детали функционирования Лиги Наций. В частности, ему пришлось принять участие в нелегкой дискуссии между союзниками относительно урегулирования колониальных проблем и реальных контуров мандатной системы. Серьезное физическое и нервное перенапряжение резко ухудшило здоровье Хауза. В октябре 1919 г. на пути из Европы в Америку он окончательно слег, а по прибытии на родину его уже спускали с корабля на руках. Болезнь Хауза, на долгое время приковавшая его к постели, пришлась примерно на тот же период, что и тяжелый недуг президента Вильсона, "надорвавшегося" в ходе своей агитационной поездки по стране в защиту ратификации послевоенных соглашений. Таким образом, в ту пору среди высшего политического руководства США не осталось, пожалуй, других таких же энергичных сторонников Лиги Наций. К тому же Хауз был совершенно дезориентирован личным разрывом с президентом. Письма, которые полковник направлял в те дни в Белый дом, оставались без ответа. Но даже в этих условиях Хауз продолжал в меру своих возможностей бороться за воплощение в жизнь вильсоновской внешнеполитической программы. Провал начатого дела он расценивал как настоящую "катастрофу", как для всей цивилизации, так и лично для президента. Поэтому он прекрасно понимал, что во имя спасения Версальского мира президенту следует согласиться на неизбежный компромисс с республиканским большинством Сената⁷³ . Другими словами, на первый план в политической деятельности Хауза в очередной раз выступил традиционный для него прагматизм. Но Вильсон не прислушался к мнению своего многоопытного советника и отказался от ратификации договора с какими-либо поправками законодателей. В итоге Версальский договор был отвернут, а после прихода в Белый дом в 1921 г. президента У. Гардинга во внешней политике США возобладали изоляционистские настроения.

Оправившись от болезни, Хауз уже не мог, да и не хотел заниматься активной политикой. Свое главное внимание в 1920-е гг. он сосредоточил на литературном труде. Первоначально под его редакцией была издана довольно объемная книга о Парижской мирной конференции⁷⁴ . Ее следует рассматривать как своеобразную защиту вильсонистов от разраставшейся с каждым днем критики в адрес внешней политики президента Вильсона. Ну а главным делом Хауза в этот период стала подготовка к изданию своего архива. Вместе с известным историком, профессором Йельского университета Чарльзом Сеймуром он занялся отбором дневниковых записей, писем и

стр. 65

важнейших документов, раскрывавших многие тайны американской дипломатии 1913 - 1919 годов. В определенной степени все эти материалы были призваны оправдать не столько администрацию США, сколько внешнеполитическую деятельность самого полковника Хауза. Думается, что в целом ему удалось добиться поставленной цели. Изданный в конце 1920-х гг. архив⁷⁵ сразу же оказался в перечне американских бестселлеров и до наших дней остается, по справедливой оценке А. И. Уткина, изысканным "интеллектуальным пиршеством" для специалистов по истории международных отношений⁷⁶ .

На самом закате своей политической биографии Хауз, неожиданно для многих, был еще раз востребован властью. Это произошло после прихода к власти президента Ф. Д. Рузвельта. К Хаузу стали обращаться его старые знакомые по вильсоновской администрации за консультациями по некоторым внешнеполитическим вопросам. В частности, он участвовал в обсуждении кандидатов на дипломатические посты в европейские столицы. Так, по его рекомендации на пост посла США в Берлине был назначен тогда Уильям Додд, который накануне отъезда в Германию имел длительную и весьма полезную для него беседу с Хаузом о предстоящей миссии. В своем дневнике Додд отметил по этому поводу: "Несмотря на свои 75 лет, полковник выглядел очень бодро, ум его не потерял остроты". В дальнейшем Хауз поддерживал доверительную переписку с Доддом, несколько раз встречался с ним во время приездов дипломата в США⁷⁷ . Такого же рода контакты Хауз пытался поддерживать и с другими представителями администрации Рузвельта. Но все это были, скорее, лишь отзвуки былого авторитета отставного советника.

Умер Эдвард Хауз 28 марта 1938 г. на восьмидесятом году жизни. Его довольно долгая политическая биография, как видим, была насыщена интереснейшими событиями. Ее пиком была работа Хауза в "команде" президента Вильсона. Повороты его жизненного пути наглядно демонстрируют не только многие любопытные аспекты функционирования властных структур в Вашингтоне, но и важные особенности "прагматического" мышления, присущего той части американского политического истеблишмента, которая стремилась к мировой гегемонии США во имя повсеместного распространения либерально-демократических ценностей.

Примечания

1. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Правда о мирных договорах. Т. 1 - 2. М. 1957. Т. 1, с. 212 - 215.

2. From the Diary of Colonel House. Jan. 8, 1913. - The Papers of Woodrow Wilson. Vol. 1 - 69. Princeton, 1966 - 1994. (Далее: PWW). Vol. 27, p. 23; VIERECK G. S. The Strangest Friendship in History: Woodrow Wilson and Colonel House. N. Y. 1932, p. 21.

3. COOPER J. M. The Warrior and the Priest: Woodrow Wilson and Theodore Roosevelt. Cambridge, 1983, p. 244; УТКИН А. И. Дипломатия Вудро Вильсона. М. 1989, с. 20.

4. VIERECK G. S. Op. cit., p. 19.

5. LAFEBER W. The American Age: United States Foreign Policy at Home and Abroad since 1750. N. Y. 1989, p. 275.

6. SMITH A. D. H. Mr. House of Texas. N. Y. 1940, p. 23 - 28.

7. PWW. Vol. 23, p. 458, 632.

8. ФРЕЙД З., БУЛЛИТ У. Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. Психологическое исследование. М. 1992, с. 144 - 149.

9. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Ук. соч. Т. 1, с. 212 - 214; VIERECK G. S. Op. cit, p. 5.

10. См.: BAKER R. S. Woodrow Wilson. Life and Letters. Vol. 1 - 8. Garden City. 1927 - 1939. Vol. 5, p. 157; LANE F. K. The Letters of Franklin K. Lane. Personal and Political. Boston - N. Y. 1922, p. 175; OSGOOD R. E. Ideals and Self-Interest in America's Foreign Relation. Chicago. 1954, p. 172 - 174.

11. PWW. Vol. 34, p. 353.

12. SEYMOUR C. H. The Role of Colonel House in Wilson's Diplomacy. - Wilson's Foreign Policy in Perspective. Bloomington. 1957, p. 16.

13. IHOUSE E. M. J. Philip Dru: Administrator. A Story of Tomorrow, 1920 - 1935. N. Y. 1912; PWW. Vol. 26, p. 550; VIERECK G. S. Op. cit., p. 28; ФРЕЙД З., БУЛЛИТ У. Ук. соч., с. 153;

стр. 66

КОЗЕНКО БД. Полковник Хауз и "Филип Дру". - Новая и новейшая история. Вып. 5. Саратов. 1979, с. 112.

14. IHOUSE E. M. J Philip Dru: Administrator, p. 272 - 276, 280 - 294.

15. Архив полковника Хауза. Т. 1 - 4. М. 1937 - 1944. Т. 1, с. 6, 7 - 12; PWW. Vol. 25, р. 234.

16. См.: Архив полковника Хауза. Т. 1, с. 17, 51.

17. PWW. Vol. 27, р. 130.

18. Архив полковника Хауза. Т. 1, с. 51 - 54.

19. LINK A. S. Wilson: The New Freedom. Princeton. 1956, p. 314; ГЕРШОВ З. М. Вудро Вильсон. М. М. 1983, с. 94; ЗАОСТРОВЦЕВ Б. П. О предыстории поездки Э. Хауза в Европу в 1914 г. Л. 1984, с. 11; Архив полковника Хауза. Т. 1, с. 76.

20. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Военные мемуары. Т. 1 - 6. М. 1934 - 1938. Т. 1 - 2, с. 441; ШАЦИЛЛО В. К. Расчет и безрассудство: Германо-американские отношения в 1898 - 1917 гг. М. 1998, с. 193 - 199; КОЗЕНКО Б. Д. Посредничество без кавычек. Миротворчество США в 1914 - 1916 гг. (характер и цели). - Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М. 1994, с. 73 - 74.

21. Архив полковника Хауза. Т. 1, с. 16, 28 - 29, 30, 43 - 44.

22. MAY E. R. The World War and American Isolation, 1914 - 1917. Cambridge. 1956, p. 39.

23. Архив внешней политики Российской империи (далее: АВПРИ), ф. 138, оп. 467, д. 592/605, л. 2 - 3, 5, 11.

24. См.: DEVLIN P. Too Proud to Fight. Woodrow Wilson's Neutrality. Lnd. 1974, p. 378 - 379; AMBROSIUS L. E. Wilsonian Statecraft: Theory and Practice of Liberal Internationalism during the World War I. Wilmington. 1991, p. 42 - 43.

25. Архив полковника Хауза. Т. 1, с. 141, 185 - 188, т. 2, с. 69 - 70.

26. SEYMOUR C. H. Op. cit., p. 19 - 20.

27. Архив полковника Хауза. Т. 2, с. 67, 68, 69.

28. LEVIN N. G. Woodrow Wilson and World Politics. N. Y. 1968, p. 38.

29. Международные отношения в эпоху империализма. Серия III. Т. 7. Ч. 1, с. 373. т. 10, с. 245; АВПРИ, ф. 138, оп. 467, д. 592/605, л. 19; См.: Архив полковника Хауза. Т. 2, с. 153 - 154; КОЗЕНКО Б. Д. Посредничество без кавычек, с. 81 - 82; BUEHRIG E. H. Woodrow Wilson and the Balance of Power. Bloomington. 1956, p. 211 - 228.

30. OSGOOD R. E. Op. cit, p. 161 - 163; MAY E. R. Op. cit., p. 40.

31. COOPER J. M. The British Response to the House-Grey Memorandum: New Evidence and New Questions. - Journal of American History. Vol. 59 (March 1973), p. 958 - 971; FOWLER W. B. British-American Relations, 1917 - 1918: The Role of Sir William Wiseman. Princeton. 1969, p. 249.

32. Архив полковника Хауза. Т. 3, с. 9, 28, 31, 33, 37, 41, 42.

33. FLOTO I. Woodrow Wilson: War Aims, Peace Strategy, and the European Left. - Woodrow Wilson and a Revolutionary World, 1913 - 1921. Chapel Hill, 1982, p. 127 - 143; ПЕЧАТНОВ В. О. Уолтер Липпман и пути Америки. М. 1994, с. 87 - 88.

34. PWW. Vol. 40, р. 447; vol. 45, р. 174 - 175; SEYMOUR C. H. Op. cit, p. 21 - 22.

35. Архив полковника Хауза. Т. 3, с. 103, 106.

36. PWW. Vol. 43, р. 472; vol. 44, р. 33; 58 - 59.

37. Ibid, p. 378.

38. Архив полковника Хауза. Т. 3, с. 148; См.: TRASK D. F. The United States in the Supreme War Council, 1917 - 1918. Middletown. 1961, p. 52.

39. Архив полковника Хауза. Т. 3, с. 169 - 170, 198, 121; PWW. Vol. 45, p. 458.

40. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 18, 30.

41. Там же, с. 14 - 15, 18.

42. Там же, с. 19, 20.

43. KUEHL W. F. Seeking World Order. The United States and International Organization to 1920. Nashville. 1969, p. 260.

44. Тексты названных документов см.: Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 22 - 28; MILLER D. H. The Drafting of the Covenant. Vol. 1 - 2. N. Y. 1928. Vol. 2, p. 12 - 15; Версальский мирный договор. М. 1925, с. 7 - 15.

45. Такие сомнения см., например: WIMER К. Woodrow Wilson and World Order. - Woodrow Wilson and a Revolutionary World, 1913 - 1921. Chapel Hill. 1982, p. 148.

46. См.: Мировые войны XX века: В 4 кн. М. 2002. Кн. 1. Первая мировая война: Исторический очерк. М. 2002, с. 587 - 592, 603 - 606; WALWORTH A. America's Moment, 1918: American Diplomacy at the End of World War I. N. Y. 1977, p. 1 - 73.

47. PWW. Vol. 51, p. 342.

48. FLOTO I. Colonel House in Paris. A Study of American Policy at the Paris Peace Conference 1919. Aarhurs. 1973, p. 60; SCHWABE K. Woodrow Wilson, Revolutionary Germany and Peacemaking, 1918 - 1919: Missionary Diplomacy and the Realities of Power. Chapel Hill. 1985, p. 90 - 92; Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 144 - 145; ТАРДЬЕ А. Мир. М. 1944, с. 64.

стр. 67

49. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 119, 149 - 157; PWW. Vol. 51, р. 495 - 504, 511.

50. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 212, 134, 146.

51. FLOTO I. Colonel House in Paris, p. 96 - 98; ПЕЧАТНОВ В. О. Ук. соч., с. 92 - 93; SEYMOUR C. H. Op. cit, p. 27, 29.

52. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Правда о мирных договорах. Т. 1, с. 216 - 217.

53. О миссии Буллита см.: КРАСНОВ И. М. Миссия У. Буллита в Советскую Россию. - Новая и новейшая история. 1970, N 2; ГВИШИАНИ Л. А. Советская Россия и США (1917 - 1920). М. 1970; УТКИН А. И. Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен. М. 2004; Документы внешней политики СССР. Т. 1. М. 1957, с. 628 - 630; PWW. Vol. 54, р. 135 - 137; Собственноручное письмо Баклера на имя Литвинова, написанное на официальном бланке американского посольства в Лондоне, см.: Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), ф. 04, оп. 3, п. 7, д. 121, л. 6 - 7; ЮНГБЛЮД В. Т. Эра Рузвельта: дипломаты и дипломатия. СПб. 1996, с. 56; The Bullitt Mission to Russia. Testimony before the Committee on Foreign Relations United States Senate of William C. Bullitt. N. Y. 1919, p. 34 - 35.

54. BARUCH B. The Public Years. N. Y. 1960, p. 142.

55. MILLER D. H. Op. cit. Vol. 2, p. 408.

56. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 260 - 263, 279, 378.

57. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Правда о мирных договорах. Т. 1, с. 342 - 343, 362 - 366; Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 301; БЕКЕР Р. С. Вудро Вильсон. Мировая война. Версальский мир. М. - Пг. 1923, с. 337.

58. WILSON E. B. My Memoirs. Indianapolis-N. Y. 1938, p. 245 - 246; PWW. Vol. 56, p. 249 - 250, 351; Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 305.

59. См.: АЛЬДРОВАНДИ МАРЕСКОТТИ Л. Дипломатическая война. Воспоминания и отрывки из дневника. М. 1944, с. 181; Первая мировая война. Документы и материалы. М. 2002, с. 425 - 428; Papers Relating to the Foreign Relations of the United States. The Paris Peace Conference. 1918 - 1919. Vol. 1 - 13. Washington, 1942 - 1947. Vol. 11, p. 156 - 157; PWW. Vol. 58, p. 5 - 8; Нельзя не заметить, что в данном случае Вильсон использовал все же практику "двойных стандартов". Не соглашаясь с передачей Италии Фиуме, он почему-то не возражал против присоединения к ней Южного Тироля, хотя обе территории этнически не имели ничего общего с итальянским народом.

60. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Д. Правда о мирных договорах. Т. 1, с. 365 - 366.

61. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 354; VIERECK G. S. Op. cit, p. 253.

62. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 148 - 157.

63. FLOTO I. Colonel House in Paris, p. 215.

64. BAKER R. S. Woodrow Wilson and World Settlement. Vol. 1 - 3. Garden City-N. Y. 1922 - 1923. Vol. 1, p. 306 - 310; GRAYSON C. T. Woodrow Wilson: An Intimate Memoir. N. Y. 1960, p. 217- 221; CRELL G. The War, the World and Wilson. N. Y. 1920, p. 205.

65. LINK A. S. Wilson: Confusions and Crises, 1915 - 1916. Princeton, 1964, p. 131 - 133; ejusd. Wilson: Campaign for Progressivism and Peace, 1916 - 1917. Princeton. 1965, p. VIII.

66. FLOTO I. Colonel House in Paris, p. 236 - 240.

67. SEYMOUR C. H. Op. cit, p. 28 - 29; Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 321.

68. VIERECK G. S. Op. cit, p. 16, 284 - 286.

69. ФРЕЙД З., БУЛЛИТ У. Ук. соч., с. 206 - 224.

70. GEORGE A., GEORGE J. Woodrow Wilson and Colonel House. A Personal Study. N. Y. 1956, p. 187, 323 - 344; GEORGE A., GEORGE J. Woodrow Wilson and Colonel House: A Reply to Weinstein, Anderson, and Link. - Political Science Quarterly. Vol. 96, N 4 (Winter 1981 - 1982), p. 642.

71. См.: TUCKER R. The George's Wilson Reexamination: An Essay on Psychobiography. - American Political Science Review. Vol. 71, N 6 (June 1977), p. 606 - 618; WEINSTEIN E. A., ANDERSON J. W., LINK A. S. Woodrow Wilson's Political Personality: A Reappraisal. - Political Science Quarterly. Vol. 93, N 4 (Winter 1978 - 1979), p. 585 - 598; ROSS D. Woodrow Wilson and the Case for Psychohistory. - Journal of American History. Vol. 69, N 3 (December 1982), p. 659 - 668.

72. FLOTO 1. Colonel House in Paris, p. 28.

73. Архив полковника Хауза. Т. 4, с. 374 - 376, 378 - 379, 394 - 395.

74. HOUSE E. M., SEYMOUR C. H. What Really Happened at Paris Peace Conference 1918 - 1919. N. Y. 1921.

75. HOUSE E. M. The Intimate Papers of Colonel House. Arranged as a Narrative by Ch. Seymour. Vol. 1 - 2. Boston - N. Y. 1926 - 1928.

76. УТКИН А. И. Полковник Хауз. - Архив полковника Хауза. Избранное: В 2 т. М. 2004. Т. 1, с. 5.

77. Дневник посла Додда, 1933 - 1938. М. 1961, с. 37, 41 - 42, 142, 149 - 150.

Постоянный адрес данной публикации: