Т. М. ИСЛАМОВ, Т. А. ПОКИВАЙЛОВА. Восточная Европа в силовом поле великих держав. Трансильванский вопрос. 1940-1946 годы. М., 2008. 240 с.

Последний масштабный труд крупнейшего российского специалиста по истории Австрии, Венгрии и международных отношений в Дунайско-Карпатском регионе Тофика Муслимовича Исламова (1927-2004) доработан и подготовлен к печати после его кончины соавтором Т. А. Покивайловой. Обилие привлеченных документов из архивов нескольких стран, впервые введенных в научный оборот и осмысленных на высоком аналитическом уровне, делают эту работу серьезным событием российской историографии Средней Европы в новейшее время. При этом следует заметить: устойчивые и принципиальные расхождения в трактовке ключевых проблем истории Трансильвании в румынской и венгерской историографиях (а надо сказать, что не только румыны, но и венгры с полным на то основанием считают эту большую историческую область современной Румынии важным средоточием своих фундаментальных государственных и культурных традиций) лишь повышают значение квалифицированного и по возможности беспристрастного взгляда извне; работы Т. М. Исламова и Т. А. Покивайловой по данному кругу проблем неоднократно публиковались как в Венгрии, так и в Румынии, вызывая большой отклик коллег-историков, к одной из дискуссий подключился даже тяжеловес современной румынской политики Петре Роман.

В центре внимания монографии - один из порожденных несовершенной Версальской системой международных отношений очагов перманентной конфликтности, чреватых все новыми и новыми угрозами для установившегося в межвоенной Европе хрупкого равновесия сил, в полной мере проявившими себя с началом Второй мировой войны. Известно, что декларированный в предместьях Парижа на Версальской мирной конференции по итогам Первой мировой войны принцип "одна нация - одно государство" не был на практике реализован при перекройке границ - слишком велико было в ряде случаев несовпадение между довольно произвольно установленными государственными и исторически сложившимися этническими границами. В некоторых странах большую долю населения составляли меньшинства с развитым национальным сознанием, для которых образованные или преобразованные национальные государства (включая межвоенную Великую Румынию) никак не могли стать "своими". В полной мере это касалось населенной не только румынами, но также венграми и немцами Трансильвании, ставшей, по словам выдающегося историка Е. В. Тарле, "яблоком раздора на очень опасном европейском перепутьи" (мнение Тарле запрашивалось Наркоминделом СССР во время войны при выработке официальной советской позиции в трансильванском вопросе). Не разрешив национально-территориальных противоречий, имевшихся, в частности, в монархии Габсбургов, а лишь перенеся их в другую плоскость, сделав межэтнические конфликты межгосударственными, Версальская система после распада Дунайской империи заложила мину замедленного действия под здание мирного урегулирования в Средней Европе. При этом авторы признают: в условиях, когда были решительно отвергнуты как наднациональные имперско-

династические государственные конструкции (вроде монархии Габсбургов), так и интегративные идеи типа Дунайской конфедерации О. Яси, и восторжествовал принцип национальной государственности, установить в Трансильвании более или менее справедливые границы по этническому принципу было практически невозможно, так как и румыны, и венгры фактически были расселены по всей территории этого края. Главная же область компактного проживания венгров (земля секеев) находилась на востоке Трансильвании, вдали от новых румынско-венгерских границ.

Невозможно согласиться с тем, что венгры были "наказаны" в Версале за "грех большевизма" - Венгерскую Советскую республику 1919 г. Дело было в другом - в заинтересованности Франции, диктовавшей свои правила игры в континентальной (особенно Средней) Европе, в ослаблении венгерского государства, потенциального союзника всегда опасной для нее Германии и претендента на ведущую роль в Дунайско-Карпатском регионе, способного воспротивиться французской гегемонии.

С установлением Версальской системы восстановление исторической справедливости для одних обернулось несправедливостью для других. Румынская элита, осознав свое господствующее положение в крае, получила возможность отплатить поверженному противнику за все прежние обиды - дискриминируемым по целому ряду позиций оказывается в новых условиях теперь уже венгерское меньшинство. Хортистская Венгрия не примирилась с новым status quo, созданным Трианоном. В основе официальной идеологии режима с самого начала лежало стремление к пересмотру границ, более того, лозунг ревизии Трианонского договора был способен сплотить на единой платформе самый широкий спектр политических сил - от крайне правых до умеренно левых. В свою очередь и венгерское население Трансильвании не очень-то адаптировалось к условиям Румынии, не учило язык, отгораживалось от румынской культуры, терпеливо (а чаще не очень терпеливо) ожидая новой перекройки границ. Таким образом, вместе с новыми территориальными приобретениями Румыния обрела новые, прежде немыслимые для нее проблемы.

Приход к власти в Германии национал-социалистов и приближение новой войны перевели ревизионистские цели из области идеологии и пропаганды в сферу практической политики. В условиях резкого обострения общеевропейской ситуации, когда малые европейские страны становились не только' легкой добычей, но и орудиями в большой игре своих более крупных соседей, произошло новое возгорание латентного очага напряженности. Как только Версальская система была взорвана, под вопросом оказался и Трианонский договор, были созданы условия для его пересмотра. Именно успех Гитлера в Мюнхене осенью 1938 г. позволил регенту Венгрии Хорти и его окружению приступить к осуществлению своих ирредентистских планов. Непримиримость позиций обеих сторон в территориальном споре исключала полюбовную сделку, требовала вмешательства третьих стран. Запутанный узел венгеро-румынских противоречий явился фактором, оказывавшим все более существенное воздействие на международную обстановку в Карпатско-Дунайском регионе и на Балканах в условиях развязывания Второй мировой войны и вовлечения в нее новых и новых участников.

Известно, что национально-территориальные споры здесь периодически использовались большими державами для достижения своих геополитических целей, установления контроля над теми или иными странами. Трансильванский венгерско-румынский спор явил собой в этом смысле наиболее наглядный пример. Уже в годы Первой мировой войны трансильванская карта активно разыгрывалась странами Антанты против Австро-Венгрии. К началу Второй мировой войны значение трансильванского вопроса в европейской политике возросло, что подтверждают как рецензируемая монография, так и некоторые документы, вводимые в научный оборот уже после ее публикации. Второй венский арбитраж с участием Германии и Италии отдал 30 августа 1940 г. под юрисдикцию Венгрии Северную Трансильванию. При этом, как явствует из только что обнародованного следственного дела румынского диктатора маршала И. Антонеску, в ноябре 1940 г. фюрер в беседе с ним заявил, а в мае 1941 г. подтвердил, что "Венским арбитражем еще не сказано последнее слово и этим самым дал понять, что Румыния может рассчитывать на пересмотр решения, принятого в свое время в Вене, о Трансильвании". В данном случае Гитлер явно блефовал. Ведь Венгрия, как и Румыния, была союзницей нацистской Германии, участие ее войск в восточной кампании третьего рейха

не могло не быть оплачено приобретением новых территорий, не в последнюю очередь за счет соседней Румынии (румынские лидеры это хорошо понимали; показательно, что беседуя с Гитлером и Риббентропом, они с нескрываемым беспокойством интересовались планами подключения Венгрии к решению военных задач вермахта). Получение Северной Трансильвании не утолило геополитических аппетитов верхушки хортистского режима, претендовавшей на большее - по возможности на восстановление Венгрии в границах земель "короны святого Стефана", включавших в себя всю Трансильванию, Словакию, Хорватию, Воеводину, Закарпатскую Украину и т.д. Сильно разочаровав Вторым венским арбитражем Румынию и не удовлетворив Венгрию, нацистская Германия вместе с тем не только сохранила рычаги воздействия на обе враждующие между собой страны, но получила дополнительные возможности играть в своих интересах на венгеро-румынских противоречиях. Венгрия ждала от третьего рейха содействия в осуществлении своих дальнейших ирредентистских планов, тогда как Румыния, если не возвращения Северной Трансильвании (в ноябре 1941 г. министр иностранных дел Румынии М. Антонеску в беседах с высокопоставленными нацистами "попробовал напомнить им о притязаниях Румынии на Северную Трансильванию, однако ничего определенного в ответ не услышал"), то больших территориальных компенсаций на востоке, за счет СССР. Реваншистские настроения требовали выхода, и задача верхушки нацистской Германии заключалась в том, чтобы придать им строго определенный вектор, соответствующий военным целям третьего рейха. Известно, что главным аргументом в пользу участия Румынии в войне против СССР была ссылка на утрату ею территорий, воссоединенных летом 1940 г. с СССР - Бессарабии, принадлежавшей России в 1812-1918 гг., а также Северной Буковины, где преобладало украинское население. Гитлер подчеркнул в мае 1941 г. в беседе с И. Антонеску, что Румыния не может уклониться от войны с СССР, "так как для возвращения Бессарабии и Северной Буковины она не имеет иного пути, как только воевать на стороне Германии". При этом Румынии было обещано право "оккупировать и администрировать и другие советские территории вплоть до Днепра". Право в значительной мере реализованное в 1941-1943 гг.

Таким образом, сколь ни была велика в Румынии обида на Германию за Венский арбитраж, в Европе в это время не было другой силы, на которую могла возлагаться надежда на пересмотр установлений этого арбитража. Зависимость как Румынии, так и Венгрии от третьего рейха после арбитража возросла, каждая из противоборствующих сторон была плотнее пристегнута к осуществлению внешнеполитических и военных планов Германии, что способствовало в конечном итоге втягиванию обеих стран-антагонистов в войну против СССР. Свидетельства Антонеску о его майской 1941 г. встрече с Гитлером подтверждают, что решение о вступлении Румынии в войну на восточном фронте принималось прежде всего с оглядкой на Венгрию, которая в случае отказа Румынии могла бы оказаться в значительном выигрыше перед своей вечной конкуренткой, наверняка овладела бы при поддержке Германии новыми румынскими территориями - возможности Берлина шантажировать своих сателлитов были в 1941 г. поистине безграничными. Между тем, сделанный внешнеполитический выбор в пользу Германии обрек оба режима на поражение в войне.

В работе Т. М. Исламова и Т. А. Покивайловой дается анализ советских и западных планов послевоенного урегулирования трансильванского вопроса и конкретных дипломатических шагов, направленных на их воплощение. На заседаниях соответствующих комиссий Наркоминдела рассматривались разные проекты, в том числе независимой Трансильвании, внешнеполитически ориентированной на СССР. Проект, на наш взгляд, совершенно утопический: отсутствие единой трансильванской нации, единой элиты, настроения большинства трансильванских венгров и подавляющего большинства трансильванских румын в пользу скорейшего и окончательного присоединения этого края к "матери-родине" делали идею самостоятельной Трансильвании заведомо мертворожденной. В конце концов предпочтение было отдано передаче Трансильвании Румынии взамен гарантий тесного сотрудничества с СССР и полного отказа Бухареста от претензий на Бессарабию и Северную Буковину. Можно согласиться одновременно и с версией, согласно которой Сталин долгое время маневрировал, используя трансильванский вопрос в качестве инструмента давления попеременно то на Румынию, то на Венгрию с целью склонить эти страны

порвать с Германией. Известно, что уже 23 июня 1941 г. Молотов, вызвав венгерского посланника, обещал советскую поддержку венгерских претензий на Трансильванию в случае неучастия Венгрии в войне против СССР. Тремя годами позже, в сентябре 1944 г., при подписании соглашения о перемирии с Румынией в его текст была внесена компромиссная формула: речь там шла о передаче Трансильвании либо большей ее части (!) Румынии. Указание на "большую часть" открывало простор для некоторой корректировки границ в пользу Венгрии в соответствии с этническим принципом. Как показано в монографии, западные союзники в ходе работы Совета министров иностранных дел держав-победительниц испытывали определенные колебания. При этом ими принимались во внимание временные различия векторов внутриполитического развития двух соседних стран. Если в Венгрии в ноябре 1945 г. на свободных выборах 57% получила партия мелких хозяев, то в Румынии уже в марте 1945 г. коммунисты однозначно задавали тон во всех властных структурах. Трезво учитывая ситуацию, сложившуюся в результате побед Красной армии на Восточном фронте, лидеры западных держав признали обе эти страны сферой особых интересов СССР. Вместе с тем от своей доли ответственности в деле решения судеб Венгрии и Румынии они без боя отказываться не собирались, продолжая борьбу за частичное влияние в регионе. Советское военное присутствие, однако, делало любые попытки противодействия магистральной линии развития бесперспективными. Уже в 1946 г. венгерским политикам пришлось разочароваться в возможности некоторого улучшения своего статуса в послевоенной ялтинско-потсдамской Европе, а лидерам западных держав - в возможности сохранения Венгрии в качестве плацдарма своего влияния в Дунайском бассейне. Советский Союз сумел в ходе дипломатической борьбы на Парижской мирной конференции фактически навязать союзникам по антигитлеровской коалиции свое видение трансильванского вопроса и (вопреки не слишком затянувшимся англоамериканским колебаниям) сыграл решающую роль в безоговорочной передаче всей Трансильвании Румынии в соответствии с Парижским мирным договором 1947 г. В основе советской позиции лежал политический прагматизм: стратегическое значение Румынии, "открывающей путь" на Балканы и к черноморским проливам, было для Кремля особенно велико, и в этом смысле наблюдалась преемственность между имперской стратегией царской России и СССР. Именно Румынии предстояло играть приоритетную роль в концепции формирования "советской зоны безопасности".

Авторы затрагивают болезненный вопрос, связанный с устранением по решению советского военного командования в ноябре 1944 г. только что установленной в Северной Трансильвании румынской администрации, введением в крае советской военной администрации. Современной румынской историографией эти действия трактуются исключительно как один из этапов в процессе реализации далеко идущих планов Кремля. Т. М. Исламов и Т. А. Покивайлова также полагают, что переход всей системы управления в крае в ведение советских армейских структур, мотивированный неспособностью румынских властей предотвратить острые межэтнические (венгерско-румынские) столкновения и обеспечить спокойствие в тылу Красной армии, позволил СССР использовать вопрос о принадлежности Трансильвании в качестве инструмента для оказания влияния на политическую борьбу в Румынии. Как отмечается в одном из приведенных документов Наркоминдела, там хорошо осознавали: "вопрос о передаче Румынии Северной Трансильвании должен являться важнейшим рычагом воздействия на румынское правительство не только в области выполнения экономических обязательств по Соглашению о перемирии, но и в области проведения им внутренней и внешней политики". В Кремле и на Кузнецком мосту, в здании НКИД, прекрасно понимали стратегическое значение спорной территории, вопрос о возвращении Северной Трансильвании под румынскую юрисдикцию служил эффективнейшим средством манипулирования политической жизнью Румынии в один из самых ключевых и ответственных моментов ее новейшей истории. В марте 1945 г. трансильванская карта была успешно разыграна кремлевским руководством в целях приведения к власти в Румынии левого, подконтрольного СССР правительства Петру Гроза, решающую роль в этом сыграл зам. наркома А. Я. Вышинский, открыто шантажировавший молодого короля Михая. Можно согласиться с тем, что восстановление румынской власти в Северной Трансильвании было на протяжении ряда месяцев центральной проблемой всей внутриполитической жизни страны, оно напря-

мую зависело от того, кому, каким политическим силам удастся добиться успеха и, следовательно, каким будет режим в послевоенной Румынии. Увязав возвращение Северной Трансильвании под румынскую юрисдикцию с усилением позиций коммунистов во власти, руководство СССР уже в начале 1945 г. заложило вектор дальнейшей внутриполитической эволюции страны.

При всем при этом советская политика, как показывают авторы, не сводилась всецело к стремлению использовать ситуацию в своих геостратегических целях. Она сумела положить конец бесчинствам одержимых жаждой мщения румынских экстремистских отрядов в крае против фактически беззащитного венгерского меньшинства, а может быть даже предотвратила гражданскую войну. Это играло на руку и укреплению румынской государственности, поскольку способствовало интеграции венгров. Можно согласиться с тем, что "если бы чиновники из центральной Румынии, хлынувшие в освобожденный край, соблюдали минимум законности и порядка, не было бы нужды советскому руководству создавать себе новые политические проблемы в общении с руководством Румынии и взваливать на свои плечи дополнительные хлопоты по управлению уездами, деревнями и волостями Северной Трансильвании" (с. 27). Помимо ликвидации румынской администрации у советского правительства имелись в арсенале и другие средства и возможности для влияния на Румынию, относившуюся к числу побежденных стран и ждавшую своей участи на мирной конференции. Другое дело, что оно умело воспользовалось ситуацией, созданной в значительной мере самими же румынами, для того, чтобы оказать на них давление в своих политических интересах.

Установление в Венгрии и Румынии к концу 1940-х годов коммунистических режимов и принадлежность обеих стран к одному военно-политическому лагерю, формировавшемуся под эгидой СССР, ускорили видимую нормализацию отягощенных грузом трансильванской проблемы двусторонних отношений, тем более, что в Москве, имея представление о тлеющих углях застарелого спора, явно не хотели раздувания новых конфликтов в стане своих союзников и многое делали для их смягчения.

Авторы не могли обойти стороной и сегодняшнего состояния трансильванского вопроса. Преждевременно, на наш взгляд, говорить о том, что "чувство реальности, учет позиции международной общественности не позволяет Венгрии ставить вопрос о пересмотре Парижских мирных договоров ни прямо, ни косвенно. Синдром Трианона в этом смысле преодолен и в политике, и в общественном мнении, и в науке исторической. Возврата к катастрофической политике ревизии и реванша времен хортизма нет" (с. 33). На самом деле, произошедший в политической жизни Венгрии в последнее время резкий сдвиг вправо способствует сохранению остроты трансильванского вопроса. Около 50 мест в венгерском парламенте получила на выборах весной 2010 г. крайне правая партия, прибегающая к откровенно ирредентистским лозунгам. Автор этих строк, часто бывающий в Будапеште, стал в июле 2010 г. непосредственным свидетелем крупномасштабной акции крайне правых: военизированная молодежь в майках с изображением карты дотрианонской Венгрии маршировала по центральной магистрали - проспекту Андраши, на хорошо организованном митинге выкрикивались соответствующие лозунги. В свою очередь, политическая элита Румынии рассматривает проблему почти двухмиллионного венгерского меньшинства как свое внутреннее дело, крайне болезненно реагируя на любые (даже доброжелательные) комментарии официального Будапешта и тех или иных политических кругов Венгрии по поводу положения венгров в Румынии. Трансильванский вопрос, таким образом, отнюдь не утратил своей актуальности, его дальнейшее состояние напрямую зависит от расклада сил на политической арене каждой из стран. Активизация политических сил, выступающих за соединение Румынии и Молдовы в одном государстве, вызывает в качестве ответной реакции дальнейшее развитие бессарабского антирумынского "молдовенизма", находящего себе самого естественного союзника в движении трансильванских венгров, достаточно лояльном в настоящее время румынской государственности, но явно не заинтересованном ни в повышении градуса румынского национализма, ни в понижении удельного веса венгров в Румынии (неизбежного в случае расширения границ страны).

Первая в российской историографии монографическая работа о трансильванском вопросе, ставящая его в контекст политики великих держав, обещает вызвать интерес не только историков, но и политологов.

Permanent link to this publication: