Историография русско-кавказских отношений едва ли не самое интересное и противоречивое интеллектуальное пространство отечественной исторической науки. Поэтому совершенно не случайно появление в последние годы ряда обстоятельных работ, посвященных данной проблематике. Среди них необходимо отметить труды В.В. Дегоева [Дегоев, 2001], В.А. Шнирельмана [Шнирельман, 2003, 2006], П.А. Кузьминова [Кузьминов, 2009], М.Е. Колесниковой [Колесникова, 2011].

Зачастую на развитие кавказоведческой историографии огромное влияние оказывали политика и идеология. История народов Северного Кавказа оставила кровоточащие раны в исторической памяти, которые чувствуются и по сей день. Для адыгов это период окончания Кавказской войны и мухаджирство, для репрессированных народов - трагедия депортации. Эти сюжеты уже давно обросли наростом злокачественной полемики, которая есть не что иное, как паразитарная форма дискуссии, цель которой не приблизиться к истине, а обеспечить триумф "справедливого " дела. Однако "Кавказская война историографиǔ" не ограничивается только этими темами (хотя наиболее концентрированное выражение она находит именно в них). Одной из дискуссий второго плана стал вопрос об истоках и создателях системы кавказского военно-народного управления.

Ключевые слова: Кавказ, военно-народное управление, Российская империя, А.И. Барятинский, М.С. Воронцов.

Система военно-народного управления основывалась на сочетании традиций горского самоуправления и судопроизводства с принципами единоначалия и контроля со стороны офицеров русской армии, стоявших во главе администрации. Военно-народному управлению суждено было стать одним из самых удачных административных нововведений на Кавказе. В Дагестане военно-народное управление, введенное в 1858 г., просуществовало до 1917 г. и принесло благотворные результаты: "Возрождение самоуправления в рамках военно-народного управления привело к консолидации дагестанского общества, дальнейшему подъему экономики и культуры народов Дагестана. Именно период после Кавказской войны отмечен стремительным подъемом ремесел, художественных культур и литературы. Возможно, в этой цепи возрожденное самоуправление в его новой модификации сыграло особенную роль в дагестанском феномене возрождения" [Агларов, 2003, с. 20].

В современной историографии можно выделить два подхода в отношении истории создания и введения военно-народного управления на Кавказе.

Согласно первому из них военно-народное управление было введено главнокомандующим русской армии на Кавказской линии, в Грузии и Дагестане И.В. Гудовичем

в 1806 г. на территории Кубинского ханства [Семенов, 1997, с. 92]. Данная позиция получила широкое распространение и поддержку со стороны авторитетных исследователей [Бобровников, 2002, с. 152-153]. Впоследствии эта концепция претерпела изменения. В ее модифицированном варианте опыт таких кавказских главнокомандующих, как И.В. Гудович и А.П. Ермолов, содержал в себе первую пробу введения на Кавказе методов управления, которые в деятельности Кавказского наместника А.И. Барятинского (1856-1862) получили развитие и оформились в систему военно-народного управления [Северный Кавказ..., 2007, с. 191].

Но вскоре и это положение было скорректировано: теперь создателем рассматриваемой системы управления стал единолично выступать князь А.И. Барятинский. В одной из последних своих работ, посвященной выявлению общего и особенного в практиках управления российским Кавказом и французским Алжиром, отечественный кавказовед и востоковед В.О. Бобровников отмечает: "Создателем военно-народного управления был наместник кавказский князь А.И. Барятинский (1856-1862). В период его недолгого правления были разработаны основные принципы военно-народного управления" [Бобровников, 2010, с. 184].

Другой подход представлен в исторической литературе не столь заметно, при этом он основывается на совершенно иных положениях. Создателем системы военнонародного управления здесь выступает Кавказский наместник князь М.С. Воронцов (1844-1854) [Кобахидзе, 2009; Сотников, 2009], который "первым пришел к осмыслению того, что сложившийся веками общественный строй, непростые сословные связи, запутанность поземельных отношений, применение в судопроизводстве адата и шариата, и их полное несоответствие российским законам, - все это есть причины, которые вызвали необходимость привлечь местное население к управлению, т.е. внедрить в ткань повседневной жизни особую систему народного представительства" [Сотников, 2008, с. 6].

Согласно первому из выделенных здесь исследовательских подходов, основанием к мнению о И.В. Гудовиче как о создателе (или одном из создателей) системы военнонародного управления служит факт проведенной им замены во главе Кубинского ханства неблагонадежного Шейх-Али-хана лояльным беком Хаджи-беком, получившим при этом "повышении" звание наиба. Однако мне представляется, что назначить на место хана-мятежника одного из беков имперскую администрацию вынудила несговорчивость самого Шейх-Али-хана, а не какие-то соображения относительно фундаментального усовершенствования местного управления. Очень скоро стало ясно, что поставленный вместо хана наиб Хаджи-бек "по большей части живет в деревне, и никакой силы не имеет в народе, что все подтверждают и кубинцы приезжающие в Баку по своим надобностям" [АКАК, 1869, с. 397]. И.В. Гудович не вводил никакого принципиально нового управления, граф просто заменил мятежного владетеля лояльным, но не имеющим реальной власти беком. Получение Хаджи-беком должности наиба, по сути, не имеет ничего общего с разделением территорий Северного Кавказа в 1858 г. на округа и наибства.

Более того, И.В. Гудович отнюдь не собирался раз и навсегда покончить с ханской властью в Кубе. Введение должности наиба не было стратегическим решением, а диктовалось исключительно нуждами текущего момента. Главнокомандующий пытался проводить политику, при которой Шейх-Али-хан смог бы вернуться к управлению Кубинским ханством, но при условии безоговорочного признания верховной власти российского самодержца. Последнее нетрудно заметить на примере предписания И.В. Гудовича одному из подчиненных, в котором сказано: "...Ших-Али (так в тексте. - А.У.) продолжайте ласкать, а между тем и держите онаго в неизвестности, дабы тем надежнее обратить его к верности и усердию для российского правления; не упускайте случаев уверять его, что владение его уже никогда из наших рук не выйдет, а потому ос-

тавил бы он уповать на персиян и сноситься с ними, а во всем вспомоществовал бы нашим пользам. Сим единственным средством он найдет во мне своего ходатая пред всемилостивейшим монархом, но прежде он не может достигнуть ханства Кубинского пока не придет ко мне, ибо на таковое важное достоинство должен он присягу принять в присутствии моем..." [АКАК, 1869, с. 397].

Как известно, одной из главных целей введения военно-народного управления было преодоление административной неразберихи путем унификации и единообразия управленческой деятельности. Действиями И.В. Гудовича двигали иные мотивы, смыслом которых было обеспечение лояльности ханской аристократической верхушки. Весьма показательно, что в записках о своей службе [Кавказская война..., 2002, с. 55-88] граф И.В. Гудович не находит места для упоминания о своих административных нововведениях в Кубинском ханстве. Между тем, бесспорно, что, если И.В. Гудовичу действительно приходилось бы вводить на Кавказе какую-то новую административную систему, он как человек честолюбивый не преминул бы напомнить об этом потомкам.

Опыт косвенного управления кавказскими территориями, заключавшийся в привлечении покорной местной знати к службе во благо империи под контролем русского офицера или чиновника, введении судопроизводства на основе местных правовых традиций являлся одним из источников формирования концепции военно-народного управления. В исторической литературе практику косвенного управления на Кавказе определяют временем 1806-1827 гг. и связывают в основном с именами И.В. Гудовича и А.П. Ермолова [Северный Кавказ..., 2007, с. 191]. Однако для формирования принципов управления, затем легших в основу системы военно-народного управления, едва ли меньшее значение имеет период деятельности на Кавказе П.Д. Цицианова (1802-1806).

Павла Дмитриевича иногда относят к числу деятелей, называемых "колониалистами", которые полагали, что "окраины это колонии и не следует делать из них часть России" [Щербина, 1997, с. 55]. Тем не менее во Всеподданнейшем рапорте от 23 марта 1804 г. князь П.Д. Цицианов, касаясь положения в Кабарде, предлагал преобразовать должность пристава в должность начальника и изменить наименование "Кабардинский народ" на "Кабардинскую область", так как, по его мнению, название кабардинский народ "само собою напоминает им (кабардинцам. - А. У.), что оный есть как будто отдельное тело от Российской империи..." [АКАК, 1868, с. 953]. Одновременно П.Д. Цицианов настаивал на замене гражданского чиновника военным в качестве представителя имперской администрации. Как известно, с введением системы военно-народного управления именно в руках офицеров русской армии была сосредоточена административная власть на местах.

В 1839 г. командующим войсками на Кавказской и Черноморских линиях П.Х. Граббе (1839-1843) составил "Проект положения об управлении мирными горскими племенами" [Архив КБИГИ, л. 2]. Для нас представляет интерес тот факт, что в этом документе было предложено новое административно-территориальное деление всей (подвластной империи) территории Северного Кавказа. При этом в качестве административных единиц выделялись приставства, а внутри них - округа [Архив КБИГИ, л. 3-10]. Отдельно обращалось внимание на необходимость учитывать в отношении местных народов "степень их покорности русскому правительству, степень развития у них гражданского устройства, их обычаи, взаимные их сношения и вообще местные обстоятельства" [Архив КБИГИ, л. 2].

Проект П.Х. Граббе не был реализован, но именно в его духе были выдержаны и последующие преобразовательные планы, исходившие из среды опытных кавказских военных и чиновников. К 1842 г. относится "Очерк плана покорения кавказских горских народов" генерал-майора М.Ф. Кудашева [Кавказ..., 2005, с. 144-153]. В главе,

посвященной преобразованию управления на Кавказе, М.Ф. Кудашев выделил основные принципы, в соответствии с которыми должна быть устроена местная администрация: "Им (горцам. - А. У.) нужно управление твердое, но справедливое, с примесью природных своих обычаев, когда эти обычаи не противуречат нравственности и благодетельным видам правительства" [Кавказ..., 2005, с. 151].

Уже к началу 1840-х гг. многие представители имперской администрации на Кавказе были уверены в том, что административное реформирование в крае невозможно без интеграции с местными социальными и управленческими практиками, построенными на традиции и обычном праве. Накопление сведений об особенностях социально-политической организации и хозяйственного уклада горцев Северного Кавказа являлось немаловажным фактором в поиске оптимальной модели управления южной окраиной империи.

Эту масштабную работу продолжил первый Кавказский наместник М.С. Воронцов, принявший эту должность в 1844 г. М.С. Воронцов служил на Кавказе еще иод началом П.Д. Цицианова, с которым состоял в дружественной переписке [Архив князя Воронцова, 1890, с. 3-28]. Кавказ не был для М.С. Воронцова чем-то абсолютно новым и неведомым. Неубедительно выглядят утверждения о том, что наместник не знал и не учитывал кавказскую специфику [Ганич, 2008, с. 110]. Знаменитый ученик "летописца Кавказской войны" В.А. Потто С.С. Эсадзе так охарактеризовал "программу" Кавказского наместника: "Князь Воронцов хорошо понимал, что главный интерес России - связать разноплеменной край с империей; эта же связь могла быть прочной, если вся система управления имела бы целью разобраться во всех условиях народной жизни" [Эсадзе, 1907, с. 89].

М.С. Воронцов был убежденным сторонником того, чтобы система управления Кавказом разрабатывалась непосредственно в крае, местными чиновниками и военными. Только так можно было избежать повторения истории с катастрофическими преобразованиями сенатора П.В. Гана в Закавказье (1841-1842), смысл которых заключался в нехитрой операции применения к Кавказу общеимперских управленческих шаблонов. В черновых письмах М.С. Воронцова к его доверенному лицу B.C. Сафонову мы можем прочитать: "Предположение - заняться в Петербурге преобразованием теперешнего порядка гражданских дел у нас весьма меня пугает; они сделают ералаш" [Архив князя Воронцова, 1892, с. 410].

Деятельность Михаила Семеновича в должности Кавказского наместника создавала традиции самостоятельности и независимости кавказской администрации от петербургской бюрократии. Свои политические и административные идеи М.С. Воронцов, получивший образование в Великобритании, черпал из английского опыта организации управления Индией и взглядов английских интеллектуалов-"ориенталистов", которые в это время были широко представлены в парламентских дебатах [Ткаченко, 2009, с. 156]. Однако при разработке планов по административному устройству южной окраины внимательно изучался не только английский опыт управления Индией, но и французский - Алжиром.

1 мая 1845 г. генерал барон А.Ф. Гревениц отправил управляющему делами Кавказского комитета В.П. Буткову письмо и номер французского журнала "Moniteur universel", в котором была помещена статья о французской административной системе в Алжире [РГИА, л. 1]. По поручению В.П. Буткова данные материалы были переведены на русский язык и доставлены императору Николаю I. Заметим, что кроме перевода для государя был подготовлен и специальный сравнительный обзор управления на Кавказе и в Алжире [РГИА, л. 92]. Документ содержит пометку, которая гласит: "Государь император изволил читать" [РГИА, л. 92]. Ознакомившись с подготовленными для него материалами, император поручил председателю Кавказского комитета А.И. Чернышеву передать их Кавказскому наместнику М.С. Воронцову, что и было исполнено [РГИА, л. 102].

Из документа следует, что на определенной части территории Алжира, именовавшейся "военно-гражданскими владениями", действовало гражданское управление, порученное военным лицам, которые, начальствуя над округами, осуществляли не только военные, но и судебные функции [РГИА, л. 96]. В ходе введения на Кавказе военно-народного управления территория также делилась на округа, во главе которых стояли офицеры русской армии. В Алжире офицеру-администратору в управлении территории оказывала содействие совещательная комиссия, состоявшая из выборных лиц: двух европейцев и двух местных уроженцев [РГИА, л. 96]. Как известно, имперская администрация с введением военно-народного управления опиралась в сельских обществах на выборных старшин. Отдельную категорию территории Алжира составляли так называемые арабские владения, которые были "поручены особым туземным начальникам и подчинены одному только военному управлению" [РГИА, л. 96]. В Дагестане в 1860-1870-х гг. во главе некоторых наибств стояли бывшие шамилевские наибы, служившие теперь российскому императору [Северный Кавказ..., 2007, с. 197]. Параллели между двумя управленческими моделями очевидны. Колониальный опыт англичан и французов не только учитывался, но и целенаправленно изучался.

Поиск оптимальных путей административного реформирования на Кавказе был важным направлением деятельности М.С. Воронцова в качестве Кавказского наместника. Продолжить свою службу на Кавказе наместник не смог по причине ухудшения здоровья. В мае 1851 г., "заболев кавказской лихорадкой, он был исцелен, но дни его стали быстро склоняться к закату" [Щербинин, 1858, с. 286]. Однако первый опыт введения системы военно-народного управления еще относится ко времени его наместничества. В 1852 г. новую систему управления в Чечне ввел А.И. Барятинский с согласия и одобрения М.С. Воронцова [Муханов, 2003, с. 56].

Говорить о том, что А.И. Барятинский являлся "создателем системы военно-народного управления", значит упрощать историю российской администрации на Кавказе. Разработка основ данной системы, определение ее принципов проводились на протяжении длительного периода. Источниками ее формирования был как опыт российского управления на Кавказе, так и история административных реформ французских и английских колониальных властей. Трудно представить, чтобы человек, не имевший опыта административного управления и занимавшийся почти исключительно ратными трудами (а именно таков был А.И. Барятинский), мог в кратчайшие сроки осмыслить весь вышеописанный материал судебно-административного реформирования и создать новую систему управления.

Создание наиболее эффективной модели административного управления на Северном Кавказе было тесно связано с процессом изучения края со стороны Российской империи. С расширением сведений об особенностях социальной жизни горцев приходило понимание невозможности прямолинейного подхода к модернизации административных институтов южной окраины.

В истории становления военно-народного управления именно накопление информации о горских социумах и приемах колониального управления Индией и Алжиром имело определяющее значение. Создание Кавказского наместничества и придание наместнику беспрецедентных полномочий [ПСЗ, 1847, с. 17-19] подразумевало признание особого положения Кавказа в системе управления империей. Формирование концепции и практическое внедрение военно-народного управления являлось развитием этой регионалистской тенденции.

Значительную роль в истории введения на Кавказе системы военно-народного управления сыграла и личность М.С. Воронцова, имевшего богатый административный опыт и широкий кругозор. В этом свете не таким уж и неправдоподобным выглядит свидетельство о том, что сам князь А.И. Барятинский однажды якобы сказал: "Мне досталась жатва Воронцовского посева!" [Русская старина, 1881, с. 909].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Агларов М.Х. Процcсс возрождcния политической культуры Дагестана в рамках "военно-народного управления" II Лавровские (среднеазиатско-кавказские) чтения 2002-2003. СПб., 2003.

Акты, собранные Кавказской археографической комиссией (АКАК). Т. II, III. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1868-1869.

Архив Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований (Архив КБИГИ). Ф. 1. Он. 2. Д. 5.

Архив князя Воронцова. Кн. XXXVI, XXXVIII. М: Университетская типография, 1890, 1892.

Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М.: Восточная литература, 2002.

Бобровников В.О. Русский Кавказ и французский Алжир: случайное сходство или обмен опытом колониального строительства? // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917). Сб. ст. / Ред. М. Ауст, Р. Вулыиус, А. Миллер. М., 2010.

Ганич А.А. На службе двух империй: жизнь генерала Мусы Кундухова // Восток (Oriens). 2008. № 4.

Дсгосв В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М.: Русская панорама, 2001.

Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - начало XX вв. СПб.: Издательство журнала "Звезда", 2005.

Кавказская война: истоки и начало. 1770 1820 годы. СПб.: Изд-во журнала "Звезда", 2002.

Кобахидзс Е.И. От "Военно-народного" управления к "Гражданскому": административная практика России на Центральном Кавказе в конце 50-х - начале 70-гг. XIX в. // Известия Северо-Осетинского института гуманитарных исследований. Вып. 3 (42). Владикавказ, 2009.

Колесникова М.Е. Северокавказская историографическая традиция: вторая половина XVIII - начало XX в. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2011.

Кузьминов П.А. Эпоха реформ 50 70-х годов XIX века у народов Северного Кавказа в дореволюционном кавказоведении. Нальчик: Кабардино-Балкарский ун-т, 2009.

Муханов В.М. Князь Александр Иванович Барятинский // Вопросы истории. 2003. № 5.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание II. Т. XXI. СПб, 1847.

Российский Государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1268. Оп. 1. Д. 765.

Русская старина. Т. XXX. М., 1881.

Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007.

Семенов Ю.И. Национальная политика в императорской России: цивилизованные окраины // Национальная политика в императорской России. Цивилизованные окраины (Финляндия, Польша, Бессарабия, Украина, Закавказье, Средняя Азия). М.: Старый сад, 1997.

Сотников А.А. Об "управлении Кавказом " в 1840-1860 гг. М.: ВНИИЛМ, 2008.

Сотников А.А. Введение системы военно-народного управления на Северном Кавказе в XIX в. // Вопросы истории. 2009. № 5.

Ткачснко Д.С. Школьное образование в этнокультурной политике на Северном Кавказе XIX - начала XX вв. Ставрополь: Альфа Принт, 2009.

Шнирсльман В.А. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. М.: Академкнига, 2003.

Шнирсльман В.А. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. М.: Новое литературное обозрение, 2006.

Щербина А.В. Эволюция этнического состава населения Российской империи и cc влияние на имперскую политику правительства в XIX - начале XX веков (постановка проблемы) // Россия XIX начала XX века: государственный строй, реформы, общественно-политическая мысль, экономическое развитие. Ростов-на-Дону, 1997.

Щербинин М.П. Биография генерал-фельдмаршала князя М.С. Воронцова. СПб.: Типография Эдуарда Веймара, 1858.

Эсадзс С.С. Историческая записка об управлении Кавказом. Т. I. Тифлис: Типография "Гуттенбсрг", 1907.

Permanent link to this publication: