В ноябре 2002 г. в румынском городе Плоешти состоялось очередное заседание двусторонней российско-румынской комиссии историков. Проблемы истории XVII-XIX вв. находились в центре внимания секции "Общество и государство в Румынии и России в Средние века и Новое время. Общее и особенное". Сопредседатель двусторонней комиссии член-корреспондент Академии наук Румынии Ф. Константиниу сосредоточился на внутренней, в том числе экономической политике в Дунайских княжествах в период правления ставленников Турции фанариотов в XVIII - начале XIX в. Дискутируя с д.и.н. проф. В. Я. Гросулом (ИРИ РАН), по мнению которого реформы фанариотов придали политической системе Молдовы и Валахии более "восточно-деспотический" характер, усилили зависимость княжеств от Турции и ухудшили условия экономического развития, Константиниу обратил внимание на элементы модернизации румынского общества в указанный период - введение более рациональной системы государственного управления, судебной системы, а также на попытки ограничить влияние Порты. С его точки зрения, деятельность некоторых господарей-фанариотов второй половины XVIII в. может быть оценена в контексте своей эпохи как одно из специфических проявлений "просвещенного абсолютизма". Наряду с осторожным противодействием централизаторским устремлениям Стамбула важным стимулом ограниченных реформ в Дунайских княжествах стали некоторые опасения, связанные с активизацией России на балканском направлении в эпоху Екатерины П. Речь шла, таким образом, о задаче выживания молдавско-валашской государственности в условиях обостряющегося противостояния двух геополитических колоссов, одной из главных арен которого стали румынские земли.

Известно, что принципиальное усиление влияния России в Дунайских княжествах пришлось на период после установления Адрианопольского мира 1829 г. и было связано с деятельностью главы временной российской администрации просвещенного реформатора генерала П. Д. Киселева. К.и.н. В. Б. Перхавко (ИРИ РАН), выступивший с интересным докладом "Народные ополчения в истории России", обратил внимание на использование опыта войны 1812 г., и не в последнюю очередь партизанских движений, при осуществлении военных реформ в Дунайских княжествах, в частности, создании "земских войск", первый контингент которых составили добровольцы, сражавшиеся на российской стороне в русско-турецкой войне 1828 - 1829 гг. По мнению Перхавко, проследившего историю народных ополчений в России со времен раннего средневековья до второй половины XIX в., стихийное движение снизу в моменты острых внешних угроз (Смутное время начала XVII в. или Отечественная война 1812 г.) нисколько не исключало целенаправленного государственного регулирования сверху, при котором принцип добровольности уже не

стр. 107

был доминирующим. В этих случаях основным источником рекрутирования ополченцев становилось уже не посадское, городское население (как при Минине и Пожарском), а государственное крестьянство. Иногда создание временных военных формирований подобных народным ополчениям могло преследовать не столько оборонительные, сколько контрнаступательные и даже захватнические цели (например, в Ливонскую войну). В. Б. Перхавко затронул также вопрос о роли народных ополчений в организации профессиональных армий (начиная со Смутного времени). Он отметил, что социально разнородный характер формирований не способствовал их прочности. Вопрос о критериях принадлежности к профессиональным военнослужащим применительно к допетровскому и даже петровскому времени нуждается в дальнейшем изучении. Известно, что стрельцы в конце XVII в. активно занимались торговлей и промыслами.

В 1812 г. среди участников народных ополчений проявились необоснованные надежды на освобождение от крепостной зависимости. Аналогичные настроения, как отметил В. Б. Перхавко, имели место и в период Крымской войны, они выразились в попытках создать ополченческие формирования снизу, минуя соответствующие распоряжения властей, которые были вынуждены даже организовать вооруженные преграды на пути крестьянских отрядов, шедших в Крым. Реакция официального Санкт-Петербурга на бытующие в обществе (в первую очередь, высшем) настроения стала предметом рассмотрения В. Я. Гросула, выступившего с докладом "Власть и общественное мнение в истории России (XVIII-XIX вв.)", построенным на широком круге источников, включая материалы секретной полиции. Сформировавшееся в России, главным образом в эпоху Екатерины II, высшее светское общество становится в первую половину правления Александра I фактором, влияющим на принятие государственных решений. В угоду общественному мнению М. М. Сперанский в 1812 г. был отправлен в ссылку, а через несколько месяцев М. И. Кутузов был назначен главнокомандующим русской армией в войне с Наполеоном. После победы над Наполеоном и Венского конгресса, сильно упрочившего державные позиции России, "нечаянно согретый славой" монарх все меньше считался с мнением общества, что проявилось, в частности, в выдвижении на первые роли непопулярного А. А. Аракчеева. Смертельно напуганный декабристским восстанием брат и преемник Александра Николай I внимательно изучал общественное мнение, значительно усовершенствовав систему наблюдения за ним. В своей практической политике, однако, он часто действовал вразрез с мнением дворянского общества, не в последнюю очередь, в чрезвычайно остро стоявшем крестьянском вопросе. Пришедший ему на смену Александр II в первые годы своего правления активно поощрял общественное мнение, видя в нем потенциального союзника реформ. В дальнейшем, однако, по мере того, как проекты реформ переводились в практическую плоскость, приводя к неоднозначным последствиям, он все чаще в своей политике сталкивался с общественным мнением. В 1860-е годы в связи с польским восстанием внимание не только элиты, но и более широкого общества привлекает национальный вопрос, в 1870-е годы становится актуальным рабочий вопрос, по которому (как и по крестьянскому вопросу) сталкивались различные, зачастую взаимоисключающие точки зрения. По мнению В. Я. Гросула, после 1812 г. говорить о единстве общественного мнения в России можно в первую очередь по отношению к так называемому "восточному вопросу" - политике России на Балканах, особенно в период кризиса 1875 - 1878 гг.

О роли российского фактора в модернизации Дунайских княжеств в 1830 - 1840-е годы говорил академик Академии наук Румынии Д. Бериндей. Хотя Россия преследовала на Балканах собственную цель - ослабление Турции, ее интересы объективно совпали с устремлениями румынской политической элиты. Российский протекторат

стр. 108

способствовал развитию Дунайских княжеств по пути прогресса - при том, что реформаторская деятельность П. Д. Киселева в румынских землях сдерживалась Николаем I и, с другой стороны, модернизация проводилась в интересах крупного боярства, самой влиятельной политической силы. Д. Бериндей отметил роль русского офицерства не только в повышении боеспособности армий Молдовы и Валахии, но и в распространении в румынском обществе идей Просвещения и либерализма. Хотя социальный взрыв 1848 г. доказал недостаточность и ограниченность проведенной модернизации, вместе с тем румынское общество достигло уровня, позволившего стране органично включиться в общеевропейский революционный процесс. С революцией 1848 г. началась новая фаза развития, ее результатом явилось решение самой насущной для своего времени задачи - объединения Дунайских княжеств в 1859 г.

Решающую роль в модернизации Румынии, не только ее идеологическом обеспечении, но и в практическом осуществлении реформ, сыграла дворянская интеллектуальная элита. Сопредседатель двусторонней комиссии академик РАН Л. В. Милое (МГУ им М. В. Ломоносова) посвятил свое выступление выявлению социальной роли (в обществах разного типа) наиболее квалифицированной части интеллигенции, специалистов различных сфер деятельности, которые в силу уникальности знаний, умений, мастерства не превращаются при капитализме в "пролетариев умственного труда" (в отличие от рядовых интеллигентов, способных удовлетворить социальный спрос на интеллектуальные услуги массового характера - на производстве, в системе образования, медицине, в правовой сфере и т.д.), а становятся собственниками особого рода, при этом собственность на мастерство реализуется в зависимости от конкретной социальной ситуации и может оказаться невостребованной. В условиях реального социализма советского образца восторжествовал эгалитаристский подход к мастерству и уникальным знаниям, в полной мере унаследованный и постсоветской Россией, что угрожает резким снижением научного потенциала страны даже в тех областях, где соображения государственной целесообразности и конкурентоспособности советской системы ранее позволяли поддерживать относительно высокий мировой уровень.

Влияние советской модели социализма на румыно-советские отношения и внутриполитическую ситуацию в Румынии в 1940 - 1950-е годы обсуждалось в ходе работы самостоятельной секции. В. Буга (Бухарест) на основании документов из московских архивов, опубликованных в последние годы российскими историками [1], проследил процесс советизации и сталинизации в послевоенной Румынии, выделив в нем несколько фаз. По его мнению, говорить о советизации Румынии можно уже применительно к периоду начиная с марта 1945 г., когда вследствие прямого диктата СССР к власти пришло прокоммунистическое правительство П. Грозы, причем основы сталинизма в этой стране были в основном заложены к концу 1947 г. - в это время был ликвидирован последний из сохранявшихся рудиментов прежнего устройства, монархическое правление. Как полагает дискутировавшая с В. Бугой д.и.н. Т. В. Волокитима (ИСл РАН), актуальная для советского руководства задача создания пояса дружественных государств в непосредственной близости СССР не предполагала обязательного навязывания советской модели, поскольку такая тактика вела бы к неизбежному обострению отношений с Западом, нежелательному для Москвы. Ставка на советизацию была сделана лишь с началом "холодной войны" и выразилась в создании в сентябре 1947 г. Коминформа. Т. В. Волокитина акцентировала внимание на объективном совпадении интересов Москвы и национальных коммунистических элит Восточной Европы, выступивших проводниками советского влияния. Институт приглашенных из СССР советников, ставший одним из важнейших инструментов навязывания советской модели, сформировался отнюдь не против воли "местных" коммунистов, долгое время заинтересованных в сохранении этой формы поддержки

стр. 109

Москвой своей власти (не в последнюю очередь в Румынии, где до 1945 г. компартия была очень маргинальной политической силой). Кроме того, приглашение советников диктовалось не только политическими мотивами, но и соображениями повышения профессионализма соответствующих кадров в тех или иных странах (как заметил в ходе работы секции военный историк П. Оту из Бухареста, еще весной 1945 г. румынское министерство обороны просило маршала Ф. И. Толбухина прислать из Москвы компетентных военных специалистов в качестве консультантов). Вообще говорить о массированном внедрении сталинских образцов можно лишь применительно ко времени, когда сформировалась внутренняя сила, способная выполнить эту политическую миссию.

П. Оту в этой связи обратил внимание на сопротивление общества навязыванию чуждой ему идеологии и политической модели. В его докладе речь шла об использовании "советского опыта" в процессе реорганизации румынской армии после 1948 г. В отличие от соседней Болгарии, где старая армия фактически была распущена, в Румынии происходила несколько более плавная ее реорганизация, главными элементами которой стали внедрение института политруков и кадровые чистки по политическим мотивам. В общей сложности около 80% офицерского корпуса было уволено из армии из-за неблагонадежности. Это не могло не сказаться отрицательно на профессиональной и общеобразовательной подготовке командного состава. Слушателями военных академий зачастую становились люди, прошедшие только начальную школу. В 1955 г. всего 30% офицеров румынской армии имели среднее и высшее образование. Однако П. Оту не мог не признать, что следование советским образцам способствовало и модернизации румынской армии, появлению в ней новых родов войск, оснащению более современным вооружением.

В. Я. Гросул в той же связи заметил, что реорганизация румынской армии на основе советского опыта могла опереться на достаточно длительную традицию российско-румынского сотрудничества в военной области (он напомнил о молдавских полках в армии Петра I, об участии румынских формирований в нескольких русско-турецких войнах на стороне России, о военных реформах П. Д. Киселева в начале 1830-х годов). Ф. Константиниу, полемизируя с В. Я. Гросулом, привел в пример целый ряд попыток реформировать армию королевской Румынии по французским, немецким, австро-венгерским образцам (1860 - 1870-е годы, канун и годы Первой мировой войны, межвоенный период).

Важный толчок военным реформам в Румынии, как и в других странах "народной демократии" в начале 1950-х годов дала встреча И. Сталина с лидерами этих стран 9 января 1951 г. Ссылаясь на резкое обострение отношений с Западом и сохраняющийся конфликт с Югославией, советский вождь настоял на резком увеличении расходов на оборону и связанные с ней отрасли индустрии в странах-сателлитах СССР, что легло тяжелым бременем на их экономику, усугубило положение масс, способствовало возникновению кризисных явлений. Причем расширение численного состава ряда армий (румынской, венгерской, болгарской) происходило в нарушение положений Парижского мирного договора 1947 г. с сателлитами Германии. О январской встрече у Сталина историкам известно в первую очередь из требующих к себе весьма критического подхода мемуаров венгерского лидера М. Ракоши, публиковавшихся и в России (в 1997 - 1999 гг. в журнале "Исторический архив"). Военный историк Ф. Шперля (Бухарест) привел другой, несколько менее известный источник - запись, которую выполнил по итогам беседы министр обороны Румынии Э. Боднэраш.

Темой доклада к.и.н. Т. А. Покивайловой (ИСл РАН) была политика восточноевропейских режимов начала 1950-х годов в информационной сфере. Обладание монополией на распространение информации, формирование общественного сознания являлось важной составляющей механизма контроля над обществом. И до установления просоветских режимов в этих странах печать, обслуживавшая оппозицию, подверга-

стр. 110

лась давлению прокоммунистических сил, располагавших для этого необходимыми рычагами. Монопольное утверждение коммунистов у власти сопровождалось ликвидацией полиинформационной среды в странах Восточной Европы.

И. Калафетяну (Бухарест) говорил о политике коммунистического режима в Румынии по депортации подлинных и мнимых противников властей (речь идет об арестах, ссылках, а также высылке в СССР бывших жителей Бессарабии и Северной Буковины), привел внушительные цифры по отдельным категориям населения. Д. Кэтэнуш (Бухарест) сделал предметом своего сообщения острую борьбу за власть в румынском партийном руководстве между Г. Георгиу-Дежем и А. Паукер (а также В. Лукой). Губительные последствия коллективизации, проведенной в начале 1950-х годов по советским образцам, Георгиу-Деж использовал в качестве повода для ослабления позиций своих оппонентов, нанесения по ним решающего удара.

Т. В. Волокитима остановилась на взаимоотношениях советской и румынской партийных элит в первый послесталинский период. Требование Сталина о переакцентировке экономики на тяжелые отрасли промышленности поставило румынских лидеров перед рядом трудноразрешимых проблем. В условиях, когда уже существовала задолженность Румынии Чехословакии и ГДР, 3 октября 1953 г. Георгиу-Деж обратился к послу СССР Л. Г. Мельникову с просьбой о предоставлении Советским Союзом кредита в 400 млн. рублей. В начале 1954 г. советская сторона дала согласие предоставить Румынии 200 млн. рублей, которые среди прочего предполагалось использовать на завершение строительства канала Дунай - Черное море, оставшийся, впрочем, так и недостроенным. Интересно, что за полгода до этого, в июне 1953 г., Л. Берия под впечатлением волнений в чехословацком городе Пльзене 1 июня подверг резкой критике идею строительства этого канала как пример "неудачного совета" Москвы, поставившего одного из союзников в сложное экономическое положение.

В ходе бесед членов Президиума ЦК КПСС с делегацией компартии Румынии, состоявшихся в Москве 26 января и 1 февраля 1954 г., румынская сторона, в силу исторических причин всегда довольно болезненно реагировавшая на любую попытку активизации культурных движений трансильванских венгров, подняла вопрос о содействии советского руководства пересмотру действовавшего венгеро-румынского договора о культурном сотрудничестве на том основании, что его условия, по мнению румын, открывали слишком большие возможности для пропаганды венгерского национализма. Советские лидеры в ответ изложили свою принципиальную позицию: вопрос о принадлежности Трансильвании Румынии решен окончательно и бесповоротно, однако никакого ущемления венгерского меньшинства в РНР быть не должно, и при необходимости следует открыть новые венгерские школы и газеты. Имеющиеся расхождения по вопросу о содержании договора было предложено устранить путем добрососедских переговоров с венгерскими товарищами.

В ходе указанных бесед с румынской стороны поднимался также вопрос о судьбе Л. Патрашкану, видного деятеля компартии, "правоуклониста", арестованного еще в 1948 г. Окончательный ответ советских руководителей не зафиксирован в доступных на сегодняшний день историкам архивных документах. Решение о закрытом процессе, на котором и был вынесен смертный приговор Патрашкану, Политбюро ЦК компартии Румынии приняло в марте 1954 г. Георгиу-Деж, обычно охотно ссылавшийся на рекомендации советских товарищей, на этот раз предпочел ничего не говорить о советах Москвы.

Очередное заседание совместной российско-румынской комиссии историков проходило в одном из крупнейших в Восточной Европе центров добычи и переработки нефти, г. Плоешти при поддержке компании "Лукойл". Выбор спонсора в известной мере диктовал тематику научной конференции. "Нефть в истории России и Румынии, мировой политике и международных отношениях" - такова была тема одной из секций. С докладами выступили вице-председатель сената Румынии проф. 7". Бузату (г. Яссы), исто-

стр. 111

рики из г. Плоешти Г. Преда, Э. Стэнеску, К. Добреску, Г. Калкан и др. В межвоенный период Румыния представляла все больший интерес для более развитых государств не как поставщик сельхозпродукции, а как нефтедобывающая страна; в 1930-е годы она занимала шестое место в мире по экспорту нефти, поставляя ее примерно в 40 стран, включая Британию и Францию. Сделанный в конце 1930-х годов окончательный политический выбор страны в пользу сближения с третьим рейхом, а затем и начавшаяся мировая война привели к существенным изменениям во внешнеэкономических связях Бухареста. Вследствие внешнеполитической изоляции и экономической блокады в апреле 1940 г. Румыния вывозила нефть в 19, а в 1941 г. уже в девять стран. С другой стороны, в условиях, когда совершенно прекратились поставки нефти в Германию странами антифашистской коалиции, заметно возросла роль Румынии в обслуживании своими нефтяными запасами третьего рейха и его союзников. С началом боевых действий на Балканах (война между Италией и Грецией осенью 1940 г.) в Бухаресте и Берлине, интересы которых в данном вопросе всецело совпадали, возникали опасения бомбардировок британской и американской авиацией дальнего действия нефтеносных скважин Румынии. В районе Плоешти с немецкой помощью была в короткие сроки воздвигнута одна из наиболее совершенных в мире систем противовоздушной обороны. С вступлением Румынии в войну против СССР она была призвана обеспечить безопасность румынских нефтепромыслов также на случай ответных воздушных атак советских ВВС. Нападение англо-американской штурмовой авиации (направлявшейся из Северной Африки) на нефтяные промыслы Румынии впервые пришлось на июль 1942 г., когда район Плоешти стал полигоном для испытания новейших типов бомб. При этом в первые недели бомбардировок союзническая авиация понесла большие потери (около 140 сбитых самолетов).

При всей неоспоримой значимости румынской нефти для третьего рейха, с расширением масштабов боевых действий Германия все более сталкивалась с дефицитом топлива, что предопределило один из важнейших стратегических замыслов Берлина на восточном фронте - пробиться через Кавказ к нефтяным источникам Баку.

Для того чтобы не дать Красной Армии возможность в результате контрудара из Бессарабии захватить в первые месяцы войны нефтеносные поля в районе Плоешти, в штабе вермахта летом 1941 г. придавали большое значение наступлению румынской армии в Бессарабии и Южной Украине. Вопрос об участии Румынии в войне против СССР вызвал в ходе конференции дискуссию. По мнению такого влиятельного историка и политика, как Г. Бузату, курс маршала Антонеску на максимальное сближение с Германией и участие Румынии в войне против СССР не имели реальной альтернативы, тем более в условиях усиления в румынском общественном мнении антисоветских настроений вследствие присоединения к СССР Бессарабии в 1940 г. Став верным слугой Гитлера, Антонеску прежде всего рассчитывал на пересмотр несправедливых решений Второго венского арбитража о передаче Венгрии Северной Трансильвании. Некоторые из выступавших, однако, отметили проявившееся в политике режима Антонеску явное стремление компенсировать утрату части Трансильвании за счет украинских земель.

В ряде сообщений речь шла о роли добычи и экспорта нефти в поддержке румынской экономики в условиях кризиса начала 1929 - 1933 гг. и Второй мировой войны, а также в модернизации румынского общества в первой половине XX в. Будущее Румынии как одного из поставщиков нефти активно обсуждалось на Парижской мирной конференции 1946 г., рассмотревшей проекты мирных договоров государств антигитлеровской коалиции с бывшими союзниками фашистской Германии в Европе. По мнению некоторых румынских докладчиков, статус побежденной страны не дал Румынии возможности в полной мере защитить свои интересы, заставив ее отказаться от более выгодных договоров об экспорте нефти, нежели по-

стр. 112

ставки ее в СССР, начатые еще в конце 1944 г. Впрочем, после Второй мировой войны, по мере увеличения объемов нефтедобычи на Ближнем Востоке Румыния быстро теряет свое значение как экспортер нефти. Между тем, столкновение интересов отдельных стран и транснациональных корпораций, стремившихся к сохранению или, напротив, установлению своего контроля над главными путями транспортировки нефти становится в 1950-е годы важным фактором мировой политики, приводит к серьезным кризисам международных отношений, в частности конфликту 1956 г. вокруг национализации президентом Египта Г. А. Насером Суэцкого канала, ранее принадлежавшего совместной британско-французской компании.

К.и.н. А. С. Стыкалин (ИСл РАН) сделал доклад о взаимосвязи суэцкого кризиса с драматическими событиями осени 1956 г. в странах Восточной Европы - Венгрии и Польше. В последнее время историками доказано, что решение о сроках военных действий в отношении Египта, начатых в последние дни октября 1956 г., было принято лидерами Великобритании и Франции (согласовавшими свои планы с Израилем) еще до венгерского восстания 23 октября. Это не означает, однако, что, выбирая момент для начала акции и планируя ее конкретное осуществление, правящие круги этих стран совершенно не учитывали осложнения ситуации в Восточной Европе, способного до известной степени отвлечь внимание Кремля от происходящего на Ближнем Востоке и уж во всяком случае снизить вероятность активного противодействия СССР политике европейских держав, в частности, посылки советских войск в район Суэцкого канала. Как явствует из записей заседания Президиума ЦК КПСС, Хрущев еще до начала боевых действий на Ближнем Востоке был хорошо осведомлен о военных приготовлениях европейских держав. Ближневосточная политика Великобритании и Франции поначалу явилась для него одним из важных аргументов в пользу мирного варианта решения венгерской проблемы ("Политически нам выгодно. Англичане и французы в Египте заваривают кашу. Не попасть бы в одну компанию" [2. С. 186]). Но по мере дальнейшего развития событий на Суэце менялся и взгляд на них из Москвы. Как видно из записей заседаний Президиума ЦК КПСС за 31 октября (первый день бомбардировок британской авиацией Каира и Порт-Саида), советское руководство в сложившейся обстановке мало надеялось на способность дружественного египетского режима к длительному сопротивлению, ожидало от него неминуемых уступок и в силу этого расценило ход событий на Суэцком канале как сдачу своих позиций на Ближнем Востоке. Поскольку в Венгрии Советскому Союзу на определенном этапе также пришлось пойти на принципиальные уступки (дать согласие на вывод своих войск), напрашивалась явная параллель - как венгерские, так и ближневосточные события могли быть восприняты и в СССР, и за рубежом как звенья одной цепи, два симптома ослабления советского влияния в мире ("Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов-империалистов. Они поймут как нашу слабость и будут наступать. Мы проявим тогда слабость своих позиций. Нас не поймет наша партия. К Египту им тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет", - рассуждал Хрущев [2. С. 191]). Демонстрация военной силы в Венгрии могла опровергнуть подобное представление, и это было важным аргументом в пользу ее необходимости. Кроме того, антиегипетская акция трех стран, кстати, не поддержанная правительством США и осужденная многими западными, в том числе и левыми, политиками, стала тем внешним фоном, на котором советская интервенция в Венгрии могла бы вызвать более снисходительное отношение мировой общественности. Наконец, и это самое важное, вовлеченность стран НАТО в ближневосточный конфликт снижала вероятность активного вмешательства этого блока в события в Восточной Европе, тем более в момент, когда внутри западного лагеря впервые за послевоенный период столь отчетливо проявились принципиальные разногласия. Таким образом, благодаря суэц-

стр. 113

кому кризису СССР получал больше свободы в венгерских делах.

В выступлениях румынских историков, посвященных межвоенному периоду, говорилось о продвинутой социальной политике нефтяных компаний, выгодно отличавших их в этом отношении от других промышленных фирм страны. Эта тема получила развитие и в докладе д.и.н. М. В. Каргаловой (Институт Европы РАН), написанном на современном материале, о социальных аспектах в деятельности "Лукойла". По мнению докладчика, способность создать совершенную систему социальной защиты, установить партнерские отношения с профсоюзами и т.д. становится в наши дни все более важным условием конкурентоспособности транснациональных корпораций, претендующих на роль главной движущей силы в процессе модернизации и поэтому заботящихся о своем позитивном имидже в мире.

В ходе встречи историков двух стран были обсуждены планы дальнейшей деятельности совместной комиссии, активизировавшей в последние годы свою работу (см.: [3]).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Восточная Европа в документах российских архивов. 1944 - 1953. М., 1997 - 1998. Т. 1 - 2; "Советский фактор" в Восточной Европе. 1944 - 1953. М., 1999-2002. Т. 1 - 2.

2. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964. М., 2003. Т. 1.

3. Славяноведение. 2003. N 3.

Постоянный адрес данной публикации: