Еще раз об истоках Великой Французской буржуазной революции конца XVIII века

"Annales. Economies, Societes, Civilisations". Paris. 1975, N 2 - 3.

В последнее время во Франции появилось немало работ, авторы которых пытаются выдвинуть новую интерпретацию истории Французской революция! конца XVIII века. Они отвергают ее оценку как буржуазной, направляя при этом острие своей полемики против марксизма. Главное внимание эти историки уделяют при этом месту буржуазии и дворянства в предреволюционном французском обществе¹ . Активное участие в спорах о характере революции принимает Г. Шоссинан-Hогаре, принадлежащий к современному направлению "Анналов". У историков этого направления Французская буржуазная революция конца XVIII в. распадается на несколько независимых движений: крестьянскую революцию, санкюлотское течение и "революцию элиты", состоящей из дворянства и буржуазии, социальные противоречия между которыми игнорируются. Лишь эту "революцию элиты", сведенную к уничтожению деспотизма и утверждению буржуазных свобод, они считали исторически необходимой и прогрессивной. Статья Шоссинан-Ногаре "К происхождению Французской револю-

¹ D. Richet. Elites et despotisme. "Annales. Economies, Societes, Civilisations", 1969, N 1; F. Furet. Le catechisme revolutionnaire. "Annales. Economies, Societes, Civilisations", 1971, N 2; F. Furet et D. Richet. La Revolution francaise. P. 1973. (см. заметки А. В. Адо об этих проблемах в журнале "Вопросы истории", 1973, NN 4, 5; 1974, N 8).

стр. 195

ции: дворянство и буржуазия" как раз и является еще одной попыткой доказать отсутствие серьезных противоречий между дворянством и буржуазией и обосновать концепцию "революции элиты".

К 1760 г., полагает Шоссинан-Ногаре, в психологии верхов французского общества произошли важные сдвиги. Если до этого времени больше всего почитались знатное происхождение и "чистота крови" - все то, что Шоссинан- Ногаре объединяет понятием "честь", то теперь н>а первое место выдвинулись такие буржуазные добродетели, как труд, усердие, компетентность, благотворительность, составляющие понятие "достоинства". Дворянство восприняло эту новую, буржуазную систему ценностей и, по мнению автора, образовало вместе с буржуазией "элиту" с единой психологией и политическими идеалами (стр. 267).

Для доказательства своих выводов Шоссинан-Ногаре проводит сравнительный анализ- содержания наказов второго и третьего сословий, которые, как он утверждает, во многом были идентичны. Речь идет прежде всего о сходства некоторых пунктов, касающихся отдельных политических свобод и ограничения королевской власти (стр.271, 272, 273). Однако за этим скрывалась принципиальная противоположность позиций буржуазии, выступавшей тогда за демократические свободы и гражданское равенство, и дворян, желавших несколько ограничить всевластие монарха, чтобы предупредить попытки даже незначительных реформ, к которым иногда прибегала королевская власть и которые могли бы задеть их интересы.

От анализа проблем политических свобод и государственного устройства, как они были поставлены в наказах, автор переходит к рассмотрению вопроса о сеньориальных повинностях. И здесь его интерпретация представляется крайне неубедительной. 85% дворянских наказов молчат о сеньориальных повинностях, признает Шоссинан-Ногаре, но из этого факта он делает вывод, что дворяне готовы были пожертвовать ими. Не логичнее ли предположить, что это молчание скорее означало желание сохранить статус-кво?

Одним из важных показателей того, готово ли было дворянство отказаться от своих привилегий, является вопрос о способе голосования в Генеральных штатах.

И вновь Шоссинан-Ногаре идет здесь наперекор фактам. Он заявляет, что "твердое большинство в 60% выступало за поголовное голосование" (стр. 272). Но это противоречит его же собственным подсчетам и разъяснениям. Из 30 наказов дворянства, как сообщается в статье, 12-? высказалось за голосование по сословиям, 9 - заняло "промежуточную" позицию, причем в некоторых из этих наказов, в частности в наказе дворянства Монпелье, указывалось, что подавляющее большинство вопросов должно разбираться каждым сословием в отдельности. Даже по подсчетам автора, только в девяти наказах содержалось требование поголовного голосования, но из них, как пишет Шоссинан-Ногаре, шесть соглашалось на эту меру лишь в том случае, если за нее выскажется большинство второго сословия. Таким образом, сторонники поголовного голосования были среди дворян в меньшинстве.

Второй тезис Шоссинан-Ногаре состоит в том, что французское дворянство - "наиболее динамичное дворянство Европы" - в большей степени, чем "робкая буржуазия", способствовало становлению передовой капиталистической экономики (стр. 273). Автор признает, что большинство капиталистов, особенно в провинции, были выходцами из третьего сословия. Но, по его мнению, их предприятия не идут ни в какое сравнение с могущественными торговыми компаниями, такими, как Вест-Индская, Ост-Индская, Северная и др., которые ворочали миллионами, а управлялись преимущественно дворянами (стр. 274 - 275). Однако не следует забывать, что эти компании, тесно сросшиеся с абсолютистским государством и обладавшие монополиями в привилегиями, в общем-то мешали развитию частного предпринимательства. То, что часть дворянства занималась торговлей и предпринимательством, никак не опровергает того, что в целом второе сословие предреволюционной Франции было связано с отживающим свой век феодализмом. И даже те весьма спорные проценты, которые выводит Шоссинан-Ногаре из анализа сословных наказов, показывают, что требование широких экономических свобод исходило главным образом от буржуазии, а не от дворянства (стр. 276).

Постоянный адрес данной публикации: