В 6-м номере "Русской речи" за 1998 год помещена статья В.Г. Долгушева "И мальчики кровавые в глазах..." - о знаменитой пушкинской строке из трагедии "Борис Годунов". Автор пишет, что многие воспринимают эти слова Пушкина буквально, считая, будто тут имеется в виду убитый по приказу Годунова царевич Димитрий. И задается резонным вопросом: "Но почему мальчики, а не мальчик?" Ответ таков: в конце XVIII - начале XIX веков в разговорной речи бытовал фразеологизм мальчики в глазах (бегают) в значении "рябит, зеленеет" (тут В.Г. Долгушев ссылается на "Толковый словарь живого великорусского языка" В.И. Даля). Затем он указывает, что этот фразеологический оборот (а также и другое сходное выражение уланчики в глазах бегают) приведен и у М.И. Михельсона в его сборнике образных слов и иносказаний "Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии".

В.Г. Долгушев разыскал и еще одно свидетельство широкой известности этого фразеологизма - анекдот о литераторе и гомерическом пьянице Ермиле Кострове (ок. 1750-1796 гг.). Мол, подвыпившего Кострова какой-то юнец спросил: "- Что, Ермил Иванович, у вас, кажется, мальчики в глазах? - И самые глупые, - отвечал Костров". И В.Г. Долгушев делает вывод, что этот расхожий в прошлом фразеологизм часто использовался применительно к состоянию опьянения, но "мог употребляться и в более широком смысле, при обозначении мелькания каких-то неясных пятен при плохом состоянии человека вообще" (ср.: в глазах помутилось, зелено в глазах, зелень в глазах заходила).

Пушкин использовал это выражение, придав ему дополнительный смысл: "Поскольку Борис Годунов все время думает о своем злодеянии, то это мельтешение приобретает в его глазах зловеще-кровавый оттенок". Кроме того, В.Г. Долгушев отмечает, что в "Словаре языка

стр. 112

Пушкина" допущена неточность и не выделена фразеологическая конструкция мальчики в глазах.

В общем, эти наблюдения вполне уместны и убедительны. Хотелось бы только сделать несколько дополнений.

И главное вот что: исследователями русской фразеологии уже неоднократно указывалось, что в этом случае Пушкин использовал народный фразеологизм. Кажется, первым, кто обратил на это внимание, был В.М. Мокиенко. В его статье "Вариантность фразеологии и проблема индивидуально-авторских фразеологических единиц" в числе нескольких конкретных примеров разбирается и такое пушкинское выражение (Современная русская лексикография. 1977. Л., 1979). Об этом идет речь и в его учебном пособии "Славянская фразеология" (М., 1980). Вскоре в том же ежегоднике, где ранее вышла статья Мокиенко, была опубликована работа Ю.С. Сорокина "И мальчики кровавые в глазах..." (Фразеолого-стилистический комментарий к пушкинской строке // Современная русская лексикография. 1981. Л., 1983) - правда, без ссылки на сделанные В.М. Мокиенко наблюдения. Наконец, недавно вышли два основательных фразеологических справочника, в которых отражена предыстория пушкинского крылатого выражения: Мокиенко В.М., Сидоренко К.П. "Словарь крылатых выражений Пушкина" (СПб., 1999); Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. "Словарь русской фразеологии: Историко-этимологический справочник: (СПб., 1998).

В Толковом словаре В.И. Даля действительно приводится фразеологический оборот мальчики в глазах - то есть "рябит, зеленеет" (Т. II). А еще в Толковом словаре можно найти и такое: "Иванчики кур. мн. человечки, мальчики в глазах, отражение в глазе окна и людей, или мушки. У тебя иванчики скачут, тебе померещилось" (Т. II); "Углан-чики в глазах бегают, мальчики, мухи; пестрит, темнит" (Т. IV).

М.И. Михельсон, готовя свой справочник, как известно, во многом основывался на материалах Даля. Запись Михельсона: "Мальчики в глазах (иноск.) рябит, зеленеет" и приводится помета: "См. Уланчики в глазах бегают" (Т. 1. Здесь используется3-е, двухтомное издание справочника Михельсона, вышедшее в 1902- 1903 гг., оно еще раз было напечатано репринтным способом в Москве в 1994 г. с предисловием и комментариями В.М. Мокиенко). Далее у Михельсона: "Угланчики в глазах бегают (иноск.) рябит, пестрит (Волог. Пятск. Пермск. Каз.)" (Т. 2). Эта запись тоже основана на материалах Даля, свидетельством чему служит сделанная Михельсоном помета о местах распространения этого выражения. У Даля читаем: "Углан... влгд. вят. прм. каз. парень, малый, подросток, бороноволок; болван, повеса, шалун, баловник; неуклюжий толстяк? нелюдим? сиб. Угланчики в глазах бегают, мальчики, мухи; пестрит, темнит" (т. IV). Попутно отметим очевидную опечатку в издании Михельсона, не замеченную ни им самим, ни при

стр. 113

современной перепечатке: вместо нелепого "Пятск." надо - "Вятск.". Кроме того, если судить только по тексту Михельсона, то получается, будто фразеологический оборот угланчики в глазах бегают встречался на обширной территории Русского Севера, Предуралья и Поволжья. На самом же деле, у Даля соответствующие пометы относились лишь к слову углан, а фразеологизм о бегающих угланчиках встречался Далю в Сибири. Видимо, слово уланчики у Михельсона - еще одна опечатка (и тогда она, получается, тоже не была им замечена и не была упомянута в "Списке опечаток и поправок"). Ведь и в отдельной словарной статье, и в указателе к справочнику Михельсон дает правильный вариант этого слова - угланчики. Так что не следует считать, будто Михельсону был известен этот фразеологизм с маловразумительным уланчики (именно так говорится у Сорокина и Долгушева).

Слово угланчик, как установлено, - тюркского происхождения и означает "мальчик". Причем Мокиенко отмечал, что выражение мальчики в глазах - псковское. Выходит, что оно встречалось как раз в пушкинских местах.

И Мокиенко, и Сорокин, объясняя эти и прочие подобные народные фразеологизмы, указывали, что во многих языках одним и тем же словом называют глазной зрачок и человечка, ребенка, куклу. Кроме того, согласно и Мокиенко, и Сорокину, слово кровавый в пушкинской строке едва ли может быть понято как "окровавленный", здесь имеется в виду красный цвет, цвет крови (хотя у Пушкина присутствует и намек на убиенного царевича). Наконец, и Мокиенко, и Сорокин заметили, что слово мальчик родилось в сфере народной речи, и только с XVIII века оно постепенно начало проникать в книжный обиход, все еще сохраняя "низовую" стилистику. Так что при Годунове царевича назвали бы не мальчиком, а отроком. Неточность "Словаря языка Пушкина" в связи с этим крылатым выражением тоже уже была отмечена Мокиенко и Сорокиным.

Интересно, что тема "кровавых мальчиков" в глазах заводит нас в несколько неожиданную область давних простонародных поверий. Вот об этом сейчас и пойдет речь.

Согласно народному убеждению, занимавшихся злым чародейством колдунов и ведьм можно было распознать по их глазам. Исследовательница-этнограф Н.А. Никитина, обобщая народные представления, заключает: у колдунов "необычные глаза" (Никитина Н.А. К вопросу о русских колдунах // Сб. Музея антропологии и этнографии. Л., 1928. Т. 7). Еще бы, ведь эти кознодеи могли сглазить - то есть навести порчу опасным своим взглядом. По словам писателя и этнографа С.В. Максимова, "сильному колдуну довольно взглянуть своим недобрым косым взглядом, чтобы заставить чахнуть" (Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903). Другой знаток народного быта Г. Попов писал: "По мнению некоторых егорьевских крестьян (Рязанск.

стр. 114

г.), есть такие колдуны, которые одним взглядом могут иссушить человека или свести его с ума. Такого же мнения придерживаются и дорогобужские крестьяне (Смоленск, г.), допуская, что люди худеют и заболевают от одного взгляда колдуна. "Стоит только колдуну моргнуть своим глазом на человека, и последний тотчас же почувствует себя дурно", - так думают и многие грязовецко-вологодские крестьяне" (Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903).

Самых опасных колдунов с особо ядовитым взором в Орловской губернии называли виритниками: "По народному мнению, если вирит-ник рассердится на целую деревню и пожелает ее извести, то может в течение одного месяца истребить всю, со всем скотом и всей живущей в ней тварью. Даже птицы, которые в это время будут пролетать через деревню, и те попадают на землю мертвыми: вот какова сила ядовитого взгляда виритника" (Там же). Рассказывали, что во Владимирской губернии жил человек по имени Ермак. Решив сделаться чародеем, он продал душу дьяволу, написав в том расписку своей кровью. И тогда дьявол вынул у Ермака глаза и вставил ему другие: "Теперь иди и порти, кого знаешь" (Новичкова Т.А. Русский демонологический словарь. СПб., 1995).

Такой вот вывернутый наизнанку сюжет библейско-пушкинского "Пророка". Наверное, потому и нередкое наказание таким злодеям -выбить им глаз. Это можно сделать, например, так: "Вот придет кто к бабке, она бросит в стакан с водой кольцо обручальное, наговорит, и в воде видно того, кто порчу наслал. Бабка та говорит: "Хочешь, торкай ей в глаз!" Придешь, она без глаза будет" (Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. СПб., 1996).

Необычность глаз колдуна в том, к примеру, что они или выпученные, или напротив, глубоко посаженные, настороженно выглядывающие из-под густых, часто сросшихся, бровей. Либо же колдовские очи смотрят как-то особенно пронзительно - аж мурашки по спине. Нередко это очи черные. В народе говорили, что у колдунов "глаза дикие", что они "пылают хищным огнем, как у кровожадных животных" (Никитина. Указ. соч.). Люди замечали, что колдуны и ведьмы, как правило, стараются не смотреть собеседнику прямо в лицо, отворачивают взгляд, глядят косо, исподлобья. Прямого взгляда себе в глаза они не любят: "... При споре или ссоре с колдуном следует плюнуть ему в лицо и смотреть в глаза: тогда он на время лишается своей силы" (Попов. Указ. соч. Прим. 1).

Максимов писал, что колдуны, дескать, "ходят всегда насупившись, не поднимая глаз и устрашая тем взглядом изподлобья, который называется "волчьим взглядьем"". В другом месте своей книги Максимов упомянул "косой медвежий взгляд", которым стращает людей колдун (Максимов. Указ. соч.).

По Далю, "коситься на кого, глядеть косо, с неудовольствием,

стр. 115

враждебно"; "косой взгляд, изподлобья, как знак недоверия, неудовольствия"; "быть на косых, невладах"; "кос, как Соловей-разбойник, который одним глазом на Киев, другим на Чернигов глядел"; косогорить -"строить козни"; косогориться - "подымать нос, важничать"; а еще косой - это "враждебный" и даже (как существительное) - "враг, дьявол" (Даль. Указ. соч. Т. II). На отрицательную семантику косого взгляда, который противоположен ясному, открытому, честному прямому взгляду, повлияли и архаические представления о том, что прямое - это хорошее, а кривое - плохое (ср. правда и кривда).

Между прочим, одна из разновидностей насылаемой колдунами и ведьмами порчи называлась прикосом, а еще прикосом или прикосной молитвой именовали заговор на удачу охотнику или рыболову. Учеными давно замечено, что святой Касьян, календарный день которого - 29 февраля - бывает только в високосный год, судя по народным поверьям, воспринимался как колдун со злым, косым глазом. Этого-то грозного святого воронежские крестьяне поминали с опасливым уважением еще и в четверг на Троицкой неделе, чтобы он их "не перекосил" (Даль. Указ. соч. Т. I).

Колдуны и ведьмы - это существа, живущие среди обычных людей, но приобщенные к миру потустороннему. А всякий, кто связан с "тем светом" - и мертвец, и инфернальный мифологический персонаж (вроде гоголевского Вия), - обладает особым зрением. По словам изучавшего этот вопрос Н.И. Толстого, "тема зрения и глаз покойников непосредственно связана с темой видения и невидения иного мира, видения и невидения представителей этого мира..." (Толстой Н.И. Язык и народная культура. М., 1995). Б.А. Успенский предположил, что божба- самопроклятие "Лопни мои глаза!" в древности определенно была связана с мифологическими персонажами, имевшими отношение к потустороннему, "нижнему" миру, с так называемыми противниками Громовержца - Волосом или Мокошью (Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982). По южнославянским поверьям, глаза лопались у покойника в могиле на 40-й день (Славянские древности: Этнолингвистический словарь. Т. I. М., 1995). А колдун Ермак, перепортивший множество народу своими дьявольскими очами, помер такой вот злою смертью: он принял раскаленные угли в печи за золото, влез в печь и сгорел. Вытащили его - да уж поздно: "он черный, как уголь, глаза лопнули" (Новичкова. Указ. соч.).

Иногда люди говорили, что "колдун имеет мутный взгляд" (Забылин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1880), что у него "взгляд какой-то мутный" (Никитина. Указ. соч.). Эта муть обычно отсвечивала красноватым оттенком: "белорусы узнают колдунов по красным глазам" (Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991); ведьма, дескать, "выдает себя необычным

стр. 116

взглядом: у нее покрасневшие, воспаленные глаза..." (Славянские древности). В покрасневших глазах колдунов и ведьм суеверные люди замечали отблески огня - должно быть, адского: "глаза часто горят, как огонь" (Русское колдовство, ведовство, знахарство: Сборник. СПб., 1994); в глазах у них мелькают "огненные струйки" (Новичкова. Указ. соч.). "У кого струйки в глазах, у тово не учись", - рассказывал крестьянин И.А. Коптяев. Дескать, пьяный мужик предложил ему как- то раз:

"Хочеш, я тебя словам научу?" [заговорным, колдовским словам. -В. К.}. "Я посмотрел: в глазах эдаки струи. Я и сам знаю, потом спросил, что этот за человек...". Опасения подтвердились: тот мужик и впрямь, как ему сказали, - нехороший и с нехорошим знается, они, де, "ветрены мельницы" строят (Русское колдовство...).

Иногда говорили, что "если смотреть в глаза колдуну, то в зрачках у них отражаются люди вверх ногами"; что у ведьмы и ведьмака в глазах "ангели кверху ногами сдаются", то есть кажутся (Русское колдовство...). Возможно, эта перевернутость отражения в колдовских зрачках объясняется тем, что чародеи считались приобщенными к потустороннему миру, в котором, по сравнению с нашим белым светом, все наоборот, навыворот, наизнанку, все переиначено, как в зеркальном отражении. Кстати, обычным трюком колдунов было переворачивать человека вверх ногами и удерживать его так некоторое время. Вот шел как-то раз в сенокосную пору вятский коновал Ефим с напарником, а мужик, что огород городил, возьми да и скажи им с укоризной: "Видишь, легостаи какие! Люди сенокосят, а вы шляетесь". И произошло вот что: "Ефим прочитал что-то [то есть пробормотал. - В. К.] - мужик кверху ногами и прилип спиной к огороду, заорал". Ефим потом отпустил его. Такие вот "непростые", "знающие" люди бывают коновалы (Вятский фольклор: Мифология. Котельнич, 1996).

Бывало и так, что два колдуна устраивали состязание в чародействе. Обычно это случалось на свадьбах. Одного приглашали нарочно, чтобы он, задобренный угощением и всеобщей предупредительностью, охранял молодых и гостей от козней прочих колуднов, стремившихся свадьбу "испортить". Тогда тот, чье колдовство оказывалось "сильнее", мог "подвесить" соперника. Происходило это, например, так:

""Ну, - говорит другой, - теперь ты от меня выпей". Тот рюмку только выпил, как раз его к окну и к потолку ногами подвесило. Подвесило к потолку ногами, вот так лягается и кричит: "Мне тяжело, сними меня, я не могу больше"" (Мифологические рассказы...). А в весенний праздник Благовещенья можно было (при соблюдении некоторых особых условий) видеть, как "нечистая сила проветривает колдунов, висящих в воздухе вниз головой" (Сахаров И.П. Сказания русского народа:

Русское народное чернокнижие. Русские народные игры, загадки, присловья и притчи. СПб., 1885).

Итак, у колдунов мутные, воспаленные, красные глаза. Что ж, оно и

стр. 117

неудивительно. В рассказе Коптяева речь шла о пьяном колдуне, у которого в глазах мелькали "эдаки струи". Колдун и вправду, по народному убеждению "всегда любит выпить" (Забылин. Указ. соч.), да и козни свои обычно строит не иначе как хлебнув горячительного. Вот две записи, сделанные в Вятском крае совсем недавно, но связь колдовства (уже вполне курьезного) с выпивкой и в них очевидна.

"У его деда была бутылка, и он говорил, что в ней двенадцать чертей. Он говорил знакомым: "ставьте четверть самогона, а я вам чертей покажу". И действительно, черти на столе плясали" (Вятский фольклор); "Мужики пьяные как-то собрались, нализались, заспорили. Один говорит: "- Хошь, покажу лешего?" Только сказать успел, окна, двери, голбец - все открылось, и вихрь по избе прошел, все попереворачивал, посваливал" (Там же).

В этаких-то, необычного вида, красноватых глазищах то ли вообще не бывало отражения, то ли отражение виделось двойным или же перевернутым. Вот мнение крестьян Владимирской губернии: "По внешнему виду колдун не отличается от обыкновенных людей, лишь в зрачках у него не отражаются предметы внешнего мира (бабы называют глаза колдуна пустыми, "без мальчиков")" (Быт великорусских крестьян-землепашцев). Итак, глаза колдунов могут быть без мальчиков.

У колдуна бывали сверхъестественные помощники в его злых делах. Они совсем не могли сидеть без работы, хотя бы и бессмысленной. Иначе они начинали терзать самого колдуна. Тому приходилось беспрестанно задавать им работу, которую они молниеносно исполняли. Поэтому и дела им колдун подбирал с умыслом: песок считать, водоемы перемеривать, пеньки в лесу или же ветви на высоких деревьях считать. Если ветви крестом, если дерево с молитвой рублено - собьются со счета и начинают сызнова. В уже цитированном рассказе Коптяева речь шла о ветряных мельницах - это тоже одно из таких заданий. У ветряка ведь крылья крест-накрест: "станут у мельницы вершину класть - у них все и разлетится" (Русское колдовство...).

Посторонние люди, случалось, видели вместо помощников колдуна каких-то мелких животных либо палочки да соломинки, и одному только колдуну они являлись в подлинном обличье. М. Забылин писал об этом так: "Говорят, что демоны, прислуживающие человеку и подпавшие ему под власть, не имеют вида сатиров, какими их малюют на лубочных картинах, или черных муринов, страшных эфиопов, но что они представляются колдуну в виде маленьких человечков" (Забылин. Указ. соч.). Назывались они по-разному. Простые крестьяне говорили о чертях, бесах, нечистой силе. Иногда на Русском Севере их называли маленькими, сотрудниками, солдатиками, шишками (Мифологические рассказы...). А сами колдуны именовали их так: они, мальчики, товарищи, хохлики (Никитина. Указ. соч.). Среди этих наименований есть и просто диалектные названия чертей и прочей нечисти, а есть и

стр. 118

слова, указывающие на небольшие размеры этих помощников. Получается, что у колдунов могло не быть мальчиков в глазах, зато при них роились и кишели этакие вот бесенята - "маленькие", или "мальчики".

По верному замечанию Долгушева, выражение мальчики в глазах можно поставить в один синонимический ряд с идиомами до зеленого эмия, до чертиков, до белой горячки, чертей мешком ловить. Антонимом к этим фразеологизмам является выражение ни в одном глазу (глазе). Так что черти, которые видятся пьяному, и чертики-мальчики в его глазах - явно одной породы. Вот характерный пример - из рассказа Олега Ларина "Блудное лето": "Я внимательно приглядываюсь к старику. Может, он под мухой? Глаза его прячутся в складках морщин, в зарослях густых бровей, а на самом дне, в выцветшей голубой прорези, прыгают шальные черти". И вид у него внушительный: он с длинной ухоженной бородой, "похож на Льва Толстого и атамана-разбойника одновременно". Он, правда, не "знающий" коновал, как уже упоминавшийся герой вятской былички, но тоже сельский специалист - техник-осеменитель. Спустя минуту все открылось: "...Он же пьян, вусмерть, до синевы пьян; меня обдает убойным многосуточным перегаром" (Новый мир. 1998. N 12). В современной речи чертики прыгают не в одних лишь пьяных глазах, а еще и в глазах лукавых, смеющихся:

"Где-то прячутся бесы - в уголках этих доверчивых глаз" (Аннинский Л. Аскар // Дружба народов. 1998. N 12).

Максимов в своей книге приводил подробный рассказ о колдуне жителя Пензенской губернии И. Каблукова. У отца рассказчика уворовали деньги. Люди посоветовали обратиться за помощью к колдуну из соседней деревни. Пришли. "Помолились мы Богу, говорим: "здорово живете!" А он на нас, как пугливая лошадь, покосился..." Колдун тогда лечил какого-то мальчишку - ворожил над горшком с водой, плюя и бормоча. "...И начало его корчить да передергивать. А вода та в горшке так и ходит, так и плещет, а ему харю-то так и косит". Потом отец начал упрашивать колдуна помочь в розыске пропавших денег. Тот сперва ломался, а после сказал: "Ну, ладно, разыщем, только не скупись". "Отец вынул из кармана полштоф на стол. Колдун взял, глотнул прямо из горла раза три...". Приготовил он все, что для ворожбы нужно, сцепил зубами две восковые свечи "и как перекосится - я чуть не убежал!" "А колдун тем временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк, скрежещет. А рыло-то страшное. Глаза кровью налились, и ну кричать: "согни его судорогой, вверх тормашками, вверх ногами! Переверни его!.."". Затем сунулся он головой в печь, - только ноги одни остались, и ну, мычать там, как корова ревет" (Максимов. Указ. соч. Выделено мною. - В.К.).

В этом колоритном описании сведено много характерных подробностей: колдун косится на пришедших, и при чародействе его тоже перекашивает; перед ворожбой он выпивает; его глаза наливаются

стр. 119

кровью; его угроза - перевернуть вора вверх ногами; и даже в своем хорошо поставленном экстазе он в печь лезет, подобно другому колдуну -Ермаку (разве что печь у него, надо полагать, остывшая). А глаза у него кровью наливались и от спиртного, и от надсады, от крика. Точно так же живописует в чем-то сходную ситуацию современный автор A.M. Покровский в своей книге рассказов "...Расстрелять!" (СПб., 1998). Старый адмирал и горький пьяница по прозвищу Джон - вырви глаз (иначе - просто Петрович) устроил разнос заму-политруку, который решил было бороться с пьянством на корабле: "Зам подошел и представился. Петрович посмотрел на него снизу вверх мутным взглядом (...)- Так! - сказал Петрович, и глаза его стали наливаться дурной кровью (...) В конце беседы Петрович совсем покраснел, раздулся, как шланг, да как заорет ...". Орал он, между прочим, и такое: "Ты в глаза мне смотри!.. Вечером Петровичу налили. Петрович выпил и стал - душа-человек".

В приводимых свидетельствах говорится то об особенностях глаз колдунов и ведьм, то о таких же особенностях их зрачков. В 6-м номере "Русской речи" за 1992 год была помещена заметка Э.Д. Головиной "Светлые, серые, зеленые, голубые... зрачки". Головина обратила внимание на то, что во многих литературных произведениях - от С. Аксакова до Ф. Горенштейна - встречается слово зрачок в необычном и новом значении, которое не отмечено толковыми словарями: "радужная оболочка, радужка" глаза. В этом же номере журнала была напечатана ответная реплика А.Ф. Журавлева. Он резонно заметил, что вряд ли такое значение слова "зрачок" можно считать новым. В целом же суть его ответа сводилась к тому, что описание семантики слова в толковых словарях всегда бывает поневоле упрощенным. Журавлев все же соглашался, что в словарях следовало бы указывать определение слова зрачок так: глазное "отверстие вместе с окаймляющей его радужкой". Наблюдения Головиной и объяснения Журавлева были опубликованы под общим заголовком "Два взгляда на одну проблему". Можно уточнить: картина открывается двум этим взглядам одна и та же, разве что высвечивается она глубже и стереоскопичнее. Вывод, очевидно, таков:

существительное зрачок, однокоренное со словами, имеющими отношение к смотрению, глядению (зрак, зреть, зрение), в живой русской речи издавна означало и орган зрения целиком, то есть весь глаз. Народные свидетельства о колдовских очах подтверждают этот вывод.

Итак, Борис Годунов у Пушкина говорит о страданиях человека с нечистой совестью. Такой человек будто пьян или болен - мальчики кровавого цвета мельтешат у него перед глазами. Но красные очи либо же перевернутые мальчики в очах бывали, как выясняется, и у чародеев. В XVI-XVII веках ворожба и чародейство на Руси были очень распространены. Причем колдуны и ведьмы нередко обнаруживались в царевом окружении. Обвинения в колдовстве, расправы с колдунами

стр. 120

и с теми, кому они служили, случались постоянно. При Борисе Годунове известно несколько таких случаев. Говорили, что возвышение Годунова при царе Федоре Ивановиче было обеспечено тем, что он по разным городам собирал волхвов и кудесников, и их "волшебством и прелестию сотвори, яко и сам царь Федор Иванович вельми любляше его". Волхвы же, дескать, предсказали ему также, что и он тоже будет царствовать - правда, только семь лет.

Когда в Угличе случилась гибель царевича Димитрия, и началось следствие по этому делу, то в числе прочих свидетельств было записано и такое: мол, к царице Марье, матери Димитрия, хаживала "для потехи" юродивая женка. После гибели царевича Марья велела ту женку разыскать и убить - за то, что та, дескать, царевича "портила" (то есть вредила ему своим колдовством). Женка эта жила при дьяке Битяговском, которого в день гибели царевича родственники Марьи Нагие, подстрекая чернь, убили (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1869. Т. 3). Битяговский перед смертью говорил, что гибнет оттого, что он мешал Михаилу Нагому добывать вещунов и вещуний "к царевичу Димитрию". А еще, дескать, у Нагих жил ведун Мочалов, который по их просьбе ворожил, сколько еще жить государю и государыне. Этого Мочалова сыскали и, заковав, отправили в Москву (Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992). Такое вот причудливое сплетение политического и магического.

У царевича Димитрия постоянно случались бурные эпилептические припадки с корчами и судорогами, во время которых он буйствовал, катался по полу, сильно кусал за руки унимавших его людей. Его болезнь называли "падучей" или "черным недугом". Весьма авторитетные историки полагают, будто никакого умышленного убийства не было, а царевич при очередном сильном припадке сам задел себя за горло острым ножом, которым он играл тогда во дворе. Выходит, что болезнь царевича могла восприниматься его близкими как "насланная" - то есть как результат злого колдовства. Но, конечно, едва ли из всего этого следует, что Пушкин непременно знал народные поверья про колдовские очи и словами о кровавых мальчиках в глазах Бориса Годунова намекал на его колдовские, дьявольские козни.

Киров

Permanent link to this publication: