В арсенале изобразительных средств Гоголя прием контраста весьма значим. Он используется в композиции произведений, их языке и стиле, при характеристике персонажей. "Истинный эффект, - писал Гоголь в статье об архитектуре, - заключен в резкой противоположности; красота никогда не бывает так ярка и видна, как в контрасте. Контраст тогда только бывает дурен, когда располагается грубым вкусом или, лучше сказать, совершенным отсутствием вкуса, но, находясь во власти тонкого, высокого вкуса, он первое условие всего и действует ровно на всех" (Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. VIII. С. 64; далее - только том и стр.).

Уже "Вечера на хуторе близ Диканьки" представляют собой своеобразное соединение различных контрастных начал: реального и идеального, истории и современности, смешного и грустного. Использование приема контраста покажем на примере повести "Невский проспект". Наличие рукописного текста позволяет заглянуть в творческую лабораторию писателя, проследить, в частности, как в процессе доработки произведения он усиливал контрастное сопоставление характеров персонажей, повышал экспрессивность стиля.

Пушкин назвал "Невский проспект" "самым полным" из произведений Гоголя, появившихся до "Ревизора", имея в виду ту широту, с которой отражена в повести действительность. "Невский проспект" - это две любовные истории (художника Пискарева и поручика Пирогова), связанные с главной улицей Петербурга. Характеры персонажей резко противоположны.

Пискарев беден, скромен, в обществе занимает незначительное место. Его не привлекает ни служебное преуспевание, ни богатство. Человек чистой и благородной души, он всецело погружен в свое искусство и творчество, страстно влюблен в красоту. Она для него - высшая

стр. 11

ценность. В человеческой личности красота, по мысли художника, неотделима от внутренней чистоты и благородства. Однако жестокая правда жизни разбивает его мечты о счастье, любви, гармоничном устройстве мира. Трагически переживая разлад мечты с действительностью, он кончает жизнь самоубийством.

Совершенно другой характер у поручика Пирогова. Это пустой, ничтожный человек, объятый жаждой "возвышения", погруженный в заботы о карьере. Для Пирогова чин превыше всего: определяя место в обществе, он является источником благ земных. Не случайно и предполагаемый успех в романтическом приключении он связывал со своим чином. Но, потерпев неудачу, высеченный ревнивым мужем, поручик перенес оскорбление достоинства на редкость спокойно. Только в первые минуты после "секуции" у него появилось желание пожаловаться чуть ли не "самому государю", но потом он смирился с происшедшим и, пройдясь по Невскому, отправился к знакомому чиновнику, где очень весело провел вечер.

Принцип контрастности получил отражение и в языке повести. Рассказ о Пискареве ведется в романтическом, приподнятом тоне; о Пирогове - в ироническом.

Приподнятость, напряженность авторского повествования, передающего трагические переживания Пискарева, находят свое выражение в самой структуре речи, характеризующейся широким использованием синтаксического параллелизма, анафоры, построением отдельных предложений и целых периодов по принципу градации - внутреннего возрастания драматизма описываемого. Вот, например, как с помощью приема градации Гоголь рисует смятение чувств Пискарева от взгляда, брошенного на него незнакомкой:

"Тротуар несся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз. И все это произвел один взгляд, один поворот хорошенькой головки. Не слыша, не видя, не внимая, он несся по легким следам прекрасных ножек, стараясь сам умерить быстроту своего шага, летевшего под такт сердца" (III, 19).

Ср. прием единоначатия - анафоры:

"Я бы не отходил от холста, я бы вечно глядел на тебя и целовал бы тебя. Я бы жил и дышал тобою, как прекраснейшею мечтою, и я бы был тогда счастлив. (...) Я бы призывал тебя, как ангела-хранителя, пред сном и бдением, и тебя бы ждал я, когда бы случилось изобразить божественное и святое" (III, 29-30).

Выполненный в романтической манере портрет незнакомки, пленившей Пискарева, контрастирует с реалистической

стр. 12

зарисовкой другой женщины - той, которой был очарован поручик Пирогов:

"Боже, какие божественные черты! Ослепительной белизны прелестнейший лоб осенен был прекрасными, как агат, волосами. Они вились, эти чудные локоны, и часть их, падая из-под шляпки, касалась щеки, тронутой тонким свежим румянцем, проступившим от вечернего холода. Уста были замкнуты целым роем прекраснейших грез. Все, что остается от воспоминания о детстве, что дает мечтание и тихое вдохновение при светящейся лампаде, - все это, казалось, совокупилось, слилось и отразилось в ее гармонических устах" (III, 18).

"Эта блондинка была легенькое, довольно интересное созданьице. Она останавливалась перед каждым магазином и заглядывалась на выставленные в окнах кушаки, косынки, серьги, перчатки и другие безделушки, беспрестанно вертелась, глазела во все стороны и оглядывалась назад" (III, 34).

В описании "погони" Пирогова за блондинкой совершенно иной строй речи, чем в рассказе о Пискареве. Разговорная лексика здесь служит целям иронического освещения действующих лиц. Легкомысленность и пустота блондинки великолепно раскрываются глаголами: вертелась, глазела, останавливалась (перед каждым магазином), оглядывалась.

Окончательная редакция повести существенно отличается от рукописи. В первоначальный текст Гоголь внес ряд добавлений, углубивших характеры персонажей и более детально показавших обстановку их жизни. Так, в рукописи нет описания общества, к которому принадлежал Пирогов, а сразу говорится о "талантах поручика, собственно ему принадлежащих". Но характер в понимании Гоголя не есть нечто раз и навсегда данное, статичное: он формируется под влиянием определенных условий. Поэтому для раскрытия типичности образа Пирогова Гоголю необходимо было показать среду, которая порождала подобных людей. Описание общества, где проводил время Пирогов, находилось в полном соответствии с рассказом о классе людей, к которым принадлежал художник Пискарев. Таким образом, дополнительные сведения о поручике подчеркивали не только его типичность, но и полярность в сравнении с художником.

Иную художественную функцию выполняет вставка о картине, заказанной персиянином Пискареву:

"- Хорошо, я дам тебе опиуму, только нарисуй мне красавицу. Чтоб хорошая была красавица! чтобы брови были черные и очи большие, как маслины; а я сама чтобы лежала возле нее и курила трубку! слышишь? чтобы хорошая была! чтобы была красавица!" (III, 29).

Вульгарный сюжет этой картины, как и сам персиянин, оттеняют душевные страдания художника, разлад мечты и действительности. Упоминание же о том, что Пискарев курил опиум, мотивирует его

13

болезненное состояние и характер сновидений.

Иногда внесением ряда бытовых подробностей писатель буквально преображает повествование, делая его более ярким, зримым. Приведем только один пример - зарисовку мастерской Шульца.

В рукописи:

"Пирогов смело вобрался в комнату. Эта большая комната с черными [стенами], закопченным потолком. Куча слесарных инструментов лежала на столе и на полу" (III, 368).

В окончательной редакции:

"Он увидел себя в большой комнате с черными стенами, с закопченным потолком. Куча железных винтов, слесарных инструментов, блестящих кофейников и подсвечников была на столе; пол был засорен медными и железными опилками" (III, 36-37).

Наибольшей правке подверглись эпизоды, связанные с посещением Пискаревым незнакомки и с его снами. В этом случае Гоголь сжимал первоначальный текст, делая его более динамичным и драматичным.

В рукописи:

"Тот приют, где человек святотатственно подавил все чистое и посмеялся над всем свят(ым), скрашивающим мир, где женщина, эта красавица мира, обратилась в какое-то странное двусмысленное существо, где она - картина, правильно написанная и лишенная внутренней поэзии, где она лишилась всего женского вместе с чистотою души и отвратительно присвоила себе ухватки и наглости мужчины и уже перестала быть тем слабым, тем грациозным, тем так отличным от нас существом. Картина (написанная) правильно, но лишенная поэзии. Палитрин мерил ее с ног до головы выпученными от удивления глазами" (III, 353- 354).

В окончательной редакции:

"Тот приют, где человек святотатственно подавил и посмеялся над всем чистым и святым, украшающим жизнь, где женщина, эта красавица мира, венец творения, обратилась в какое-то странное, двусмысленное существо, где она вместе с чистотою души лишилась всего женского и отвратительно присвоила себе ухватки и наглости мужчины и уже перестала быть тем слабым, тем прекрасным и так отличным от нас существом. Пискарев мерил ее с ног до головы изумленными глазами..." (Ш, 21).

Как видим, здесь не только изменена значимая фамилия героя Палитрин на Пискарев, но и устранено сравнение женщины с картиной, лишенной поэзии, найден предельно точный эпитет к слову глаза.

Чрезвычайно важной для понимания Пискаревым красоты как высшей ценности мира и ее несовместимости с развратом, а равным образом для характеристики природных задатков незнакомки представляется другая правка.

В рукописи:

стр. 14

"В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата. Пусть он навеки остается с безобразием; если безобразие погружается в (него), мы не жалеем, хотя должны бы жалеть по чувству человечества. Но красота нежная, нам кажется, должна быть каким-то божеством непорочности и чистоты. (Черты лица этой) красавицы, так околдовавшей нашего бедного мечтателя, были действительно чудесны, появление ее в этом презренном кругу еще более казалось чудесным. Черты лица ее были так чисты, так образованно все выражение прекрасного лица ее, которое означено (было) каким-то прекр(асным) благородств(ом), что никак бы нельзя было думать, чтобы разврат уже распустил над нею страшные свои когти. Она бы составила неоцененный перл, весь мир, весь рай, все богатство страстного супруга; она была бы тихой звездой в незаметном семейном кругу и одним движением прекрасных уст своих давала бы сладкие приказания. Она бы составила божество в многолюдном зале на зеркальном паркете при блеске свечей, при безмолвной благоговейной толпе поверженных поклонников. Но, увы, она была какою(то) ужасною волею злого духа, смеющегося над всем святым и прекрасным, жаждущего везде рассеять гармонию мира и произвести расстройство естества, она была волею этого злого духа с хохотом брошена в эту страшную пучину" (III, 354-355).

В окончательной редакции:

" В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата. Пусть бы еще безобразие дружилось с ним, но красота, красота нежная... она только с одной непорочностью и чистотой сливается в наших мыслях. Красавица, так околдовавшая бедного Пискарева, была, действительно, чудесное, необыкновенное явление. Ее пребывание в этом презренном кругу еще более казалось необыкновенным. Все черты ее были так чисто образованы, все выражение прекрасного лица ее было означено таким благородством, что никак бы нельзя было думать, чтобы разврат распустил над нею страшные свои когти. Она бы составила неоцененный перл, весь мир, весь рай, все богатство страстного супруга; она была бы прекрасной тихой звездой в незаметном семейном кругу и одним движением прекрасных уст своих давала бы сладкие приказания. Она бы составила божество в многолюдном зале, на светлом паркете, при блеске свечей, при безмолвном благоговении толпы поверженных у ног ее поклонников; - но, увы! она была какою-то ужасною волею адского духа, жаждущего разрушить гармонию жизни, брошена с хохотом в его пучину" (III, 22).

Текст окончательной редакции сокращен. Период с анафорами ("Она бы составила..."), несущий большую смысловую нагрузку, яркий и выразительный по своему звучанию, полностью сохранен. Заменены только эпитеты к существительным паркет и поклонники. Синтаксис

стр. 15

последнего предложения упрощен, оно присоединено к периоду с анафорами. так как неразрывно связано с ним по смыслу. Мысль об органическом единстве красоты с непорочностью, о высоком предназначении женщины приобрела большую силу.

В сцене сна художника Гоголь уточняет некоторые эпитеты и бытовые подробности, совершенствует синтаксис предложений. Вместо ужасной пестроты появляется необычайная, ослепительные плечи превращаются в сверкающие, страшное замешательство - в совершенное. В первое предложение вводятся однородные члены (без смысла, без толку), и это усиливает его созвучность с последующими предложениями, построенными по принципу синтаксического параллелизма. Во втором предложении писатель заменяет глагол искромсал глаголом искрошил. Семантика глагола искромсать ("изрезать небрежно, как попало", перен. "испортить") не вполне соответствовала чинной, чопорной картине бала. Глагол искрошить ("раздробить на мелкие части") больше отвечал психологическому состоянию Пискарева и увиденному им на балу. Растерянность художника, неожиданно для себя попавшего в светское общество, прекрасно передается предложением с однородными членами и обобщающим словом. Дальнейшие синтаксические повторы подчеркивают состояние героя и авторское (ироническое) отношение к этому. Уточняются некоторые детали обстановки. В рукописи: из-за перил хоров выглядывал смычок контрабаса, а в окончательной редакции: сам контрабас, что скорее могло броситься в глаза Пискареву. Стариков и полустариков он видит с звездами на фраках, а не на груди, слышит английские и французские слова. Ср. в рукописи:

"Ужасная пестрота привела его в страшное замешательство: ему казалось, что какой-то демон искромсал весь мир на множество разных кусков и все эти куски без толку смешал вместе. Ослепительные дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, воздушные летящие газы и эфирные ленты, толстый смычок контрабаса, выглядывавший из-за перил великолепных хоров. Он увидел за одним разом столько почтенных стариков и полустариков с звездами на груди, дам так легко, гордо и грациозно выступавших по паркету и сидевших рядами, что растерялся совершенно. И в самом деле, молодые люди в черных фраках были исполнены такого благородства, с таким достоинством говорили и молчали, так не умели сказать ничего лишнего, так величаво шутили, так почтительно улыбались, такие превосходные носили бакенбарды, так искусно умели показывать отличные руки, поправляя галстук... Там так (дамы) были воздушны, так погружены в совершенное самодовольство и упоение, так умели очаровательно улыбаться, но нечего говорить более, все клонилось к тому, чтобы совершенно..." (III, 357).

В окончательной редакции:

стр. 16

"Необыкновенная пестрота лиц привела его в совершенное замешательство; ему казалось, что какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе. Сверкающие дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, воздушные летящие газы, эфирные ленты и толстый контрабас, выглядывавший из-за перил великолепных хоров, - все было для него блистательно. Он увидел за одним разом столько почтенных стариков и полустариков с звездами на фраках, дам, так легко, гордо и грациозно выступавших по паркету или сидевших рядами, он услышал столько слов французских и английских, к тому же молодые люди в черных фраках были исполнены такого благородства, с таким достоинством говорили и молчали, так не умели сказать ничего лишнего, так величаво шутили, так почтительно улыбались, такие превосходные носили бакенбарды, так искусно умели показывать отличные руки, поправляя галстух, дамы так были воздушны, так погружены в совершенное самодовольство и упоение, так очаровательно потупляли глаза, что... но один уже смиренный вид Пискарева, прислонившегося с боязнию к колонне, показывал, что он растерялся вовсе" (III, 23-24).

Необычайно поэтичен образ незнакомки. Для его создания писатель прибегает к звукописи и цветописи. В сцене бала незнакомка предстает перед взором художника в сопровождении музыки (в вихре вальса). Но музыка не только сопровождает ее, она составляет ее суть. Такой характеристике соответствует подбор определенных звуков в словесном портрете героини, прежде всего сонорных л и р. Белый цвет символизирует нравственную чистоту женщины.

Гоголь не сразу добился предельной выразительности этого образа, его музыкального звучания и красочного изображения. Это видно из сравнения двух редакций. Отсутствие промежуточных редакций не позволяет, к сожалению, более детально проследить работу над текстом.

В рукописи:

"Она и глядела и не глядела на толпу плясавших и зрителей, прекрасные длинные ресницы опустились и чистая белизна лица еще ослепительнее бросилась в глаза, особливо когда при наклоне головы ее легкая тень осенила очаровательный лоб... Танец длился долго. О, как нетерпеливо он ожидал, утомленная (музыка), казалось, вовсе погасла и замирала и опять вырывалась, визжала и гремела; наконец, танец кончился. Она села, усталая грудь ее вздымалась под тонким дымом газа; рука ее (боже, какая рука!) упала на колени, измявши под собою ее воздушное платье, и платье под нею, казалось, стало дышать, отделка и тонкий сиреневый цвет его еще прелестнее означал эту божественную форм(у) этой прекрасной руки" (III, 357-358).

В окончательной редакции:

"Она и глядела и не глядела на обступившую толпу зрителей, прекрасные длинные ресницы опустились равнодушно, и сверкающая

стр. 17

белизна лица ее еще ослепительнее бросилась в глаза, когда легкая тень осенила при наклоне головы очаровательный лоб ее. (...) Танец длился долго; утомленная музыка, казалось, вовсе погасла и замирала, и опять вырывалась, визжала и гремела; наконец - конец! Она села, грудь ее воздымалась под тонким дымом газа; рука ее (создатель, какая чудесная рука!) упала на колени, сжала под собою ее воздушное платье, и платье под нею, казалось, стало дышать музыкою, и тонкий сиреневый цвет его еще виднее означил яркую белизну этой прекрасной руки" (III. 24-25).

В окончательной редакции к существительному белизна подобран эпитет сверкающий, созвучный с другими словами в предложении: зрители, прекрасные ресницы, бросилась, очаровательный и др. Синтаксис предложения стал более простым.

В картине завершения танцев писатель достигает необычайной экспрессии, обнажая семантику однокоренных слов, стершуюся от частого употребления. Вместо первоначального: наконец, танец кончился появляется выразительное: наконец - конец! Сократив рукописный текст, Гоголь усилил поэтическое звучание и цветовую окраску образа: дым газа, воздушное платье, которое, казалось, дышит музыкой, тонкий сиреневый цвет, оттеняющий белизну руки.

Трагическая и комическая история двух героев обрамлена в повести картиной Невского проспекта. Начало и финал произведения контрастны. "Невский проспект" открывается изображением парадного, блистательного" Петербурга, а заканчивается обнажением лжи, фальши этой парадности.

В рукописной редакции описания Невского проспекта более пространны, объемны. В окончательной редакции текст сокращен, в частности, освобожден от излишней конкретизации уличных сцен. Так, в рукописи было:

"Вы, думаете, что этот господин очень богат, который идет в красиво сшитом сюртучке? Ничуть не бывало. Он весь состоит из своего сюртучка и всегда ожидает несколько часов дома, покамест стирается его белье, потому что второй переменой он не обзавелся еще..." (III, 378).

В окончательной редакции сказано короче, но не менее выразительно:

"Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат? Ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка" (III, 45).

Или еще один пример сжатия текста. Рукописная редакция:

"Воображаете, что эти дамы говорят об очень, очень смешном? Совсем нет: они для того шевелят губами с приятной улыбкою, что уверены во всей грациозности такого положения" (III, 378).

Окончательная редакция:

стр. 18

"Вы думаете, что эти дамы... но дамам меньше всего верьте" (III, 46).

Контраст между видимостью и сущностью, фальшь Невского проспекта особенно подчеркнуты в конце повести, подвергшейся доработке. Сравним две редакции:

"Он опасен необыкновенно, этот Невский проспект; опасен для кармана, для сердца, для всего; он во всякое время лжет, обольщает, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массой наляжет и отделит белые и палевые стены домов. Но огни сделают его почти транспарантом. когда весь город превратился в гром и блеск, когда мириады карет валятся с мостов, мелькая фонарями; форейторы кричат и прыгают на лошадях. И когда сам демон зажигает ярко лампы для того, чтобы все показать не в настоящем виде" (III, 378-379).

В окончательной редакции:

"Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде" (III, 46).

Даже выборочное сопоставление редакций показывает, как требователен был Гоголь к слову, как упорно он работал над стилем своих произведений, добиваясь предельной точности и яркости повествования.

"Петербургские" повести Гоголя, в том числе "Невский проспект", оказали большое влияние на последующее развитие русской литературы. Так, известное стихотворение А. Блока "Незнакомка" построено по принципу контраста пошлости обывательского быта с романтическими видениями поэта, в незнакомке есть черты героини повести Гоголя. Трагическая история художника Пискарева, несомненно, оказала влияние на автора "Белых ночей", "Неточки Незвановой", "Петербургских сновидений". Излюбленные изобразительные средства Гоголя (контраст, звукопись, цветопись и др.) широко использовались в стихах и прозе А. Белого.

Permanent link to this publication: