Об условиях диалога с буржуазными историками

"History and Theory. Studies in the Philosophy of History". Middletown. 1975, N 1.

Статья западногерманского буржуазного историка Э. Нольте "Взаимоотношения между "буржуазной" и "марксистской" историографией" представляет собой сокращенный вариант его вступительной лекции к курсу "Холодная война". Этот курс был задуман администрацией "Свободного университета" Западного Берлина, однако студенты бойкотировали это мероприятие.

Рост международного авторитета марксистско-ленинской историографии заставляет многих буржуазных историков, особенно западноевропейских, идти на диалог с ее представителями. "Во многих университетах Запада, - пишет Э. Нольте, - сегодня вряд ли можно найти любой другой вопрос, который бы ставился перед историками чаще, чем вопрос о соотношении "буржуазной" и "марксистской" историографии" (стр. 57). Признав, что метод К. Маркса "открывает действие социальных и экономических законов", автор так формулирует свою главную посылку по вопросу об отношении буржуазного мышления к методу марксизма: "Ответ должен заключаться не только в том, что буржуазное мышление родственно марксистскому подходу, но и в том, что буржуазное мышление породило марксистский подход" (стр. 66). Этот тезис автор пытается подкрепить ссылкой на письмо Маркса к И. Вейдемейеру от 5 марта 1852 года. "Другими словами, - пишет далее Нольте, - то, что сегодня часто идет под именем марксизма, - демонстрация наличия классов, структуралистский анализ общества, восприятие концепции классовой борьбы - все это на деле, как ясно заявил сам Маркс, продукт буржуазного мышления, в частности представленного французскими и английскими сочинениями". Что же касается другой стороны дела, то есть "тех элементов теории Маркса, которые он определял как свой собственный вклад", то они, по мнению автора, "как раз и являются тем, что буржуазные мыслители должны назвать недоказуемыми, политическими, утопическими тенетами марксизма". Именно в этом пункте, констатирует Нольге, буржуазная и марксистская науки различаются радикально и непримиримо. Но и это различие он не считает "абсолютным", утверждая, что "буржуазная мысль может с готовностью допустить возможность замены классового общества" "послеклассовым" точно так же, как классовое общество пришло на смену обществу, основанному на сословиях. Буржуазная мысль, продолжает он, может также воспринять... тенденцию к смещению правящих элит прошлого и к переходу к эпохе господства "простого человека" или даже широко понимаемого "пролетариата". И здесь Нольте, наконец, формулирует то, чего никак не может принять буржуазная историография: "она не может поверить в то, что наступит время, когда появится мировое сообщество без внутренних различий, то есть классов, и без центров власти, то есть государств, более того, мировое сообщество, в котором индивидуумы более не будут подвержены разделению труда. Скептицизм по отношению к этой

стр. 189

идее бесклассового общества - идее, составляющей суть марксизма, - представляет собой один из реальных водоразделов между буржуазной и марксистской историографией. Но обе _ они придерживаются тех же самых методологических принципов и могут разделять определенные технические приемы, такие, как структурный анализ, идеологическая критика, количественный анализ в социальной истории и даже экономический анализ" (стр. 66 - 67). Таково кредо Нольте.

Но марксисты никогда и не отрицали, что диалектико-материалистическое понимание исторического процесса рождалось в недрах буржуазного мира. Не спорят они и с тем, что есть много общего между ними и буржуазными авторами в использовании приемов исследования (в том числе и структурно- количественного), которые сами по себе не определяют характер теории и методологии истории и не ведут ни к марксизму, ни к буржуазному миропониманию. Нольте подвергает "респектабельной" критике то, что он называет "недоказуемой" стороной марксизма, а на самом деле то, что является его существом: диалектико-материалистическую философию, историко- материалистическую методологию, его революционную направленность. Он все это не воспринимает, хотя и готов в "несколько" измененном виде признать. Но, как известно, еще В. И. Левин указывал на "международное стремление теоретиков буржуазии убить марксизм "посредством мягкости", удушить посредством объятий, путем якобы признания "всех" "истинно научных" сторон и элементов марксизма, кроме "агитаторской", "демагогической", "бланкистско-утопической" стороны его. Другими словами, взять из марксизма все, что приемлемо для либеральной буржуазии, вплоть до борьбы за реформы, вплоть до классовой борьбы (без диктатуры пролетариата), вплоть до "общего" признания "социалистических идеалов" и смены капитализма "новым строем", и отбросить "только" живую душу марксизма, "только" его революционность" ¹ .

Нольте полагает, что его типично плюралистские рассуждения "неуязвимы" для критики. В действительности же формулы автора весьма уязвимы. Оказывается, буржуазная историография до сих пор не в состоянии дать научное определение классов. Получается, что в докапиталистических обществах классов не было - были лишь сословия, что "послеклассовое общество" (это социологическая абракадабра современной буржуазной науки) есть эквивалент бесклассового общества, что марксизм якобы признает примитивную до убожества "мысль" об "обществе без внутренних различий", об "отсутствии разделения труда", что смысл социальных революций - в ускорении наступления эры "простого человека". Поэтому говорить, что буржуазная и марксистская историографии "разделяют те же самые методологические принципы", - значит слишком высоко поднимать буржуазную, эклектическую в своей основе историческую науку. Критикуя эклектику, Ленин писал, что "подделка эклектизма под диалектику легче всего обманывает массы, дает кажущееся удовлетворение, якобы учитывает все стороны процесса, все тенденции развития, все противоречивые влияния и прочее, а на деле не дает никакого цельного и революционного понимания процесса общественного развития"² .

Нольте ведет полемический диалог не просто с марксизмом. Он подразделяет последний на "государственный" и "свободный" марксизм. Первый, как он утверждает, не имеет "критической дистанции по отношению к своему государству и правительству, которую мы находим у буржуазных ученых, даже у самых решительных представителей "буржуазных классовых интересов". Наоборот, свободный марксизм воплощает самую радикальную и тотальную форму критической дистанции и, следовательно, представляет собой самый чистый из всех возможных путь развития буржуазной науки. Тогда как свободный марксизм может играть исключительную стимулирующую и плодотворную роль в рамках буржуазного общества и науки, которые взращивают его, историография под крылом государственного марксизма - дисциплина без автономии и инициативы" (стр. 68). Прежде всего здесь бросается в глаза ценное и откровенно сформулированное призвание, что "свободный марксизм" есть категория буржуазной науки. Нольте готов даже похвалить марксизм, но с оговоркой, что это лишь ветвь буржуазной мысли. Фактически же его похвала относится лишь к "свободному" марксизму. "Государственный" же марксизм автор критикует и именно за то, что он уже не умещается в колыбели буржуазной мысли.

Показательно, что буржуазный историк вынужден признать ограниченность эклек-

¹ В. И. Ленин. ПСС. Т. 26, стр. 227.

² В. И. Ленин. ПСС. Т. 33, стр. 21.

стр. 190

тики как метода познания, о чем на Западе обычно не высказываются откровенно. Впрочем, будучи по своей сути эклектиком, он спешит поделить грехи и беды, так сказать, поровну между буржуазной и марксистской историографией. Призывая к сотрудничеству буржуазных и марксистских историков, Нольте предлагает историкам-марксистам отбросить свои принципы и принять основные методологические идеи буржуазной историографии. Но это означает, что историкам-марксистам предлагают отказаться от тех выводов, которые покоятся на историческом и историографическом опыте, особенно XX века. Общественная практика человечества убедительно доказала истинность и огромные возможности методологии истории, основанной на диалектико- материалистической гносеологии.

Нольте неодинок. Другой западногерманский историк, Ю. Кока, также готов признать определенную пользу исторического материализма, ибо последний "предлагает систему, которая позволяет концептуализировать как связь, так и автономию экономических, политически и идеологических процессов, избегая опасности остаться на уровне нетеоретической описательности и простого добавления". Но при этом он готов допустить исторический материализм лишь как одну из "конкурирующих теорий"³ . На XIV Международном конгрессе исторических наук при обсуждении доклада советских историков Кока выдвинул программу "институциовализации плюрализма", суть которой он раскрыл в ходе своих конкретно-исторических рассуждений о фашизме как результате недостаточности "социальной модернизации" Германии имперского и веймарского периодов. Сторонники подобной трактовки не дают истинного понимания фашизма, пытаясь опровергнуть марксистский вывод о том, что фашизм представляет собой наиболее оголтелую, реакционную и шовинистическую диктатуру крупного капитала, во имя интересов которого он и развязал вторую мировую войну.

Историки-марксисты готовы к диалогу с буржуазными историками. Но такой диалог требует в качестве обязательного условия адекватно представлять существо теории, методологии и концепций друг друга. Буржуазные же историки зачастую не только не хотят объективно оценить существо марксизма, но и извращают его основные положения.

Permanent link to this publication: