Вопрос о российской эмиграции, нашедший приют и поддержку у чехословацкого правительства на протяжении всего межвоенного периода, отягощал отношения между Чехословацкой республикой (ЧСР) и СССР, отчасти поэтому и не привлекал особого внимания советских исследователей.

Среди работ общего характера о российской эмиграции наиболее известной, выдержавшей несколько изданий, была книга Л. К. Шкаренкова "Агония белой эмиграции", написанная на основе мемуарной литературы, архивных коллекций и периодики тех лет. Культурная, просветительская, научная, благотворительная деятельность российского зарубежья оставалась в тени и по сути дела не была исследована вплоть до последнего времени. В 1992 г. вышла в свет книга В. Т. Пашуто о русских историках-эмигрантах, работавших в Европе, в Пражском научном центре эмиграции. Обобщающим культурное наследие русского зарубежья трудом стала книга профессора Колумбийского университета (США) М. Раева. Значительное место в ней уделено Пражскому культурному центру, который автор считает наряду с Парижем и Берлином средоточием русской интеллектуальной элиты в эмиграции ¹ .

Сами эмигранты издали ряд работ, непосредственно связанных с жизнью и деятельностью русской колонии в Чехословакии. В 1928 г. в Праге вышел сборник "Русские в Праге, 1918 - 1928", редактором и составителем которого был С. П. Постников. В сборнике приводились данные о существовавших в ЧСР российских общественных, культурных, студенческих, казачьих, экономических организациях, научных обществах, учебных заведениях, профессиональных объединениях, сообщалось о вкладе русских в развитие науки и искусства в Чехословакии. М. М. Новиков в 1935 г. опубликовал работу "Русская научная организация и работа русских естествоиспытателей за границей. Опыт введения в русскую эмигрантскую научную библиографию" ² .

В настоящее время отечественные ученые обратились к изучению наследия российского зарубежья ³ . Интерес к судьбам выходцев из России проявляют также чешские и словацкие историки. Коллектив исследователей подготовил четыре сборника статей о русской и украинской эмиграции в ЧСР в 1918 - 1945 годах. Первый номер журнал "Slovansky pfehled" за 1993 г. полностью посвящен проблемам русской эмиграции в ЧСР. Одной из первых обобщающих работ о русских в Чехословакии стала книга С. Тейхмановой "Россия в Чехословакии (Белая эмиграция в ЧСР 1917 - 1939)" ⁴ . В августе 1995г. в Праге состоялась международная конференция

Серапионова Елена Павловна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики РАН.

стр. 124

"Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами". Доклады, представленные на конференции, были посвящены результатам и перспективам проведенных исследований.

В Чехословацкой республике эмигранты из России в большом количестве появились в 1920 - 1921 годах. Значительная часть их прибыла в ЧСР из Константинополя и его окрестностей, где к лету 1921 г. сосредоточилось около 200 тыс. человек, эвакуированных из Новороссийска и Крыма. Большая часть этих людей - офицеры армии генерала Врангеля и гражданские лица различных социальных слоев. Российские общественные деятели из среды эмигрантов обратились к чехословацкому правительству с ходатайством о предоставлении нескольким тысячам российских беженцев возможности проживания в Чехословакии.

В последующие два года приток русских и украинцев в ЧСР все увеличивался. В циркуляре чехословацкого министерства внутренних дел от 11 октября 1923 г. указывалось: "В последнее время постоянно возрастает число русских и украинских беженцев, переходящих границы ЧСР нелегально, без надлежащих виз чехословацких представительских органов, особенно из Болгарии, Польши, Германии и других соседних стран. Они занимают места, предназначенные для русских и украинских студентов, поступивших как в чехословацкие вузы, так и в организованные пражским Земгором, Земледельческой еднотой, Украинским громадским комитетом, Чехословацким Красным Крестом. Беженцы рассредоточиваются по деревням и ищут работу. Подавляющее большинство живет без каких-либо документов и средств к существованию. Это явление угрожает общественному порядку, увеличивает безработицу, затрудняет акцию помощи русским беженцам" ⁵ . Именно поэтому МИД ЧСР издал распоряжение об обязательной регистрации эмигрантов-нелегалов в течение 10 дней и выдаче удостоверений (так называемых пруказов) приехавшим в республику до 1 октября 1923 года. Те, кто прибыли позднее без визы, согласно тому же распоряжению, должны были покинуть страну.

Основная масса беженцев обосновалась в Праге и ее окрестностях. Колонии выходцев из России образовались также в Брно, Братиславе, Пльзене, Ужгороде и некоторых других городах. Точное число российских эмигрантов в ЧСР определить трудно. Согласно данным различных источников, в разные годы оно составляло от 10 тыс. до 40 тыс. человек.

По сведениям, полученным верховным комиссаром по делам беженцев при Лиге Наций известным полярным исследователем и общественным деятелем Ф. Нансеном от чехословацкого правительства, в 1925 - 1926 гг. в Чехословакии проживало 30 тыс. "русских" (в это число включались и лица других национальностей, эмигрировавшие из России) и 200 армян. Что касается численности эмигрантов на конец 20-х годов, то цифры значительно расходятся: в чехословацкой прессе говорится о 40 тыс., в отчете Нансена - о 14 тыс., в Бюллетене же пражского Земгора - лишь о 10,5 тыс. человек. Более достоверными следует считать, вероятно, данные Нансена, так как в этот период в условиях начавшегося экономического кризиса чехословацкая печать вела кампанию против предоставления работы эмигрантам, завышая их число, тогда как эмигрантские издания, наоборот, сознательно преуменьшали его. Сравнивая численность колонии российских эмигрантов в ЧСР с другими странами, можно прийти к выводу, что она не была столь уж велика, и Чехословакия занимала лишь 11-е место в списке 20 стран, принимавших эмигрантов из России. В конце 20-х годов в связи с увеличившейся безработицей свыше 7 тыс. бывших россиян покинули Чехословакию, выехав во Францию, Америку, африканские колонии, Бельгию. Часть русских беженцев приняла чехословацкое гражданство ⁶ .

Эмигранты из России представляли собой пеструю массу людей, разных по возрасту, социальному происхождению, благосостоянию, а также политическим взглядам и убеждениям. Наряду с теми, кто намеренно оставил родину для организации активной борьбы с большевиками либо понимая опасность и невозможность своего дальнейшего пребывания в советской России, были и такие, кто четко не осознавал, как и почему оказался за границей.

Из-за отсутствия точных данных трудно проанализировать в полном объеме состав российских эмигрантов в Чехословацкой республике по образованию и роду занятий. Однако некоторые сведения приводятся в тезисах доклада Комитета Земгора, опубликованных по случаю его 10- летия (1931 г.): в этот период из 22 тыс.

стр. 125

официально зарегистрированных в ЧСР "русских" эмигрантов около 8 тыс. были либо земледельцами, либо людьми, частично связанными с сельскохозяйственным трудом. Сюда же можно отнести и 1 тыс. бывших российских военнопленных, которые еще во время войны были расселены среди чешских и словацких крестьян. Студенчество высших и средних специальных учебных заведений насчитывало 7 тыс. человек, служащие и представители различных интеллигентских профессий - 2 тыс., общественные и политические деятели - около 1 тыс., писатели, журналисты, ученые, деятели искусства - 600 человек. Кроме того, в Чехословакии проживало около 1 тыс. детей школьного возраста, 300 дошкольников, около 600 инвалидов и некоторые другие категории ⁷ . Следовательно, две наиболее крупные группы в ЧСР составляли, с одной стороны, казаки-земледельцы, а с другой - интеллигенция и студенчество.

Первая группа казаков-земледельцев в количестве 80 человек приехала в Чехословакию в июне 1921 г., вторая- 42 человека - в августе того же года. К этому времени Земледельческой едноте ЧСР удалось получить от правительства разрешение на въезд в республику значительного числа русских земледельцев. После этого в Константинополь была направлена комиссия в составе представителя МИД Парала и представителей Земледельческой едноты Прокеша и Витека. Первый транспорт казаков (884 человека) был набран из беженцев лагеря Кабаджи, на пароходе они прибыли в Триест, а оттуда по железной дороге - в Чехословакию 21 ноября 1921 года. Второй транспорт (1092 человека) формировался из земледельцев в самом Константинополе и пригородном лагере в Селимье и тем же путем прибыл в Чехословакию 9 января 1922 года. Перевозка морем и организация довольствия во время следования контролировались Комитетом Лиги Наций. Прибывшие в Чехословацкую республику российские земледельцы после 21- дневного карантина и выполнения необходимых формальностей были распределены Земледельческой еднотой по чешским и словацким хозяйствам, причем нуждавшихся снабжали одеждой и обувью.

К 1924 г. под покровительством Земледельческой едноты находились 2849 российских земледельцев, из них: донских, кубанских и терских казаков было 1681, украинцев - 593, жителей других российских губерний - 575. Возрастные категории прибывших были следующими: до 20 лет - 58 человек, от 21 до 25 лет - 666, от 26 до 30 лет - 998, от 31 до 35 лет - 498, от 36 до 40 лет - 273, от 41 до 45 лет - 145, от 46 до 50 лет - 147, от 51 до 60 лет - 61, старше 60 лет - 3 человека. Таким образом, основную массу составляли молодые люди от 20 до 40 лет- 86 %. Холостяков было 63 %, женатых 32 %, вдовцов 5 %. Среди женатых и вдовцов 74 % имели детей и 26 % были бездетными. До отъезда из России сельским хозяйством занимались 94 %, 6 % были мелкими торговцами, ремесленниками и пр. Что касается их образовательного уровня, то 48 % из них имели начальное образование, малограмотных и неграмотных было 29 %, окончивших 2-х классные училища - 10 %, городские училища- 8 %, с незаконченным средним образованием среди них было 3 %, с низшим специальным образованием - 3 %. Большинство этих людей по прибытию в ЧСР при содействии Земледельческой едноты и российских общественных организаций поступали в различные профессиональные, в основном сельскохозяйственные, школы. Только в Подкарпатской Руси таких школ существовало более 100. В период обучения (обычно около одного года) каждый учащийся получал правительственную стипендию (в среднем 450 крон в месяц). В результате уже в 1922 - 1924 гг. появились многочисленные специалисты в различных отраслях сельского хозяйства и отчасти промышленности: огородники, садоводы, птицеводы, маслоделы, сыровары, а также плотники, столяры и квалифицированные рабочие других специальностей ⁸ .

Материальное положение бывших российских граждан за границей в целом оставляло желать лучшего. Если в начале 20-х годов условия жизни эмигрантов в Чехословакии были лучшими в сравнении с другими странами из-за большей правительственной помощи и возможности найти работу, в основном в сельском хозяйстве, то к середине 20-х годов ситуация стала меняться. Газета "Nasy listy" писала: "Судьба русских беглецов от большевистского террора незавидна. Есть, правда, среди них люди небедные после 5 лет жизни в чужой стране, но в массе - наоборот". Наибольшие трудности с устройством на работу испытывали люди с высшим образованием, занимавшиеся прежде умственным трудом. Около 80 %

стр. 126

тех, кто к этому времени уже получил высшее образование в ЧСР (500 - 600 человек), не могли устроиться на работу, в то время как еще 6,5 тыс. студентов продолжали свое образование в Чехословакии ⁹ . Дело в том, что российские беженцы, обучавшиеся в различных учебных заведениях на средства чехословацкого правительства, с самого начала не рассчитывали, что приобретенные ими знания найдут применение за границей, надеясь в скором времени вернуться на родину. В 1925 г. в Чехословацкой республике появились первые среди русских эмигрантов выпускники вузов - инженеры, агрономы и другие. Но найти работу по специальности смогли лишь единицы. В особенно тяжелом положении оказались лица, получившие гуманитарное образование, - юристы, философы, кооператоры, коммерсанты и т. п.

Состав и положение российских беженцев в различных частях Чехословакии имели свои особенности. В одном из номеров Бюллетеня пражского Земгора за 1929 г. сообщались интересные сведения о жизни российских эмигрантов в Подкарпатской Руси (ныне Закарпатская область Украины). В то время там проживало около 500 выходцев из России. В их числе были земледельцы, рабочие, учителя, медсестры, врачи, студенты, служащие, торговцы, писари, строители, парикмахеры, журналисты. Лучше всего были устроены инженеры, которые имели постоянную прилично оплачиваемую работу в Ужгороде и в провинции. Приблизительно на том же уровне было и положение землемеров. Труднее приходилось врачам. Русские медики не имели возможности ни устроиться на службу, ни получить практику в городах. Зато в провинции значительная часть так называемых участковых врачей были русскими. Частную практику они не имели, так как население Подкарпатской Руси в своей массе было бедным. Но в среднем практикующие врачи из числа беженцев зарабатывали от 1,5 до 2 тыс. крон в месяц. На эти деньги можно было прожить и многосемейным. В начале 20-х годов в Подкарпатской Руси было много учителей-эмигрантов, которых принимали на временную работу в основном в сельские школы. К концу 20-х годов их осталось всего несколько человек, все остальные были уволены и заменены на граждан Чехословакии, что было связано с принятием в марте 1928 г. закона об охране национального рынка труда.

В городах (Ужгороде, Мукачево, Хусте) проживали беженцы, занимавшиеся торговлей, посредничеством, коммивояжерством, а также лица свободных профессии. В сельских местностях районов Белок, Долгаго и Севлюша молодые русские агрономы осваивали маслоделие. Кроме интеллигентов, в Подкарпатской Руси обосновались многие рабочие (бывшие казаки), в основном на казенных подрядах (регуляция р. Уж в районе Ужгорода-Каменица), на лесных заготовках и в имениях. Заработная плата в Подкарпатской Руси была невелика, намного ниже, чем в Чешских землях и в Словакии. Положение бывших военнопленных, осевших в этой части республики, было несколько лучшим по сравнению с последней категорией, так как большинство из них были женаты на местных уроженках и имели хорошо оплачиваемую работу. В значительном числе российские беженцы появились в Подкарпатской Руси в 1922 - 1923 годах. К 1925 г. многие из них, отчаявшись найти работу, разъехались, оставшиеся же осели довольно прочно. Отношение к беженцам как со стороны властей, так и со стороны местного населения этой части страны было вполне доброжелательным ¹⁰ .

Основная часть российских эмигрантов в ЧСР нуждалась в материальной поддержке ввиду почти полного отсутствия средств к существованию и вела трудовой образ жизни. В конце 20-х годов прожиточный минимум на одного человека определялся в 800 - 1000 крон в месяц. Заработок сельскохозяйственного рабочего составлял 150 - 200 крон (с бесплатным проживанием и столом). Интеллигентский труд оплачивался в среднем от 900 до 1200 крон в месяц. Лица, прибывшие в ЧСР до 1923 г. находили работу на сельскохозяйственных предприятиях, в технических конторах, торговых фирмах, на заводах, в строительстве. Отдельные лица за небольшое вознаграждение получали работу как вольнонаемные по межевому делу, судебному ведомству в Подкарпатской Руси, места врачей в глухой провинции, куда неохотно ехали чехи и словаки. Однако все эти занятия были временными и не давали уверенности в завтрашнем дне. Кроме того, иногда они не соответствовали ни специальности, ни диплому работника. Лишь часть российских эмигрантов сумела не только сохранить, но и приумножить свое состояние в Чехословакии. Бюллетень Земгора за 1929 г. сообщает о существовании

стр. 127

в ЧСР 60 русских предприятий, большая часть из которых являлась производственными. Выходцы из России имели маслобойни в Подкарпатской Руси, владели кожевенными заводами в Северной Чехии, им принадлежали рудники в Восточной Словакии ¹¹ .

Труднее всего судить о национальном составе российской эмиграции, данные о котором почти полностью отсутствуют. Под словом "русский" часто понимались все выходцы из России вне зависимости от национальной принадлежности: русские, евреи, белорусы, грузины, калмыки и проч. В некоторых случаях отдельно упоминались армяне. Вторую, после русских, по численности группу в Чехословакии составляли украинцы. Лига Наций официально не выделяла категорию украинских эмигрантов, поэтому даже приблизительных данных об их численности по разным странам, в том числе и в Чехословакии, нет. Однако чехословацкие власти стремились учитывать различия между русской и украинской эмиграцией, в отличие от других стран, где не допускалось формального разделения эмигрантов и все выходцы из России считались "русскими". Именно поэтому в ЧСР возникли многочисленные украинские научные и учебные институты, студенческие, культурные, спортивные, профессиональные, благотворительные общества, общественно-политические объединения ¹² . Существовал в ЧСР и ряд белорусских эмигрантских организаций.

Трудным и неясным было правовое положение бывших российских подданных. Не имея гражданства, они были лишены всякой государственной и юридической защиты. Нансен выдвинул проект создания временных удостоверений личности для выходцев из России. В 1926 г. более 30 государств согласились на выдачу нансенов-ского паспорта. В январе 1930 г. МИД ЧСР распространил циркуляр о замене "пруказов" нансеновскими паспортами. Однако если для российских эмигрантов, обосновавшихся в других странах, нансеновский паспорт облегчал их правовое положение, то для русских в Чехословакии обмен документов был даже невыгоден. Нансеновский сертификат по своему правовому достоинству оказался даже ниже документов, которыми пользовались российские эмигранты в Чехословакцкой республике до этого. В связи с этим правление Совещания русских эмигрантских организаций в ЧСР даже обращалось в чехословацкий МИД с прошением не лишать российских эмигрантов чехословацких документов.

Правовой статут в отношении российских эмигрантов был окончательно выработан и принят Лигой Наций лишь в 1929 году. Согласно ему, назначались особые представители для разных стран, которые по своим функциям приближались к российским консулам и занимались выдачей паспортов, различных удостоверений и свидетельств. Чехословацкое правительство в циркуляре министерства внутренних дел от 11 декабря 1929 г. специально оговаривало, что будет применять принципы международных соглашений только к тем лицам, которые имели действительно российское или турецкое (для армян) подданство и утеряли его до 1 января 1923 г., не приобретя нового. Правительство Чехословакии, придя к выводу, что проблему российской эмиграции нельзя решить ни репатриацией, ни денационализацией, пошло третьим путем, создавая организации эмигрантов для удовлетворения их внутренних нужд и потребностей ¹³ .

Одной из наиболее крупных и влиятельных эмигрантских организаций в ЧСР стало созданное в марте 1921 г. Объединение российских земских и городских деятелей в Чехословацкой республике (Земгор), через которое осуществлялось основное финансирование российских эмигрантов чехословацким правительством. Основными направлениями деятельности Объединения были благотворительность и культурно-просветительская работа. Первая предполагала различного рода материальную помощь эмигрантам в виде продовольствия, одежды, денежных ссуд и предоставления жилья, а также содействие в трудоустройстве. В период своей наиболее интенсивной деятельности (до конца 20-х годов) материальная помощь Земгора беженцам выразилась в следующих цифрах: в 200 тыс. случаев были удовлетворены ходатайства о продовольственной помощи, вещевую помощь получили свыше 3 тыс. человек, более 8,5 тыс. эмигрантов имели возможность проживания в общежитиях, денежная помощь в виде ссуд и пособий была выдана 4,5 тыс. человек. Бюро труда предоставило работу 5 620 лицам. Несколько сот человек получили профессию на курсах Земгора. Амбулаторная медицинская помощь, считая повторную, была оказана почти в 27 тыс. случаев, а стоматологическая - в 45

стр. 128

тысячах ¹⁴ . Кроме того, Земгор обеспечивал беженцев бесплатной юридической помощью.

Основная задача культурно-просветительной работы Земгора сводилась к поддержанию и сохранению связи русского человека с культурой, языком, традициями его родины. А так как речь шла об эмигрантах, то есть людях, силою обстоятельств оторванных от родной страны, то значение этой деятельности трудно переоценить. При этом Земгор стремился, повышая культурно- образовательный уровень беженцев, принести пользу не только им, но и России, нуждавшейся в хорошо подготовленных специалистах.

Земгор старался сделать эту свою деятельность доступной для наибольшего числа эмигрантов, поэтому все его культурно-просветительные мероприятия были бесплатны и максимально приближены к местам проживания беженцев. Организовывались экскурсии, выставки, читались лекции, доклады, создавались библиотеки, читальни, театр, Народный университет. Повсеместно открывались образовательные учреждения для подрастающего поколения, оказывалось содействие повышению профессионально-технического уровня эмигрантов. Начали свою работу учреждения, имеющие теоретическое или практическое научное значение, такие, как Институт изучения России, Экономический кабинет (позднее - Институт) проф. С. Н. Прокоповича и Русский заграничный исторический архив (РЗИА). Культурно-просветительские учреждения Земгора были построены на принципах автономии. Объединение осуществляло лишь общее руководство и контроль за финансовой деятельностью. Лишь за два первых года Земгор организовал свыше 100 лекций и докладов, охватывавших самый широкий круг общественно- политических, литературно-художественных и исторических тем. Особым интересом пользовались доклады о современном положении в России.

Со второй половины 1922 г. стали проводиться систематические занятия на курсах и циклы лекций по социологии, кооперации, истории русской общественной мысли, новейшей русской литературе, внешней политике России и международным отношениям, истории русской музыки, гигиене детей. Существовал даже специальный курс лекций о сущности марксизма. Библиотека Земгора открылась осенью 1921 г. и в первое время располагала лишь 120 книгами и несколькими газетами. Однако через 10 лет ее книжный фонд насчитывал уже 34 тыс. томов, а включая отделения в Брно, Ужгороде и Братиславе - 53 тыс. книг. В 30-е годы при пополнении книжного фонда особое внимание обращалось на приобретение антикварных изданий, появлявшихся на книжном рынке в СССР и распродаваемым обществом "Международная книга" в Москве ¹⁵ .

Ресский камерный театр при Земгоре просуществовал недолго - два года, осуществляя каждый сезон около 20 новых постановок. Репертуар театра состоял из драматических произведений русских классиков.

В октябре 1923 г. в Праге открылся Русский народный университет. В его рамках действовало семь отделений: общественных наук, историко-филологическое, естественных наук, прикладных знаний, по изучению Чехословакии, специальных курсов (языковых и стенографии), а также начальных школ. Общеобразовательная деятельность университета строилась в форме курсов, тематических лекций и семинаров, практических и лабораторных работ, экскурсий, концертов- лекций. При университете был создан кружок ревнителей русского слова, действовали два ученых общества, философское и педагогическое, ряд семинаров. В состав университетского совета входил крупный специалист по отечественной истории профессор Московского университета, высланный в 1922 г. из России, А. А. Кизеветтер, видный экономист, философ, историк, публицист и политик П. В. Струве и др. В университете работали 64 преподавателя, из них 33 имели профессорские звания. Среди профессуры были известные специалисты в области юриспруденции - А. Н. Фатеев, философии - Н. А. Лосский, литературоведения - Д. И. Чижевский, А. Л. Бем, экономики - А. А. Вилков, истории - А. В. Фроловский и др. В 1933 г. университет был переименован в Русский свободный университет (РСУ). Его ректором до 1939 г. был биолог М. М. Новиков, а в период немецкой оккупации - В. С. Ильин. С 1928 по 1942 г. вышли 16 томов "Трудов" университета. При РСУ работал созданный по инициативе В. Ф. Булгакова Русский культурно-исторический музей, располагавшийся в Збраславе (1935 - 1948 гг.). Кроме сбора и экспонирования материалов о жизни русской эмиграции и предметов русской

стр. 129

старины, музей занимался составлением библиографии работ русских ученых зарубежья ¹⁶ .

С 1923 г. начала действовать созданная Земгором Русская смешанная реформированная реальная гимназия. В 1923 г. в гимназии обучались 60 детей, но уже через год число учащихся увеличилось до 300. В зависимости от материального положения гимназисты делились на пять групп. Дети бедных родителей находились на полном пансионе у Земгора, учащиеся из наиболее обеспеченных семей бесплатно получали лишь учебные пособия и письменные принадлежности. В первом классе изучались: закон божий, русский и чешский языки, история (краткий курс русской истории начиная с расселения славян и кончая приходом к власти династии Романовых), география, математика, рисование и природоведение. Со второго класса начинали изучать французский язык и черчение, с третьего- физику, с четвертого - немецкий язык. В пятом классе математика делилась на алгебру и геометрию, вводилась латынь. В седьмом классе вместо черчения преподавали начертательную геометрию. По окончании гимназии выпускник владел, кроме родного, еще двумя-тремя, а с латынью - тремя-четырьмя языками ¹⁷ . Среди российских беженцев за рубежом оказались десятки тысяч детей школьного возраста. В различных странах для них были созданы школы разных типов. Ощущалась большая потребность в педагогической литературе. Земгор по просьбе инициативной группы русских ученых-педагогов во главе с С. О. Гессеном взял на себя издание журнала "Русская школа за рубежом".

Земгор оказывал помощь эмигрантам и в получении специального и высшего и образования, основав Автомобильно-тракторную школу и Русское высшее училище техников путей сообщения. Кроме культурно-просветительной образовательной деятельности, учреждения Земгора занимались и научной работой. Собранные и обобщенные материалы и научные работы Института изучения России и Экономического кабинета Прокоповича и сегодня представляют большую ценность для исследователя отечественной истории межвоенного периода, а также для экономистов и политологов. Что касается РЗИА, являвшегося автономным учреждением Земгора, то он вел обширную деятельность по сбору, хранению и обработке документов и материалов по истории общественных движений в России второй половины XIX - начала XX в. и истории русской эмиграции. В его работе деятельное участие принимали историки А. А. Кизеветтер, В. Я. Мякотин, Е. Ф. Шмурло.

Земгор просуществовал в ЧСР до 1935 г., одни из его учреждений были ликвидированы еще до этого срока, другие - пережили его. Всего же в 30-е годы в Чехословацкой республике действовало около 67 организаций русских эмигрантов, около 40 из них входили в Объединение русских эмигрантских организаций (ОРЭО), призванное координировать их деятельность и представлять общие интересы российской эмиграции в Чехословакии.

Россияне, эмигрировавшие в основном по политическим мотивам, не занимались за рубежом преимущественно политической деятельностью, как это принято было считать. Большинство эмигрантов в новых для них условиях жили каждодневными нуждами и заботами, нередко вели жесткую борьбу за существование. В своей массе российские беженцы были бедны, иногда отчаянно: крайняя нужда стала причиной самоубийства крупнейшего русского ученого-статистика В. В. Водовозова ¹⁸ . Однако среди эмигрантов были и люди вполне обеспеченные, имевшие в Чехословакии свое дело, некоторые из них объединялись Русским торгово- промышленным комитетом.

Чехословацкое правительство оказывало россиянам огромную материальную помощь (особенно в первой половине 20-х годов), временами превышавшую ту, которую российские эмигранты получали от всех европейских государств. Но подавляющая часть эмиграции из России была трудовой, самостоятельно зарабатывавшей на свой хлеб и вносившей свою лепту в благосостояние молодого чехословацкого государства. В 30-е годы на иждивении у чехословацкого правительства оставались лишь считанные лица.

Соотношение между политической и другими видами деятельности эмигрантских организаций в ЧСР было явно не в пользу первой. По законам Чехословацкой республики эмигранты вообще не имели права заниматься политикой. В уставах практически всех эмигрантских организаций, даже объединений бывших военных

стр. 130

и казаков, было записано, что они не являются политическими. Но политикой эмигранты, конечно, занимались. Правда, их деятельность в большинстве случаев не была направлена на организацию вооруженной борьбы с советской властью. Наоборот, вопрос об интервенции, "крестовом походе на Русь" очень скоро отпал. Ставка делалась на разоблачение сути политики большевиков, ее отрицательных последствий с тем, чтобы пробудить протест в самой России. Газета "Воля России" писала: "Только внутренние силы самого русского народа выведут Россию на верный путь. Мы будем работать над тем, чтобы сблизить европейскую демократию с демократией русской". Эмигрантская печать вела антикоммунистическую пропагандистскую работу. Но если прежде она однозначно трактовалась как "клеветническая", то сейчас можно с уверенностью сказать, что большая часть эмигрантских изданий в изображении советской действительности старалась придерживаться фактов, оценивая их со своей точки зрения. То же относится и к работе научных учреждений, занимавшихся изучением современного социально-экономического, политического и культурного развития советской России. Их задачей являлось объективное освещение советской действительности, ее слабых и сильных сторон. Внимания заслуживают достижения ученых- эмигрантов в различных областях научного знания, а также творческое наследие литераторов и людей искусства. Эмигрантская общественность устраивала политические собрания и митинги, проводила съезды, на которых велись споры о будущем России и путях борьбы с большевиками. К числу политических можно отнести и ежегодные траурные собрания в день поминовения жертв большевистского режима. В них принимали участие и выступали с речами писатель В. И. Немирович-Данченко, историк А. А. Кизеветтер, князь П. Д. Долгоруков. Митинги организовывались и по поводу отдельных событий. Так, пражская колония эмигрантов собиралась на митинг протеста против разрушения храма Христа Спасителя в Москве и уничтожения других исторических памятников ¹⁹ .

Естественно, что люди, вынужденные покинуть родину, лишенные дома, оторванные от друзей и родственников, не испытывали симпатии к ее новым властям. Но антисоветскую настроенность эмигрантов никак нельзя понимать как антироссийскую- почти все они оставались патриотами России. Они собирались на "русские вечера", посещали русский театр, читали литературу и общались на русском языке. Одна из эмигрантских газет опубликовала шутливые заповеди беженца: "Помни, что ты беженец, и ничто беженское тебе не чуждо. Терпи, надейся, работай, ходи на благотворительные концерты, жертвуй, танцуй, рассуждай, заседай, но не забывай, что ты русский человек. И пусть не будет у тебя иного подданства, кроме российского". Многие общеобразовательные и профессионально-технические учебные заведения ставили своей целью подготовку высокообразованных квалифицированных кадров для будущей России. Ученые, музыканты, писатели, художники, скульпторы, архитекторы, внося посильный вклад в сокровищницу мировой науки и искусства, прежде всего стремились обогатить отечественную культуру. В ежегодно проводимый день "Русской культуры" газета "Второе поколение" писала: "Нет двух русских культур - здесь и там, а есть единая русская культура, созданная и создаваемая русскими людьми, где бы они не находились. Русская культура для нас не только предмет юбилейных воспоминаний и традиций: она есть прежде всего живая творимая реальность. Наш долг- поскольку мы считаем себя людьми русской культуры - эту реальность изучать, за ней следить и с нею, пользуясь обстановкой полной возможности для культурной работы, творить, чтобы не обратиться в "живой архив русской эмиграции" ²⁰ .

Общественные круги эмиграции стремились установить тесные контакты с чехословацкой общественностью и официальными властями с тем, чтобы способствовать сближению двух стран в дальнейшем. Представители эмиграции изучали чехословацкий опыт, мечтая использовать его на родине. Вместе с тем они демонстрировали свои достижения и изобретения в ЧСР. Так, на пражской осенней выставке-ярмарке 1933 г. инженер Песков представлял новые образцы стиральных машин, а химик Липов показывал новинки парфюмерной продукции ²¹ . Эмигранты немало сделали для распространения среди чехов и словаков знаний о России, ее народах, истории, природе, культуре и языке.

С большим интересом выходцы из России читали современную литературу,

стр. 131

газеты, журналы, посещали лекции о положении в СССР. На сценах эмигрантских театров ставились пьесы советских авторов - М. М. Зощенко, М. А. Булгакова и др. Свою любовь к родине и ее народу эмигранты не раз проявляли наглядно, оказывая своим соотечественникам практическую помощь в трудную минуту. В 1921 - 1922 гг. была организована компания помощи голодающим Поволжья, ряда губерний и уездов Украины, Северного Кавказа и Центральной России. Эмигранты из тех небольших средств, которыми они располагали, отправляли переводы и посылки в Россию. Активно включился в эту работу Земгор, взяв на себя пересылку отправлений частных лиц из разных стран в адрес отдельных российских ученых, художников, артистов, писателей, живших в СССР. Посылки с продовольствием, одеждой, обувью и прочими необходимыми предметами (материя, иголки, нитки, бумага, мыло) отправлялись как через Финляндский академический комитет помощи русским ученым в Гельсингфорсе, так и непосредственно с делегацией чешских профессоров, выезжавших в Петроград и в Москву осенью 1921 года. Использовались и дипломатические каналы Чехословацкого комитета помощи русским ученым, который подготовил к отправке в Россию пять вагонов пожертвований. В числе получателей посылок значились В. Н. Фигнер, А. А. Ахматова, В. А. Сологуб и мн. др. Когда в 1935 г. на юге СССР разразился голод, эмигрантская печать опубликовала воззвание русских о помощи, в котором говорилось: "Русские трудящиеся христиане в ЧСР обращаются к чехословацкой общественности с призывом организовать международную помощь голодающим Малороссии и Северного Кавказа" ²² .

В связи с началом Великой Отечественной войны большинство эмигрантов выступило в поддержку СССР, против Гитлера. И лишь представители немногих организаций ориентировались на поражение Советов с тем, чтобы с помощью немцев свергнуть ненавистный режим, а затем избавиться и от внешнего врага. Некоторые эмигранты активно участвовали в антифашистской борьбе, проявляя истинный героизм. Однако оставшиеся в Чехословакии к концу войны бывшие россияне, как принявшие чехословацкое подданство, так и сохранившие нансеновские паспорта и ни в коей мере не замешанные в сотрудничестве с нацистами, после освобождения республики были арестованы, депортированы. Многие из них погибли в советских лагерях лишь из-за принадлежности к эмиграции ²³ .

Примечания

1. ШКАРЕНКОВ Л. К. Агония белой эмиграции. М. 1987; ПАШУТО В. Т. Русские историки- эмигранты в Европе. М. 1992; РАЕВ М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 - 1939. М. 1994.

2. Русские в Праге 1918 - 1928гг. Прага. 1928, с. 8; НОВИКОВ М. М. Русская научная организация и работа русских естествоиспытателей за границей. Опыт введения в русскую эмигрантскую библиографию. Прага. 1935.

3. См.: Славистика СССР и русского зарубежья 20 - 40-х годов XX века. М. 1992; Российские ученые и инженеры в эмиграции. М. 1993; Литература русского зарубежья 1920 - 1940. М. 1993; БОРИСЕНОК Е. Ю. Чехословацкое и русское земледельческое движение в 20-е годы. Автореф. канд. дисс. М. 1993, и др.

4. Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1945 (sborniky studii- 1,2, 3, 4]. Praha. 1993, 1994, 1995, 1996; Slovansky pfehled, 1993, # 1; TEJCHMANOVA S. Rusko v Ceskoslovensku (Bila emigrace v CSR 1917 - 1939). Praha. 1933.

5. Закарпатский областной архив (ЗОА), ф. 13, оп. 1, д. 951, л. 46.

6. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 5764, оп. 1, д. 140, л. 2; д. 258, л. 1,4;ф. 5888, оп. 1, д. 132, л. 96.

7. ГАРФ, ф. 5764, оп. 1, д. 125, л. 216.

8. ПРАВДИН П. Жизнь русской земледельческой эмиграции, находящейся под протекторатом Земледельческой едноты ЧСР. Прага. 1924, с. 6 - 7; Второе поколение, 6.VI.1931.

9. Nase listy, 26.VI.1925; ГАРФ, ф. 5764, оп. 1, д. 140, л. 4; д. 135, л. 136.

10. ГАРФ, д. 258, л. 47; ЗОА, ф. 13, оп. 3, д. 1678, л. 7 - 9, ф. 49, с/13, ф. 13, оп. 5, д. 166, л. 1 - 8, ф. 12, оп. 3, д. 1250, л. 1 - 17.

стр. 132

11. ГАРФ, ф. 5888, оп. 1, д. 132, л. 98; ф. 5764, оп. 1, д. 258, л. 47об.

12. СЛАДЕКЗ. Русская и украинская эмиграция в Чехословакии. - Славяноведение, 1991, N 6, с. 9, 35; ЗАМОЙСКИ Я. Отношение "белой" русской эмиграции к украинским вопросам (1919 - 1939). - Там же, 1993, N 4, с. 46.

13. ГАРФ, ф. 5764, оп. 1, д. 4, л. 34; АРХАНГЕЛЬСКИЙ В. Русское дело в Чехословакии. В кн.: Русские в Праге, с. 248.

14. ГАРФ, ф. 5888, оп. 1, д. 132, л. 106.

15. Там же, д. 87, л. 123 - 124; Второе поколение, Прага, 25.IV.1931.

16. МУРОМЦЕВА Л. П., ПЕРХАВКО В. Б. Из истории культурно-просветительской деятельности российской эмиграции в Чехословакии в 20 - 30-е годы. - Вестник МГУ, 1994, N 3, с. 17 - 19.

17. ГАРФ, ф. 5809, оп. 1, д. 168, л. 120 - 121.

18. Информационная газета, Прага, 14.Х.1933.

19. Воля России, Прага, 12.IX.1920; ГАРФ, ф. 5764, оп. 1, д. 131, л. 46-а.

20. Информационная газета, 30.IX. 1933; Второе поколение, Прага, 6.VI.1931.

21. Информационная газета, 16.IX.1933.

22. ГАРФ, ф. 5764, оп. 1, д. 253, л. 1 - 3, 5, 44, 63, 72, 75, 193-а, 193 - 6, 193-в, 370; Информационная газета, 16.IX.1933.

23. ШКАРЕНКОВ Л. К. Ук. соч., с. 200; МЕЙСНЕР Д. И. Миражи и действительность. М. 1966, с. 238 - 240, 258 - 261; Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1945. Sb. 1, s. 80 - 94; sb. 2, s. 105 - 124.

Permanent link to this publication: