М. Изд-во МГУ. 1983. 303 с.

Выход в свет новой книги проф. МГУ доктора исторических наук Л. М. Брагиной восполняет существенный пробел в понимании итальянского гуманизма, в оценках которого остается немало спорного. В буржуазной историографии усилилась тенденция связывать миропонимание гуманистов со средневековыми представлениями, искать в гуманизме консервативные и даже реакционные идеи либо выделять в качестве определяющих черты, не дающие возможности понять его подлинную сущность. Не во всем пришли к согласию и советские историки. Выступая против "медиевизации" гуманизма, связывая его возникновение с генезисом раннебуржуазных отношений, они тем не менее по-разному судят о характере этого движения, его хронологических рамках и периодизации. Многие проблемы итальянского Возрождения все еще ждут серьезного изучения. Одним из слабо разработанных как в советской, так и в зарубежной историографии оставался вопрос о социально-этических концепциях гуманистов. Между тем формирование мировоззрения, противоположного церковно-богословскому, началось, как известно, прежде всего, с выработки нового взгляда на человека, его роль в обществе, мораль и нормы поведения. Именно "моральная философия" находилась в центре внимания передовых мыслителей XIV-XV вв., тесно переплетаясь с другими гуманитарными науками - историей, политикой, педагогикой, риторикой, филологией.

Исследовательница выделяет социально-этические теории Италии второй половины XV в, как самостоятельный этап в истории гуманистической общественной мысли и впервые в историографии ставит задачу рассмотреть его специфику (с. 8). В отличие от буржуазных историков она подчеркивает социальное значение гуманизма, рассматривая его как главное идейное содержание культуры Возрождения, неотделимое от всего хода исторического развития Италии. Гуманистическое мировоззрение было, безусловно, прогрессивным, поскольку в основе его лежало учение о человеке, его месте в природе и обществе. Автор подчеркивает антидогматический, рационалистический характер гуманизма, его роль в

стр. 131

утверждении светской культуры, развитии философии и науки (с. 6). Отмечается важное значение античного наследия, освоенного и переработанного гуманистами на свой лад.

Для рецензируемого труда характерен взгляд на гуманизм как на явление многосложное, состоящее из различных идейных течений. Это выгодно отличает исследование Л. М. Брагиной от работ, в том числе и советских, в которых по традиции, идущей еще от Я. Буркхардта, гуманизм представляется как нечто монолитное. Исследуя дифференциацию гуманистической мысли, автор сосредоточивает свое внимание на характерных чертах и социальной сути трех наиболее важных направлений: гражданском гуманизме, теориях флорентийских неоплатоников и социально-этическом учении Леона Баттиста Альберти. Именно во второй половине XV в., пишет Л. М. Брагина, учение гуманистов о человеке "обрело концептуальную завершенность" и их социально-этические идеи получили широкую разработку (с. 7).

Значителен круг источников, использованных автором. Это труды выдающихся гуманистов XV в. - Маттео Пальмьери, Аламанно Ринуччини, Марсилио Фичино, Джованни Пико делла Мирандола, Леона Баттиста Альберти, Кристофоро Ландино, Джованни Нези и др. Среди источников - речи флорентийских магистратов, произнесенные при вступлении в должность. Немалая часть документов - рукописи из архивов Флоренции. Некоторые прежде не были предметом специального изучения.

Автором создана стройная концепция роли гражданского гуманизма во Флоренции в 40 - 80-е годы. Л. М. Брагина подчеркивает критическую направленность социальной этики флорентийских мыслителей. В этом плане особый интерес вызывают страницы, посвященные Пальмьери, чьи воззрения еще мало исследованы. Пальмьери обнаружил понимание несоответствия гуманистических идеалов с реальностью и осудил частную собственность как основу социальной несправедливости. Л. М. Брагина видит В нем одного из предшественников Томаса Мора, но замечает, что Пальмьери ищет выход не в обобществлении собственности, а только в моральном совершенствовании человека (с, 56 - 57). Детальный разбор воззрений Ринуччини и его "Диалога о свободе" завершен выводом, что размышления этого гуманиста тесно связаны с политической борьбой во Флоренции в XV в. за укрепление республики (с. 112 - 113). Вывод о влиянии гуманистических идеалов на общественную жизнь подтверждают и речи магистратов, свидетельствующие о восприятии этих идеалов и теми политическими деятелями, которые не принадлежали к кругу гуманистов.

Л. М. Брагина высоко оценивает гуманистические воззрения Леона Баттиста Альберти, которого она считает представителем особого направления в итальянском гуманизме XV века. Тщательное изучение его трудов привело автора к убеждению, что Альберти создал оригинальную и наиболее последовательную в своих принципах гуманистическую доктрину. В его этике идеи гражданственности сочетались с элементами некоторых других направлений гуманизма. Именно в творчестве Альберти, по мнению Л. М. Брагиной, гуманистическая мысль достигла своей зрелости. Историческое значение его этики она видит в последовательной светскости, высокой оценке созидательных сил человека - творца собственного счастья. Альберти апеллировал не к вере, а к разуму, что явилось прямым вызовом католической морали (с. 172).

Суждения клерикальных историков о кризисе итальянского гуманизма, якобы имевшем место в последней трети XV в., об отходе гуманистов от прежних принципов и о переплетении в их трудах неоплатонизма с христианской идеологией обычно основываются на тенденциозном толковании трудов флорентийцев - членов Платоновской академии. Л. М. Брагина пришла к иным заключениям. Отмечая, что одной яз особенностей гуманистических движений второй половины XV в. было оживление интереса к Платону и его последователям, а также к богословским проблемам, она объясняет это попыткой гуманистов найти соотношение между философией и теологией, их смелым вторжением в последнюю, в результате чего проблема разума приобретала еще большую актуальность, а возможности человеческого познания расширялись (с. 253 - 254).

Видное место в монографии отведено характеристике взглядов Марсилио Фичино. Полемизируя с историками, пытавшимися "медиевизировать" его мировоззрение, найти у него глубокую религиозность, Л. М. Брагина подчеркивает определенную самобытность доктрины Фичино и ее натурфилософский характер. Гуманист возвышает человека "как бога на Земле", люди, по его представлению, предназначены к великим

стр. 132

делам (с. 192, 204). В монографии обращается особое внимание на развитие этих положений последователями Фичино.

К отличному от клерикальных историков выводу приходит Л" М. Брагина и в результате разбора моральной философии одного из крупнейших мыслителей XV в., - Джованни Пико делла Мирандола. Не отрицая воздействия на него религиозного мистицизма, исследовательница вместе с тем доказывает, что гуманист находился, в сущности, под влиянием множества разных идейных течений. Пико провозгласил право на свободомыслие, он считал необходимым изучать все философские школы, без чего невозможно создать свою собственную. Л. М. Брагина подчеркивает пантеистический характер его философии и центральной частью его доктрины считает учение о человеке - "творце самого себя", "центре мира", "связующем звене" (с. 243). Признавая роль теологии в познании, флорентийский неоплатоник главной творческой силой тем не менее считал философию. Он превращал ее из профессии "в бескорыстный поиск истины", на который способны не только избранные, но и все люди. Автор прослеживает влияние трудов этого гуманиста на развитие ренессансной мысли последующего периода.

Обратив главное внимание на различия между течениями в гуманизме XV в., автор отмечает одновременно и то, что их объединяло: существование "единого ядра, совокупности, собственно гуманистических идей" (с. 280). Передовые мыслители второй половины XV в. не только подвели итог эволюции гуманистической теории предшествующего периода, они способствовали ее дальнейшему развитию. Это проявилось в пробуждении индивидуального сознания, уверенности в возможности создать на Земле царство человека, что играло важную роль в борьбе с феодальным мировоззрением. Что касается социальной этики гражданского гуманизма второй половины XV в., то она "отразила, - подчеркивает автор, - исторический оптимизм представлений итальянского Возрождения и вместе с тем их неизбежную, обусловленную временем ограниченность" (с. 275).

В работе Л. М. Брагиной идет речь не только о сугубо этических взглядах, но основательно изучаются философские социально-политические теории того времени, что дает возможность лучше понять природу и характер всего гуманистического движения и непосредственно подводит к исследованию идеологии XVI века. Конечно, не все поставленные в книге проблемы решены. Тема социальной этики гуманизма столь обширна, что не может быть исчерпана в одном исследовании. Выделяя в итальянском гуманизме главные направления, Л. М. Брагина оставляет в стороне другие его течения и лишь бегло упоминает о влиянии гедонистически-утилитаристской концепции, восходящей к Лоренцо Валле, и эпикурейских настроениях, полагая, что последние не получили большого развития во второй половине XV века. Между тем в реальности они все же находили адептов в определенных кругах, возрождались в творчестве писателей, подвизавшихся при княжеских дворах и папской курии. Изучение этого феномена, конечно, дополнило бы общую картину развития ренессансной идеологии.

Л. М. Брагина сосредоточила свое внимание на социально-этических учениях, я той или иной мере отражавших настроения верхушки и средних слоев пополанства (с которыми была спаяна и ранняя буржуазия). И это вполне оправдано, поскольку именно из этой среды исходил мощный антифеодальный протест. Однако одновременно с усилением дифференциации гуманизма наблюдалось и расширение его социальной базы, новые идеи проникали в среду господствующего класса, их воспринимали даже крупные иерархии церкви, вместе с тем гуманистические идеалы оказывали определенное воздействие и на мировосприятие народных масс. Специального рассмотрения заслуживает и вопрос об отношении гуманистов к народу, об их классовой ограниченности, о чем в исследовании Л. М. Брагиной сказано лаконично. Достойна особого места и тема о влиянии на идеалы гуманистов и их моральную философию изменений в политической структуре итальянских государств, перехода от республиканского строя коммун к единоличным диктатурам сеньорий и региональных княжеств.

Заметим также, что рецензируемая монография построена главным образом на флорентийском, пусть очень важном, но все же ограниченном локальными рамками материале. Вывод о несомненном воздействии социально-этических теорий флорентийских гуманистов на развитие общественного сознания в других районах Апеннинского п-ва нуждается, на наш взгляд, в серьезном подтверждении и специальном изучении характера и форм гуманистического движения, в

стр. 133

таких культурных центрах, как Венеция. Рим, Феррара, Милан, Неаполь и др., где была своя специфика.

Автор книги затрагивает вопрос о зарождении в Италии XV в. социальной утопии (Пальмьерн, отчасти Альберти). В зарубежной исторической науке факт возникновения гуманистических утопий замечен давно, но идеальные города, изображенные Альберти, Леонардо да Винчи, Антонио Аверлино, Франческо ди Джорджо Мартини и др., трактуются обычно как чисто архитектурные композиции, лишенные социального смысла. Это прочно утвердившееся мнение, вероятно, требует тщательной проверки.

Не менее важно специальное изучение роли итальянских гуманистов в развитии предреформационных идей. Исследование этой проблемы в нашей стране успешно начато Л. М. Братиной с разбора творчества Нези. Заметим, однако, что "еретические" убеждения были свойственны не только сторонникам Савонаролы и членам религиозных братств, но и другим героям книги Л. М. Брагиной Не случайно поэма Пальмьери" Град жизни" была осуждена церковью и не допущена к публикации.

Для специалистов представляли бы интерес и подробные текстологические сопоставления трудов итальянских гуманистов с сочинениями античных мыслителей, что позволило бы более конкретно выявить глубину воздействия последних на этико-социальные концепции Возрождения. Ведь в практике того времени простой пересказ и даже дословные заимствования из Платона, Аристотеля, Цицерона и т. д. не были исключением.

Думается, что все эти вопросы правомерны. Мы выдвигаем их вовсе не как укор автору, а, напротив, в стремлении подчеркнуть достоинства книги: она наводит на размышления, подсказывает новые проблемы и темы, заслуживающие специального изучения. Что касается упреков, то Л. М. Брагиной можно предъявить, пожалуй, один - в столь великой увлеченности темой, что это приводит подчас к известной идеализации ее героев. Хотя, будем справедливы, она постоянно отмечает противоречивый характер их творчества.

В целом перед нами значительное исследование, которое знакомит с важным, недостаточно изученным этапом в развитии общественной морали, основанное на новых и подчас малодоступных источниках, которым и дана новая интерпретация. Оно, несомненно, привлечет внимание не только специалистов, но и широкого круга читателей, стремящихся глубже познать культуру Возрождения.

Permanent link to this publication: