В конце февраля 1856 г. в Петербурге снаряжали в путь графа А. Ф. Орлова, назначенного первым уполномоченным на предстоявший в Париже мирный конгресс. Он слыл искусным дипломатом, хотя никогда (а может быть, благодаря тому?) не служил в ведомстве, возглавляемом К. В. Нессельроде. Подпись Орлова стояла под двумя актами, знаменовавшими собой высший взлет российского влияния в Османской империи, - договорами в Адрианополе (1829 г.) и Ункяр-Искелесси (1833 г.). Но тогда русские войска находились или под стенами Стамбула, или на берегах Босфора. Теперь же приходилось действовать в условиях поражения; царское правительство уже до открытия конгресса согласилось на разоружение на Черном море, на отторжение части Бессарабии, на аннулирование положений о покровительстве балканским христианам, содержавшихся в русско-турецких договорах начиная с Кючук-Кайнарджийского договора 1774 года¹ .

Официальные инструкции, которыми снабдил Орлова доживавший последние дни в своем кабинете в Зимнем дворце канцлер Нессельроде, скорее затрудняли, чем облегчали исполнение возложенной на него миссии. Престарелый сановник до конца своих дней не мог преодолеть "австрийского крена" и мыслил категориями Священного союза: "Прежде чем стать в разрыв с политическою системою, которой держались сорок лет, и не по особому предпочтению или блажи, а по неодолимой силе принципов и обстоятельств, мы должны хранить в уме, что, на почве политики, всякое сближение равносильно обязательству"² . Последнее относилось к явно наметившейся склонности российских правящих кругов к сотрудничеству с Францией Наполеона III. Нессельроде предупреждал: "Мы должны в особенности остерегаться того, кто в данную минуту является вершителем судьбы Франции"³ .

Советами (а в сложившейся ситуации - заветами) экс-канцлера пренебрегли. Выход из внешнеполитической изоляции, в которой Россия пребывала с самого начала Крымской войны, искали во французском направлении. С нелегкой возложенной на него задачей Орлов справился блестяще. Во время бесед с глазу на глаз с Наполеоном III не только уточнялись (порой в сторону облегчения для России) условия мирного урегулирования, но и намечались контуры сотрудничества вчерашних врагов.

Превосходный анализ действий Орлова за столом переговоров, его бесед в императорском кабинете и светских гостиных принадлежит перу

¹ Парижский трактат 1856 г. см.: Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. XV. СПб. 1909, с. 307.

² Записка К. В. Нессельроде от 11(23).II.1856 г. - Русский архив, 1872, N 1,с. 344.

³ К истории Парижского мира 1856 г. - Красный архив, 1936, N 2 (75), с. 17.

стр. 57

Е. В. Тарле⁴ . Исследованию в отечественной историографии подверглась и одна из проблем, вокруг которой велись споры в Париже, а именно - объединение Дунайских княжеств. Ф. П. Гинзбург изучила комплекс вопросов, связанных с борьбой за их унию⁵ , в дальнейшем автор этих строк опубликовал монографию⁶ . Оценка деятельности русской дипломатии тех лет содержится также в работах В. Я. Гросула, Е. Е. Чертана и В. П. Сторожука⁷ .

Вполне естественно пристальное внимание в Румынии к той стороне деятельности Парижского конгресса, которая была связана с объединением Дунайских княжеств. Особенно плодовитыми были в этом отношении 1959 и последующие годы, когда исполнилось 100-летие избрания Александру Иона Кузы на княжеские престолы одновременно в Яссах и Бухаресте, - таким путем удалось осуществить личную унию, которая через три года превратилась в государственную, и на карте Европы появилась новая страна. Этим важнейшим в румынской истории событиям был целиком посвящен номер журнала "Studii", сборники документов и статей⁸ , монографии и популярные очерки⁹ . В них давалась и оценка роли России в знаменательные для румынского народа 1856 - 1859 годы, причем оценка безоговорочно положительная: "Россия всеми силами поддерживала объединение этих двух стран, имея в виду ослабить Турцию и остановить экспансию Австрии на восток"¹⁰ .

В дальнейшем в румынской историографии утвердился тезис об отрицательной роли всех трех "соседних империй" (Османской, Австрийской и царской России) в истории этой страны¹¹, хотя Россия, Габсбургская монархия и султанская Турция почти во всех конфликтах, сотрясавших Балканы, находились по разные стороны то дипломатических, то военных баррикад. Понятно, что подобный взгляд не способствовал проявлению в Румынии интереса к исследованию российской политики в Юго-Восточной Европе. Издания последних лет, обращенные к дипломатической истории 1856 - 1859 гг., трактуют главным образом политику западных держав¹² и содержат высокую оценку французской поддержки дела объединения Дунайских княжеств. В написанном Л. Бойку разделе в коллективной монографии "Румыния в международных отношениях, 1699 - 1939" и в статье И. Гала приведены факты положительного отношения российской дипломатии к унии¹³ . Что касается

⁴ Тарле Е. В. Крымская война. - Соч. Т. VIII - IX. М. 1959; История дипломатии. Изд. 2-е. Т. I. М. 1959.

⁵ Гинзбург Ф. П. Внешняя политика России в дунайских княжествах Молдавии и Валахии в период борьбы за их объединение (1856 - 1859). Автореф. канд. дисс. М. 1953.

⁶ Виноградов В. Н. Россия и объединение румынских княжеств. М. 1961.

⁷ Гросул В. Я., Чертан Е. Е. Россия и формирование Румынского независимого государства. М. 1969; Чертан Е. Е. Русско-румынские отношения в 1859 - 1863 гг. Кишинев. 1968; Сторожук В. П. Начальный этап объединения Молдавии и Валахии. В кн.: Колониальная политика и национально-освободительное движение. Кишинев. 1965.

⁸ Studii. Revista de istorie, 1959, N 1; Documente privind Unirea Principatelor. Vol. 1 - 6. Bucuresti. 1959 - 1980; Marturii despre unire. Bucuresti. 1959; Studii privind Unirea Principatelor. Bucuresti. 1960.

⁹ Адэнилоае Н. Образование Румынского национального государства. Бухарест. 1965; Adaniloaie N., Petric A. Unirea de la 1859 si insemnatatea sa istorica. Bucuresti. 1974; Berindei V. L'Union des Principautes Roumains. Bucarest, S. a.; ejusd. Epoca Unirii. Bucuresti. 1972; Ciachir N. 100 de ani de la Unirea Principatelor. Bucuresti. 1958; Curtieapeanu V., Popescu G. 100 de ani de la Unirea farilor Romano. Bucuresti. 1959; Georgescu-Buzau Gh. 24 ianuario 1859 - Unirea Tarii Romanesti cu Moldova. Bucuresti. 1959.

¹⁰ Studii privind Unirea Principatelor, p. 6.

¹¹ Dicionarul diplomatic. Bucuresti, p. 767; Anale de istorie, 1978, N 3, pp. 16 - 17.

¹² Vitcu D. Diplomat" Unirii. Bucuresti. 1979; Marinescu B. Romanian-British Political Relations 1848 - 1877. Bucharest. 1983; Unirea Principatelor si puterile europene. Bucuresti. 1984.

¹³ Romania in relatiile international 1699 - 1939. Iasj. 1980; Unirea Principatelor si puterile europene, p. 175.

стр. 58

обобщающих трудов и очерков, то авторы их, исходя из положения, что "народы сами способны решить все исторические проблемы"¹⁴ , не уделяют международным аспектам объединения княжеств большого внимания¹⁵ .

Не раз интересующая нас проблема ставилась и в западной историографии. Еще в 20 - 30- е гг. были опубликованы книги англичанина В. Дж. Иста и американца Т. В. Райкера¹⁶ , обращался к ним Г. Темперле¹⁷ . В наше время две монографии опубликовала профессор Индианского университета в США Б. Елавич¹⁸ , в распоряжении которой оказалась частная переписка Н. К. Гирса, занимавшего в конце 50- х годов прошлого века пост российского генерального консула в Бухаресте. Трактовка роли России во всех перечисленных выше работах страдает крайней односторонностью: из всей сложной системы факторов, определявших ее позицию, вырывается один - стремление сблизиться с Францией. Русская политика лишается самостоятельности и принижается до роли вспомогательной величины внешнеполитического курса Наполеона III. Попутно (к этому склонна Б. Елавич) А. М. Горчаков из крупного государственного деятеля превращается в царедворца (и даже в "кавалера старого режима")¹⁹ .

Итак, задел в разработке проблемы "Россия и объединение Дунайских княжеств" есть, и задел значительный. Однако документы отечественных архивов по этому вопросу далеко не исчерпаны; они позволяют объяснить проявления российской внешней политики в их взаимосвязи и взаимозависимости, представить место румынского вопроса в общем контексте балканских и, шире, европейских задач "послекрымской" России.

8 марта 1856 г. министр иностранных дел Франции граф А. Колонна-Валевский, сын Наполеона Бонапарта и Марии Валевской, поставил на заседании мирного конгресса в Париже вопрос о желательности объединения Дунайских княжеств, Молдавского и Валашского. "Думаю, - заявил он, - что уния этих двух провинций отвечает потребностям, выявленным внимательным изучением их подлинных интересов, что конгрессу следует признать и провозгласить"²⁰ . В зале сразу же воцарилась атмосфера конфликта, причем не так, как прежде, когда Орлов скрещивал шпагу с Дж. Кларендоном и Ф. Буолем, представлявшими Великобританию и Австрию. 8 марта наметилась иная расстановка сил. Против Валевского выступили турок и австриец; Орлов и второй русский уполномоченный, Ф. И. Бруннов, не без удовольствия констатировали начавшийся в стане вчерашних противников России разлад.

Великий визирь Али-паша заявил, что княжества издавна существовали раздельно; это - естественное следствие различных нравов и обычаев. "Несколько индивидуумов, действующих в личных целях", по его словам, воли населения не представляли. Граф Буоль с жаром поддержал турка: мнение представителя державы-сюзерена особо ценно и весомо. Собравшиеся призваны прежде всего позаботиться о привиле-

¹⁴ Assortion of Unitary Independent National States in Central and South-Eastern Europe (1821 - 1923). Bucharest. 1980, p. 13.

¹⁵ CM. Musat M., Zaharia Gh. Romania. - Ibid.

¹⁶ East W. G. The Union of Moldavia and Wallachia, 1859. An Episode in Diplomatic History. Cambridge. 1929; Riker T. W. The Making of Roumania. A Study of an International Problem, 1856 - 1859. Lnd. 1931.

^l7 Temperley G. The Union of Roumania in the Private Letters of Palmerston, Clarendon and Cowley. - Revue historiques du Sud-Est Europeen, Bucarest, 1937, N 7 - 9.

¹⁸ Jelavich B. Russia and the Rumanien National Cause. Indians University Publications, 1959; ejusd. Russia and the Formation of the Romanian National State. Cambridge (USA). 1984.

¹⁹ Jelavich B. Russia and the Rumanian National Cause, p. 25.

²⁰ Протокол N 6 Парижского конгресса. - Le Nord. (Saint-Petersburg). Supplement au numero du 1.V.1856.

стр. 59

гиях этих двух провинций; а в числе их право на отдельное существование. Доводы Валевского впечатления не произвели на Али-пашу и Буоля. Решительность их заявлений, резкость тона свидетельствовали о том, что схватка по румынскому вопросу предстоит жестокая.

Орлову предстояло взвесить много факторов, балканских, общеевропейских, даже российских внутриполитических, прежде чем высказать свое мнение. Сама идея была не нова. Движение за унию Молдавии и Валахии, земель с близким по языку и культуре населением, тесно связанных экономически, развертывалось в русле тех же процессов, что и итальянское Рисорджименто и объединение Германии. В то же время уния княжеств являлась составной частью общебалканского процесса освобождения от османского гнета и возрождения государственности, ареной которого стал регион в XIX веке.

Было бы, конечно, беспредметно и ошибочно записывать самодержавие в бескорыстные радетели назревших потребностей развития Юго-Восточной Европы. С точки зрения царизма существовали веские причины для тревоги в связи с планами создания Румынии. Во главе движения за объединение двух княжеств стояли либерально настроенные бояре и буржуа, придерживавшиеся открыто прозападной ориентации, прежде всего профранцузской. Стремясь заручиться поддержкой Франции, молдовалашские либералы не скупились на краски, описывая политические и экономические выгоды, которые принесет Парижу создание Румынии: "Вот нация, на которую Франция должна опереться для преобразования Востока и установления там своего солидного влияния"²¹ . Не забывали унионисты в своих хлопотах и Лондон. Они учитывали, что англо-русское соперничество являлось осью Восточного вопроса. Один из лидеров унионистов, Д. Брэтиану, несколько раз в 1848 - 1856 гг. приезжал с пропагандистскими целями в Великобританию. Он заверял своих слушателей и собеседников в том, что вновь создаваемое государство явится форпостом Запада на границе России и барьером между нею и южными славянами²² . Его аргументы не остались без отклика. "Кажется, само провидение поместило этот чуждый народ посреди славянской расы", - восклицал в Палате общин археолог и дипломат Г. Лейрд²³ .

Нельзя не обратить внимания на то, что пресловутый "барьер" воздвигался отнюдь не только против царизма: разъединяя Россию и южных славян, боровшихся за свое освобождение, он должен был лишить их помощи единственной державы, которая реально оказывала им поддержку. Видные унионисты без обиняков подряжались в своего рода диверсантов против соседей: румыны - "единственный элемент на Востоке, на который (западные державы. - В. В .) могут эффективно опереться в нынешней войне и который может явиться противовесом тому влиянию, которым, - этого нельзя отрицать, - пользуется Россия среди славянского и греческого населения Турции"²⁴ , - писал в 1854 г. второй из братьев Брэтиану, Ион. Еще откровеннее изъяснялся архимандрит Неофит Скрибан. Что будет, когда "молодые и воинственные славяне" массой встанут за свое освобождение: "В этот страшный день кто сможет встать между славянами юга и севера, если на Дунае не будет существовать сильного, чуждого славянскому элементу государства?"²⁵ . Так, еще не оперившись и не завоевав собственной независимости, ру-

²¹ Bratianu J. С. Memoire sur l'Empire d'Autriche dans la question d'Orient. P. 1855. - Acte si documente relative la istoria renasterei Romaniei. Vol. 2. Bucuresti. 1889, pp. 884 - 885 (далее - Acte si documente).

²² Vitcu D. Op. cit., p. 91.

²³ Parliamentary Debates, 3rd Ser., vol. 129, p. 1478, H. C., 16.VIII.1853.

²⁴ Bratianu J. C. Le role des roumains des Principautes dans la guerre actuelle. P. 1854. -Acte si documente. Vol. 9. Bucure'sti. 1901, p. 577.

²⁵ Acte si documente. Vol. 3. Bucuresti. 1889, pp. 6 - 13.

стр. 60

мынская буржуазия уже была настроена против освободительных стремлений соседей; так в прогрессивном по сути и в основе своей унионистском движении начали проявляться гегемонистские и шовинистические черты.

Насчет всех этих возможных последствий в Петербурге не обманывались и не строили иллюзий. Французская склонность к поддержке унии также внушала здесь тревогу и опасения. Опытные сотрудники российского МИД понимали, что Наполеон III ратует за дело румын, чтобы прочно утвердиться на их земле, превратить страну в свой форпост и проводник французского влияния на Юго-Востоке Европы.

Существовала, однако, сумма обстоятельств, которая побуждала Петербург пренебречь сомнениями и преодолеть колебания. Для России Крымская война открыла новую эпоху и во внутренней жизни, и во внешней политике. Прогнил и рухнул николаевский режим, стоявший на страже крепостничества. Царизм маневрировал, пытаясь спустить надвигавшуюся революцию на тормозах консервативных реформ. Изжил себя охранительный курс в иностранных делах, снискавший николаевской державе мрачную славу жандарма Европы. Проводник и оформитель этого курса, канцлер Нессельроде, которого чуть ли не в открытую именовали австрийским агентом, готовился к отставке. Традиции Священного союза, связывавшие России руки на Балканах, предавались анафеме повсеместно. На пост руководителя внешней политики готовился вступить Горчаков. Чиновника сменял государственный муж, заявивший, что намерен проводить "национальный курс"²⁶ .

Конечно, намечаемая "национальная" политика в основе своей была дворянской; учитывались и настроения, и устремления быстро крепнувшего купечества и промышленников; отсюда освоение Дальнего Востока и продвижение в Средней Азии. Парижский мир попрал государственные интересы России, запретив ей держать флот на Черном море, лишив ее возможности защищать свои берега, отторгнув Южную Бессарабию, отрезав юго-западные районы страны от Дуная. Ликвидация этих тягостных положений сперва негласно, а потом и открыто являлась первой и основной целью российской внешней политики в последующие два десятилетия. Существовала реальная опасность того, что условия мира явятся не венцом российских уступок, а отправной точкой нового натиска соперников, прежде всего на Балканах. В одном из своих первых циркуляров в качестве министра Горчаков предписывал представителям за рубежом "следить за тем, чтобы... не произошли изменения территориального порядка и в отношении политического равновесия и влияния, которые могли бы нанести ущерб нашим интересам или нашему политическому влиянию"²⁷ .

В Юго-Восточной Европе вырисовывалась угроза определенного усиления османской власти по форме и установления там англо-австрийской гегемонии по существу. Крымская "победа" взбодрила Порту. Ее сановники если и не мечтали о восстановлении прежнего могущества, то надеялись подлатать расползавшуюся державу с помощью реформ. Это касалось и земель, находившихся в вассальной зависимости от султана, в первую очередь Дунайских княжеств. Порта стремится "трансформировать мало-помалу сюзеренитет де-юре, признаваемый за нею договорами, в сюзеренитет де- факто"²⁸ , - указывалось в отчете российского МИД за 1857 год.

Сама постановка вопроса об унии Дунайских княжеств на конгрессе выводила его на международную арену, превращала Молдавию и

²⁶ Сборник, изданный в память 25-летия управления Министерством иностранных дел А. М. Горчаковым. СПб. 1881, с. 5.

²⁷ См. Никитин С. А. Очерки по истории южных славян и русско-балканских связей в 50 - 60-е гг. XIX в. М. 1970, с. 146 - 147.

²⁸ АВПР, ф. Отчеты, 1857 г., л. 37.

стр. 61

Валахию в поле столкновения сторонников и противников объединения, не говоря уже о том, что молдаване и валахи подавали, с точки зрения Стамбула, самый пагубный пример другим балканским народам. Бурная реакция Али-паши на французское предложение являлась поэтому не случайной вспышкой гнева, а первым проявлением упорного и систематического противодействия унии. Вернувшись из Парижа домой, великий визирь "доверительно", но так, чтобы всему дипломатическому корпусу стало известно, говорил, что Порта скорее решится на войну, нежели смирится с созданием Румынии²⁹ .

Самым опасным для российской дипломатии представлялось тогда утверждение в Молдавии и Валахии коварного друга Романовых - Габсбургов, которые, пользуясь слабостью и разъединенностью княжеств, в добром согласии с султаном хотели прибрать их к рукам и в годы войны немало в том преуспели. С лета 1854 г. их земли были оккупированы австрийскими и турецкими войсками. Шоссе связали Яссы и Бухарест с Веной. Над судоходством по Дунаю был установлен контроль австрийской пароходной компании³⁰ . В венской печати обсуждались планы капиталовложений в экономику княжеств, подчинения их почтовой и телеграфной связи.

Сохранять разъединенность княжеств венских политиков побуждали веские внутриполитические соображения. В лоскутной монархии проживало 2 млн. румын; создание по соседству с Трансильванией единого Румынского государства могло послужить толчком к подъему их освободительной борьбы. Австрийский посол в Константинополе А. Прокеш-Остен в тревоге писал: "Румыны сочтут тогда сюзеренитет Порты позором и несправедливостью; решат, что их страна слишком мала; станут мечтать о независимом государстве со включением Буковины, румынской части Трансильвании, Баната, границ по Балканам. Мало забот для Австрии! Хорош пример для Сербии! Неплохая оказия для России, на которую эти страны будут опираться в достижении своей цели"³¹ . Вена "откровенно жаждет разрушить вековое наше дело", унаследовать на Востоке влияние России, загнать под турецкий сюзеренитет неудобных для нее соседей, воспрепятствовать их национальному развитию, поставить в зависимость от своей промышленности и конфисковать в свою пользу навигацию по Дунаю³² , - тревожились в Петербурге.

В конкретных условиях 1856 г. поддерживать принцип разделения Дунайских княжеств значило содействовать реставрации сюзеренитета Порты, подорванного и почти разрушенного в итоге русско-турецких войн, вознаграждать за "измену" Габсбургов, перебежавших в тяжелую для России годину крымской кампании на сторону ее врагов, способствовать утверждению Австрии в низовьях Дуная. Это было равносильно отказу от основного курса российской политики на Балканах, проводившегося начиная с Петра I. Опрокидывалось равновесие сил, сохранение которого Горчаков считал столь важным. Не забывали в Петербурге и ближайшей цели - добиться распада антирусской коалиции. Расхождения по вопросу о судьбе Дунайских княжеств выявили слабое звено в союзнической цепи. "Здесь, - размышлял Горчаков, - можно найти средство, чтобы разорвать остатки военного союза и приступить к совместным действиям с Францией"³³ .

Взвесив все "за" и "против", Орлов заявил на заседании Париж-

²⁹ АВПР, ф. Гл. архив V-А2, д. 170, л. 62, К. М. Базили - Ф. И. Бруннову, 12(24).IX.1856.

³⁰ Seton-Watson R. W. History of the Rumanians. Cambridge. 1934, pp. 235- 236; Riker T. W. Op. cit., pp. 27, 47.

³¹ Thouvenel E. Trois annees de la question d' Orient. P. 1897, p. 7.

³² АВПР, Отчет МИД за 1857 г., лл. 35 - 38.

³³ Там же, л, 10.

стр. 62

ского конгресса 8 марта: представители России имеют возможность судить о желаниях населения Молдавии и Валахии и поддерживают проект их объединения³⁴ . Принципиальное высказывание российского дипломата в пользу унии имело, учитывая сложившуюся раскладку сил, большое и даже ключевое значение: Австрия и Турция - безоговорочно против; Франция - за унию; мнение представителя Сардинии, графа К. Б. Кавура, заслужившего приглашение в Париж и включение в "европейский концерт" тем, что он уложил под Севастополем дивизию солдат в совершенно чуждой итальянцам войне, особого веса не имело. Пруссию, не вступившую открыто в антирусскую коалицию, морские державы тогда не жаловали, ее уполномоченные появились на конгрессе под занавес и в дискуссии не участвовали. Сама интернационализация проблемы Дунайских княжеств, включение ее в акты конгресса, в официальный международный документ стали возможными только благодаря франко-русскому сотрудничеству на этой почве. Правда, противным сторонам пришлось пойти на компромисс: в протоколе говорилось только о создании особой комиссии из представителей семи держав (включая Турцию) для выяснения пожеланий жителей насчет будущего государственного устройства объединенных унией княжеств, для чего в Яссах и Бухаресте надлежало созвать чрезвычайные собрания (диваны ad hoc). Принятие окончательного решения державы оставляли за собой³⁵ . Поскольку, однако, настроения в пользу унии в Валахии и Молдавии преобладали, такой компромисс по сути своей благоприятствовал делу создания Румынии.

Но препятствий на пути к цели оставалось немало. Осенью 1856 г. перспектива объединения омрачилась еще более: на сторону его противников бесповоротно перешла Великобритания. Премьер-министр Дж. Пальмерстон поправил оплошность главы Форин офис Дж. Кларендона, который на заседаниях в Париже довольно вяло высказался в пользу волеизъявления жителей: "Сохранение двух отдельных княжеств мне представляется лучшей комбинацией, нежели их объединение"³⁶ . Это был логичный вывод для представителя страны, ставившей во главу угла своей балканской политики сохранение статус-кво на Балканах. Бесцветный Кларендон поспешил согласиться со своим шефом. "Я все больше и больше убеждаюсь, что уния будет иметь фатальные последствия для Турции... Народ теперь проникся идеей, что объединение связано с приглашением иностранного принца, а иностранный принц означает независимость от Турции", - писал он в августе³⁷ . А в сентябре британскому консулу в Бухаресте Р. Колкохуну было предписано "сопротивляться объединению всеми законными способами"³⁸ . Влиятельная газета "The Times" заявляла 3 декабря 1856 г.: "Верховная власть Порты должна быть... основной целью".

Отношения между Лондоном и Петербургом характеризовались тогда противостоянием по всему периметру российских владений. "На Черном море и на Балтийском, у берегов Каспия и Тихого океана - повсюду она (Великобритания. - В. В. ) является непримиримым врагом наших интересов и всюду самым агрессивным образом проявляет свою враждебность", - констатировал отчет МИД за 1856 год³⁹ . В длинной цепи англо-русских противоречий занимало свое место и румынское звено. Нельзя, конечно, приписывать царским сановникам способность давать анализ ситуации с позиции материалистической

³⁴ Le Nord. Supplement аu numero du 1.V.1856, p. 9.

³⁵ Ibid. Протокол N 9 конгресса.

³⁶ Temperley Н. Op. cit., p. 220.

³⁷ Ibid., p. 226. Дж. Кларендон - Г. Каули, 19.VIII.1856.

³⁸ Riker Т. W. The Concert of Europe and Moldavia in 1857. - The English Historical Review, Apr. 1927, p. 235.

³⁹ АВПР, Отчет МИД за 1856 г., л. 238.

стр. 63

диалектики; но что у прогнившей и разваливавшейся Османской империи не было будущего и никакие реформы не могли предотвратить ее расползания, они сознавали ясно: "Восточный вопрос, несмотря на потоки крови, в которые он обошелся Европе, сегодня дальше от решения, чем когда-либо". "Проблема существования Оттоманской империи стоит перед Европой как никогда настоятельно"⁴⁰ . О том, чтобы спасать разваливающееся государство, не могло быть и речи. Бесполезно тратить усилия на завоевание доверия Порты, говорилось в инструкции вновь назначенному в Стамбул посланником А. П. Бутеневу, его задача - отстаивать материальные интересы России, торговлю ее южных районов со Средиземноморьем и Востоком, способствовать развитию христианских народностей (особо упоминались сербы, черногорцы, болгары и армяне)⁴¹ .

В дипломатических документах после Крымской войны проходила мысль о том, что, лишь поощряя стремления балканских народов к освобождению, Россия сможет завоевать у них уважение и вес. Учитывало царское правительство и умонастроения в стране. В неизбежности падения османской власти в Юго-Восточной Европе сходились разные течения российской общественной мысли, что при ослаблении цензурных тисков открыто проявлялось в печати. Близкие к демократическим кругам "Отечественные записки" указывали на первостепенную важность "положения христианских подданных султана". Славянофильская "Русская беседа" полагала: "Отныне России необходима на Востоке ясная, положительная программа политической деятельности, основанная на признании народностей и провозглашении собственного вещественного бескорыстия". Либеральный "Русский вестник" выражал надежду: "Турция исчезнет сама собой, и Восточный вопрос незаметно развяжется,., как только внутренние недуги в христианском мире получат облегчение, как только рассеется мрак, лежащий на многих сферах нашей жизни"⁴² .

В условиях поражения и внешнеполитической изоляции заботам покровителей Порты об упрочении ее владетельных прав с явной целью хозяйничать в ее владениях и пределах российская дипломатия могла противопоставить одно - отстаивание, а при возможности и расширение привилегий христианских народов, закрепленных в русско-турецких договорах и признанных Парижским конгрессом. "Сохранять и укреплять стародавние узы симпатий и привязанности, которые связывают нас с христианами Востока, обеспечить им все возможное в существующих обстоятельствах материальное, моральное и религиозное благосостояние, наконец, приобщить их постепенно к социальной и политической жизни - таков ход событий, диктуемый нашими интересами", - говорилось в отчете МИД за 1857 год⁴³ .

В Петербург потоком шли жалобы от населения Балкан на притеснения и произвол османской администрации. В одном из писем, поступивших из Болгарии, говорилось: "Нам остается теперь на долю... уповать, что по заключении мира Россия пошлет нам консулов и прикажет им наблюдать за исполнением хотя некоторых важных для нас обещаний султана и за действиями агентов недоброжелательной нам Европы". Российская консульская сеть на Балканах была расширена и пополнена "людьми просвещенными", "могущими внушить к своей личности всеобщее почтение и доверие, усвоить себе безграничное влия-

⁴⁰ Там же, л. 54; Отчет МИД за 1857 г., л. 52.

⁴¹ Там же, ф. Канцелярия, 1856 г., д. 43, лл. 99, 100, 132. Общая и дополнительная инструкция А. П. Бутеневу, 14(26).VII.1856.

⁴² Отечественные записки, 1858, N 6, с. 141; Русская беседа, 1858, N 4, с. 92; Русский вестник, июль - август, 1859, с. 54.

⁴³ АВПР, Отчет МИД за 1857 г., л. 54.

стр. 64

ние на умы и сердца народа"⁴⁴ , которым вменялось в обязанность поддерживать традиционное моральное влияние России и делом показать ее расположение к угнетенному населению края.

Вполне явственно и четко эта стратегическая линия осуществлялась в отношении Дунайских княжеств. Орлову предписывалось "все больше и больше ослаблять узы сюзеренитета, связывающие княжества с Портой, и тем самым способствовать развитию их национальной независимости"⁴⁵ . Консулам ввиду крайне трудной для них обстановки после войны предлагалось действовать "постепенно, с терпением и благоразумием", ибо только этим путем "они могут способствовать достижению желаемой министерством цели - расширения мало-помалу того влияния, которое Россия должна иметь на Востоке и приобресть то сочувствие к ней славянского православного населения, которое принадлежит ей по происхождению и вере"⁴⁶ . В документах, составленных через два года после конгресса, звучала та же нота. Гирсу, назначенному генеральным консулом в Бухарест, вменялось в обязанность препятствовать Порте и державам, "дающим ей советы", расширять прерогативы ее сюзеренной власти и противодействовать вмешательству Стамбула во внутренние дела Молдавии и Валахии⁴⁷ .

Классово-эгоистические интересы царизма выступают во внутренней дипломатической переписке с полной откровенностью: не допускать "чужого" преобладания в регионе с тем, чтобы подготовить почву для собственного здесь утверждения. Вот рассуждения К. М. Базили, назначенного представлять Россию в той международной комиссии, которая должна была, в соответствии с актом Парижского конгресса, выяснить мнение населения по вопросу о государственном устройстве княжеств: "Наша цель - способствовать правильному развитию местных элементов с тем, чтобы спасти Восток как от турок, так и от постепенного поглощения народами Запада". Повсюду здесь, констатировал он, пробуждается чувство национальности. "Это - наш лучший помощник. Все эти национальности все более и более враждебно относятся к Константинопольскому правительству". Россия должна воздержаться от мысли о каких-либо территориальных приобретениях в Европейской Турции. Ее интересам отвечает образование здесь автономных национальных государств⁴⁸ .

Во главе движения за возрождение балканской государственности стояла местная буржуазия либеральных оттенков. Базили знал, конечно, как настороженно высокое начальство в Петербурге относилось к самому этому слову. Поэтому он заверял своих адресатов, что "на Востоке" либерализм по духу своему консервативен и монархичен (что касается Дунайских княжеств, а потом Румынии, то так оно и было: "красные" 1848 г. через 20 лет превратились в участников "чудовищной коалиции", того блока помещиков и капиталистов, который управлял страной). Лишь поддерживая умеренно-либеральные теории, считал он, можно завоевать симпатии населения, которые являются единственной основой русского влияния. "Не мы выдумали идею объединения, - продолжал Базили. - Но счастливый случай для нас, что Фран-

⁴⁴ Степанова Л. И. Учреждение представительств России в Болгарии в 50 - 60-х гг. XIX в. и их задачи в области русско-болгарских культурных связей. В кн.: Балканские страны в новое и новейшее время. Кишинев. 1977, с. 26, 27, 35.

⁴⁵ АВПР, Отчет МИД за 1856 г., л. 59.

⁴⁶ Там же, ф. Консульство в Яссах, 1856 г., д. 612, л. 70, Е. П. Ковалевский - С. И. Попову, 11(23)XI.857.

⁴⁷ Там же, ф. Консульство в Бухаресте, 1858 г., д. 1058, л. 9, Инструкция Н. К. Гирсу, 26.IX(8.X).1858.

⁴⁸ Там же, ф. Гл. архив V-А2, 1857 г., д. 179, лл. 42, 36, 31, 41, К. М. Базили - А. М. Горчакову, 1(13).III.1857.

стр. 65

ция швырнула это яблоко раздора" в среду держав. Нет никакой законной причины ему противодействовать. Глядя в будущее, следует признать, что не за горами появление на границе России независимой Румынии. Базили полагал, что она не станет преградой между Россией и южными славянами и не сможет помешать "нашему маршу на левый берег Дуная". Но все это - туманное будущее; пока же существует необходимость "развития национального элемента, чтобы гарантировать страну от влияния Австрии и оттоманских интриг"⁴⁹ .

На высших ступенях российской государственной лестницы опасений, связанных с унией княжеств, высказывалось больше, а положительных черт в этой комбинации усматривалось меньше. Вот к чему сводились рассуждения П. Д. Киселева, видного сановника, назначенного в середине 1857 г. послом в Париж. Он считался большим знатоком балканских дел; в 1831 - 1834 гг. возглавлял русскую администрацию в Бухаресте, близко сошелся со многими боярскими семьями, руководил выработкой Органических регламентов - сводов законов для Молдавского княжества и Валахии. Уже тогда, писал Киселев Горчакову, влиятельные лица в Яссах и Бухаресте обращались к нему по вопросу объединения; идея эта насчитывала много сторонников. Высказываться против пожеланий жителей не следует без очень веских на то оснований. Нужно сохранить верность сделанной в Париже декларации и ждать волеизъявления страны, - единственной легальной основы всех дальнейших действий. Переходя к возможным формам развития событий, Киселев полагал, что уния под скипетром иностранного принца чревата ростом западного влияния, и отдавал предпочтение варианту с князем из местных уроженцев⁵⁰ . Его мысли были одобрены Зимним дворцом⁵¹ . Александр II вообще исключал возможность воцарения в Румынии отпрыска иностранной династии, полагая, что ни один уважающий себя принц не согласится стать вассалом султана⁵² . В Петербурге вера в прочность унии отсутствовала, ее считали временным явлением.

Но народы не собирались ждать. История не хотела вербоваться в союзники к самодержавию. Она благоволила к иным, более прогрессивным социальным силам. На поверку оказалось, что плоды от сотрудничества поневоле между российской дипломатией и унионистами пожали последние. Именно они воспользовались оборонительными сооружениями, которые российские представители упорно и, надо сказать, достаточно изобретательно воздвигали против всякой попытки посягнуть на автономные права княжеств. Петербург не изобрел нового балканского курса, - он приспособился к трудным условиям поражения и утраты прежних рычагов воздействия в виде зафиксированных в договорах прав на покровительство христианским народам. Беспредметно представлять российскую дипломатию тех времен чем-то вроде французского оруженосца; Париж и Петербург действовали каждый, исходя из собственных интересов и при глубокой взаимной подозрительности. Но определенные дивиденды от сотрудничества с Наполеоном III Горчаков и Киселев надеялись получить, рассчитывая расшатать антирусскую коалицию и принимая на первых порах слишком доверчиво соблазнительные намеки коронованного выскочки на недолговечность подписанного в 1856 г. акта ("А Парижский договор, разве он сам по себе не временная комбинация? Временная остановка, не так ли?" Киселев поспешил ответить, что так думают и русские; вели-

⁴⁹ Там же, лл. 41 - 46.

⁵⁰ Там же, ф. Канцелярия, 1857 г., д. 143, лл. 661 - 671, П. Д. Киселев - А. М. Горчакову, 8(20).VI.1857.

⁵¹ Там же, д. 146, л. 406.

⁵² Там же, ф. Гл. архив V-А2, 1857 г., д. 179, л. 51, Помета Александра II на записке К. М. Базили, 10(22).III.1857.

стр. 66

кий народ не может оставаться навсегда в сшитой не по его мерке одежде)⁵³ .

Осенью 1856 г. ареной соперничества держав стали сами Дунайские княжества. Вопреки обещанию, данному в Париже, Австрийская монархия и Турция не торопились с выводом своих войск с их территории. Из Ясс и Бухареста поступали тревожные сообщения: заботливые австрийские квартирмейстеры заключали контракты на наем помещений на зиму, закупали продовольствие и фураж. 4(16) октября Горчаков направил в Стамбул Бутеневу телеграмму категорического содержания: свободное волеизъявление жителей Молдавии и Валахии, говорилось в ней, возможно лишь после ухода иностранных войск⁵⁴ . Французы оказались плохими союзниками в этом вопросе. "Что касается оккупации Молдавии и Валахии австрийскими войсками, - выражал свое мнение генеральный секретарь МИД Франции Бенедетти, - то надо сказать, что мы устали брать на себя инициативу во всех делах"⁵⁵ . Русским представителям пришлось выдержать своего рода дипломатическое сражение, чтобы убрать из княжеств незваных и, главное, вооруженных постояльцев. Базили было предписано не переступать валашской границы, пока последний австрийский солдат не покинет княжеств⁵⁶ . Тем самым затягивалось начало работы комиссии семи держав.

Лишь в феврале 1857 г. Ф. Буоль признал свое поражение; началась эвакуация австрийского оккупационного корпуса. Решающую роль в принятии решения сыграл, по словам британского историка Р. В. Ситон-Уотсона, "категорический отказ России принимать какое-либо участие в европейской комиссии до тех пор, пока иностранные войска не покинут княжества"⁵⁷ . Но на этом хлопоты по выдворению непрошеных гостей не кончились. "Турки, - с тревогой сообщал Базили 10(22) марта, - как будто бы расположены сохранить свои небольшие оккупационные войска и после ухода австрийцев,., и австрийцы говорят нам, что это не противоречит смыслу договора и инструкциям конгресса, ибо турки - у себя дома". Лишь после новых энергичных демаршей России" заявившей, что она "не потерпит отступления от условий договора, могущего нанести ущерб интересам Дунайских княжеств и правам, им гарантированным", что присутствие турецких войск недопустимо, а число солдат не имеет никакого значения, османские части переправились на правый берег Дуная. Покинула Черное море (наконец- то!) британская эскадра, крейсировавшая там целый год после окончания военных действий. "Разрешите сказать Вам, - писал Бруннов Горчакову из Лондона, - что никто в Европе не верил, что нам удастся вышибить австрийцев из княжеств и заставить английскую эскадру исчезнуть из Черного моря"⁵⁸ .

Базили, прибыв в Валахию, сразу почувствовал благоприятную атмосферу; в Джурджу навстречу ему вышла депутация, в Бухаресте ему преподнесли хлеб-соль. Но торжествовать было рано. У Порты и ее покровителей оставались и другие рычаги воздействия на ход событий в нужном им направлении. Султан использовал свои сюзеренные права для назначения наместниками в Яссы и Бухарест преданных

⁵³ Там же, ф. Канцелярия, 1857 г., д. 143, л. 387, П. Д. Киселев - А. М. Горчакову 8(20).XII.1857.

⁵⁴ Там же, 1856 г., д. 43, л. 270, А. М. Горчаков - А. П. Бутеневу, 4(16).X.1857.

⁵⁵ Thouvenel E. Op. cit., p. 40.

⁵⁶ АВПР, ф. Консульство в Яссах, 1857 г., д. 616, л. 2.

⁵⁷ Seton-Watson R. W. Op. cit., p. 248.

⁵⁸ АВПР, ф. Гл. архив V-А2, 1857 г., д. 179, л. 56, К. М. Базили - А. М. Горчакову, 10(22).III.1857; ф. Канцелярия, 1857 г., д. 181, лл. 50 - 51, А. М. Горчаков - Будбергу, 20.III.(1.IV).1857; ЦГАДА, ф. 828, д. 377, л. 6, Ф. И. Бруннов - А. М. Горчакову, 24.III(5.IV).1857.

стр. 67

ему людей. Поставленный во главе молдавского правительства грек К. Вогоридес, женатый на дочери местного боярина, без обиняков сказал французскому консулу: Вена и Стамбул ни за что не согласятся с объединением княжеств, и "мой долг - воспрепятствовать этому, каковы бы ни были средства, к которым придется прибегнуть"⁵⁹ .

Не одним лишь раболепием Вогоридеса и развязанными им против унионистов гонениями следует объяснить особую остроту создавшегося в Молдавском княжестве положения. Здесь позиции сторонников раздела были прочнее. Многие из них опасались, что уния обернется присоединением Молдавии к более сильной соседке-Валахии. Часть крупного боярства, опасавшегося, что в объединенном государстве она будет оттеснена валахами на второй план, некоторые купцы и ясские горожане, полагавшие, что с перенесением столицы в Бухарест их город захиреет, представители молдавской интеллигенции, не одобрявшей латинизаторских увлечений некоторых унионистов, отстаивали самостоятельность Молдавского княжества.

Насилия и произвол, чинимые Вогоридесом, накаляли внутреннюю обстановку. Он провел чистку административного и судебного аппарата от лиц, симпатизировавших объединению или подозреваемых в этом. Затем наступила очередь избирательных списков по выборам в консультативное собрание, созываемое для выяснения пожеланий жителей насчет будущего государственного устройства. Над ними так основательно "потрудились", что, по подсчетам унионистов, осталась едва одна десятая часть первоначально включенных туда людей. Не будучи в состоянии воздействовать на ретивого администратора, сторонники унии объявили выборам бойкот. Бессильными оказались и протесты некоторых членов комиссии (так, Базили заявлял в своей декларации: молдавское правительство открыто возглавило партию, противящуюся объединению, и всеми средствами воздействует на исход выборов. Это противоречит ст. 24 Парижского договора, духу протоколов конгресса; это - посягательство на права, гарантированные молдавской нации⁶⁰ ).

В европейскую прессу (а из нее - в статьи К. Маркса) проникли сведения о творившемся в Молдавии произволе. Брат наместника, служивший в турецком посольстве в Лондоне, писал ему оттуда: Англия "никогда не допустит объединения, хотя бы все диваны высказались в его пользу", но все же Великобритании, Турции и Австрии будет удобнее, если "сумасбродам" (как он именовал унионистов. - В. В. ) не удастся в собрании одержать верх. В состоянии всеобщего возбуждения в княжестве и тревоги в дипломатическом корпусе инсценировка выборов в Молдавии все же была проведена. И тогда в один день 29 июля (10 августа) французский посол в Константинополе Э. Тувенель и А. П. Бутенев потребовали у Порты отмены выборов, угрожая разрывом отношений. К ним присоединились представители Пруссии и Сардинии. Турки, с подсказки главы английской миссии Ч. Стретфорда, дали отрицательный ответ. 5(17) августа дипломаты четырех держав затребовали свои паспорта. Великий визирь Решид- паша в растерянности подал в отставку.

Петербург не без удовольствия наблюдал за ссорой в стане недавних своих врагов. При первом же намеке французского посла в России на возможность разрыва с Портой руководитель российского внешнеполитического ведомства выразил восхищение столь решительной акцией, обещал поддержать ее и привлечь к этому шагу Пруссию⁶¹ , "Мы хотим, - информировал Горчаков своих подчиненных, - идти вме-

⁵⁹ Acte si documente. Vol. 5, p. 255.

⁶⁰ АВПР, ф. Консульство в Яссах, 1857 г., д. 616, л. 62, Декларация комиссара России 22.V(3.VI).1857.

⁶¹ Charles-Roux F. Alexandre II, Gortchakoff et Napoleon III. P. 1913, p. 184.

стр. 68

сте с Францией; но не в обычае нашей политики заходить вперед для того, чтобы отступать"⁶² . Из Парижа, однако, приходили вести, не позволявшие надеяться на твердость Бонапарта. Маркс писал о Наполеоне III: "Никто во всей Европе лучше его не знает, что его непрочная власть зависит от союза с Англией"⁶³ . Императорское окружение перепугалось собственной решительности. Тувенель считал, что все дело вокруг Дунайских княжеств следовало начинать не с поддержки унионистов, а с достижения договоренности с Великобританией. В частном письме он выражал свое мнение так: "Единственно благоразумная форма объединения - это та, при которой Порте будет принадлежать выбор принца и право построить добрую турецкую крепость в Измаиле; не знаю, что мы выгадываем, поддерживая иллюзии румын"⁶⁴ .

Во Франции забили отбой. Тувенелю было предписано не покидать Стамбула. Наполеон III попросил о свидании - формально с королевой Викторией, фактически - с ее министрами Пальмерстоном и Кларендоном. Встреча состоялась в маленьком городке Осборне на о. Уайт. Стремление Бонапарта к договоренности вполне отвечало царившим в Лондоне настроениям: восстала Индия; ядро повстанческой армии составляли хорошо вооруженные и обученные сипайские полки; угроза нависла над самим существованием Британской империи. В этих условиях ссора вокруг Дунайских княжеств отходила на второй план.

7 - 8 августа в Осборне была достигнута договоренность. Суть ее заключалась в том, что французы согласились с британским предложением о создании в Молдавии и Валахии одинаковых учреждений при сохранении их государственной самостоятельности. Это был существенный отход от принципа образования единой Румынии. Взамен англичане согласились "посоветовать" Порте аннулировать итоги выборов в Яссах и провести их вновь⁶⁵ . Порта не могла не прислушаться к советам из Лондона; при новом волеизъявлении в Молдавии, а также в Валахии полный успех сопутствовал унионистам. События показали, что на Уайтхолле слишком поспешно похоронили идею объединения, сбросив со счетов такой важный фактор, как широкое распространение унионистского движения и популярность идеи объединения среди населения. Созванные в Бухаресте и Яссах диваны почти единодушно высказались в пользу образования единого государства. Принятые ими пожелания сводились к следующему: уважение прав княжеств, в первую очередь их самоуправления; объединение их в одно государство под именем "Румыния" и провозглашение его нейтралитета; приглашение на престол иностранного принца, наследники которого должны воспитываться в православии; создание в качестве законодательного органа Народного собрания, в котором должны быть представлены "все интересы страны"⁶⁶ .

Собравшиеся в 1858 г. в Париже представители держав должны были считаться с приведенными выше пожеланиями, встретившими широкий отклик в Молдавии и Валахии. В трудном положении оказались французы: они нигде гласно не признали сделанных в Осборне уступок, а теперь должны были оплачивать выданные британцам политические векселя. Валевскому пришлось разыграть незамысловатую сцену: открывая конференцию, он выступил за удовлетворение пожеланий диванов; натолкнувшись на сопротивление, он уже на третьем заседании

⁶² АВПР, ф. Канцелярия, 1857 г., д. 181, л. 186.

⁶³ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12, с. 432.

⁶⁴ Thouvenel E. Op. cit., р. 180.

⁶⁵ Riker T. W. The Pact of Osborn - a Controversial Episode in the Making of Rumanians. - The American Historical Review, 1929, N 2.

⁶⁶ Acte si documente. Vol. 6, pt. 1, p. 72; pt. 2, pp. 28 - 34. Bucuresti. 1896.

стр. 69

внес заранее подготовленный "рабочий проект", означавший, по сути, сохранение самостоятельности княжеств⁶⁷ .

Горчаков и Киселев из достоверных источников знали о французских уступках в Осборне и были заранее убеждены, что в пользу унии конференция не выскажется. Наибольшую тревогу у них вызывали непрекращавшиеся посягательства Турции и Австрии на государственные прерогативы Молдавии и Валахии. В этом смысле французский "рабочий проект" производил самое невыгодное впечатление. Он обходит молчанием, писал Киселев в Петербург, "акты, определяющие отношения княжеств с державой- сюзереном, не консолидирует в достаточной степени автономию этих провинций, за которую мы много раз проливали кровь своих солдат и которую необходимо в наших интересах сохранить; это тем более важно, что в тайные замыслы Турции и Австрии, пользующихся поддержкой Англии, входит превращение княжеств в пашалык". Горчаков вполне разделял точку зрения посла: надо добиться четкой фиксации привилегий, "вновь завоеванных и гарантированных Россией со времен Кючук-Кайнарджийского мира и подтвержденных Парижскими договорами"; "мы не должны допускать ни малейшей двусмысленности в этом отношении"⁶⁸ .

Первые заседания конференции внушали в этом плане пессимизм. Казалось, державы начали с нуля. По словам Фуада-паши, благодеяния султана изольются потоком на раздельно существующие Молдавию и Валахию. Австрийский посол горячо поддержал турка: надо со вниманием отнестись к мнению Порты, уния же может породить надежды, пагубные для целостности ее владений. Австрия желает сохранить спокойствие на пограничных с нею территориях, но с помощью иных комбинаций. Британский представитель лорд Г. Каули говорил в тех же тонах. Однако тупика на сей раз не возникло. Державы, выступавшие за объединение, опирались на резолюции диванов, не допускавшие кривотолков. Киселев охарактеризовал высказанные ими пожелания как рациональные и законные и признал их реализацию необходимой для блага населения. В том же духе высказались пруссак Гацфельд и итальянец Вилламарина. Да и Каули должен был считаться с осборнской договоренностью о создании в княжестве единообразных учреждений⁶⁹ .

Киселев прежде и больше всего был озабочен сохранением и упрочением автономных прав Молдавии и Валахии. Дважды он выступил на заседаниях с экспозе⁷⁰ . Он изложил конференции два документа - "Мнение русского представителя относительно взаимных прав Порты и княжеств" и "Меморандум представителя России о привилегиях и иммунитетах Дунайских княжеств". Благодаря его настойчивости преамбула во французском проекте подготавливаемой конвенции была выделена в особый раздел, в котором четко оговаривалась автономия княжеств, формулировки были уточнены. Горчакову и Киселеву хотелось, чтобы в этой связи были упомянуты русско-турецкие договоры, в которых эти права были сформулированы. Такой подкоп под Париж-

⁶⁷ Supplement extraordinaire au Journal de Saint-Petersburg 4 (16). oct. 1858, протокол N 3.

⁶⁸ АВПР, ф. Канцелярия, 1857, д. 144, л. 243, П. Д. Киселев - А. М. Горчакову, 9(21).XII.1857; л. 250; д. 146, л. 437, А. М. Горчаков - П. Д. Киселеву. 9(21).XII.1857; 4(16).XII.1857.

⁶⁹ Протокол N 7 Парижской конференции 1858 г. - Supplement extraordinaire au Journal de Saint-Petersburg 4 (16) oct. 1858. Чтобы скрыть свою неблаговидную роль на конференции, Каули предложил не публиковать ее протоколы. Горчаков иронизировал по этому поводу: что за "вопиющая аномалия", когда страна, бахвалящаяся свободой слова, выступает против обнародования протоколов, а держава, которую постоянно обвиняют в том, что она "в глубокой тайне строит козни", отстаивает гласность (АВПР, ф. Канцелярия, 1858 г., д. 121, л. 69).

⁷⁰ Supplement extraordinaire au Journal de Saint-Petersburg, 5 (17), 7 (19) oct. 1858.

стр. 70

ский акт открыто осуществить не удалось. Но все же в конвенции было сказано о султанском указе 1834 г., изданном после войны 1828 - 1829 гг., в тексте которого содержалась ссылка на Адрианопольский мир⁷¹ .

Сумел Киселев отбить и попытку Каули предоставить Порте право вводить на территорию Молдавии и Валахии свои войска без предварительной санкции держав. Неудача постигла его в стремлении расширить права княжеств в области торговли, - он предложил, чтобы впредь коммерческие договоры Османской империи распространялись на княжества только с санкции их правительств. Представители держав, ведших оживленную и по существу свободную торговлю с султанскими владениями, в том числе Валевский, провалили этот проект. Не согласились они и на отмену консульской юрисдикции.

Точное определение прав и иммунитетов княжеств, достигнутое усилиями Киселева, явилось самой положительной чертой Парижской конвенции 7(19) августа 1858 года. В остальном она доброго слова не заслуживает. В Молдавии и Валахии сохранялись свои правительства, законодательные собрания, господари и вооруженные силы. Совместными стали лишь кассационный суд и центральная комиссия с местопребыванием в Фокшанах, которая должна была заниматься кодификацией существовавших и выработкой новых, одинаковых для обоих княжеств законов. Конвенция провозгласила отмену всяких общественных привилегий; на практике это свелось к отмене боярских званий, уравнению в правах буржуазии с прежними боярами и допущению ее к власти⁷² .

Дальнейшее развитие событий показало, однако, что все отрицательные стороны конвенции перекрывались не допускавшим кривотолков определением автономии: "Княжества осуществляют самоуправление свободно без всякого вмешательства блистательной Порты в рамках, установленных по соглашению держав-гарантов с сюзеренным двором"⁷³ , - недаром и бухарестский, и ясский диваны выставили признание прав первым в числе своих пожеланий. Принцип автономии позволил унионистам успешно противиться попыткам Стамбула вмешиваться во внутренние дела княжеств. Иногда, казалось бы, частный пример может дать наглядное представление об изменившейся ситуации. Весной 1857 г. турецкий комиссар водворился в Бухаресте как в своей вотчине: "Турецкий комиссар распоряжается как хозяин валахской казны. Уже два месяца он роскошно живет за ее счет. Стол его и огромной его свиты обходится по 45 червонцев в день. На починку и меблирование дворца, в котором он помещен, израсходована огромная сумма"⁷⁴ . А всего через полтора года подобному же высокому чиновнику местные власти в Яссах отказали в возможности шифрованной переписки со Стамбулом, ссылаясь на то, что он не имеет дипломатического статуса⁷⁵ .

Раздоры между державами-гарантами, их неспособность прийти к единому мнению, сопротивление России всякому посягательству на привилегии Молдавии и Валахии позволили румынам проводить политику совершившихся фактов, не опасаясь коллективных санкций. Фиксация автономии в международном акте 1858 г. явилась поэтому эта-

⁷¹ АВПР, ф. Канцелярия, 1858, д. 116, лл. 272 - 273, 401 - 410; д. 117, л. 508, П. Д. Киселев - А. М. Горчакову, 9(21).VIII.1858.

⁷² Конвенция об организации княжеств Молдавии и Валахии. В кн.: Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. 15. СПб. 1909.

⁷³ Ст. 2 указанной конвенции.

⁷⁴ АВПР, ф. Гл. архив V-А2, 1857 г., д. 179, л. 71, К. М. Базили - Е. П. Ковалевскому, 4(16).V.1857.

⁷⁵ Там же, ф. Консульство в Яссах, 1858 г., д. 628, лл. 96 - 99.

стр. 71

пом на пути к объединению княжеств. В унионистских кругах возникла идея: обойти расставленные на пути объединения рогатки оригинальным способом, а именно, избрав на два господарских престола одно и то же лицо. Полковник Александру Ион Куза стал молдавским князем 5(17) января 1859 г.; 24 числа того же месяца (5 февраля по н. ст.) он был избран и на валашский трон. Подобный казус творцы Парижской конвенции не предусмотрели и формального запрета не наложили.

"Валашская ассамблея, - сообщал в Петербург консул в Бухаресте Гире, - решительно идет по пути, означающему отклонение одного из важнейших пунктов конвенции". Однако и он, и его коллега в Яссах С. И. Попов советовали закрыть глаза на обход принятых в Париже решений. Гире писал о "глубоких корнях" идеи объединения: "Надо развеять иллюзии тех, кто думает, что достаточно прибегнуть к запугиванию или высылке нескольких экзальтированных лиц, чтобы восстановить спокойствие в стране. Помимо того, после торжественных обещаний Европы было бы постыдным актом вызвать сейчас турецкую или австрийскую интервенцию"⁷⁶ . Оба дипломата связывали, достигнутый унионистами успех с укреплением автономии княжеств и отмечали возросший авторитет России в глазах населения: "Нам действительно следовало бы, если возможно, поддержать выбор Кузы - уже только потому, что этим разрушаются все турко- австрийские козни. Если, как я полагаю, французы горячо выскажутся за это дело, то нам следовало бы от них не отставать, ибо в противном случае им одним будет честь и слава от румынов, над которыми нам по соседству и для непредвиденных обстоятельств надо иметь доброе влияние"⁷⁷ .

Доводы консулов подействовали на Горчакова и царя, не желавших превращаться в подручных Габсбургской монархии по удушению балканских народов в то время, как сама она была бессильна что-либо предпринять. Австрийскую политику на Балканах глава российского ведомства иностранных дел расценивал как "вызов и провокацию": "Австрия поняла, что между нею и нами в дальнейшем будет лежать непроходимая пропасть: славянский вопрос". Петербург, правда, не без колебаний, пришел к выводу о необходимости поддержать избрание Кузы, - не потому, что оно правомерно, а как меру своевременную и способствующую "общественному порядку", телеграфировал Горчаков⁷⁸ . На такую же позицию встала наполеоновская дипломатия.

Но до формального согласия европейского "концерта" было еще далеко. Вновь в Париже собрались послы семи держав, чтобы решить, как поступать со строптивыми румынами. Турецкий представитель выдвинул против них настоящий обвинительный акт. "Бедным румынам досталось порядком, - иронизировал журнал "Отечественные записки", - и революционеры они, и зловредные люди и исполнены всяких мерзостей. Их следует держать в страхе, а не то на Дунае будет очаг всяких революций"⁷⁹ . Международная обстановка не способствовала, однако, планам расправы с унионистами: в том же 1859 г. трое "покровителей" Дунайских княжеств вступили друг с другом в войну (Франция и Сардиния против Австрии). Потерпевшая поражение Габсбургская монархия не могла с прежней энергией действовать на "антирумынском фронте". Порта вынуждена была смириться. Осенью того же года султан утвердил избрание Кузы, но отдельными фирманами для

⁷⁶ Там же, ф. Посольство в Константинополе, 1858 г., д. 1529, л. 90, Н. К. Гире - А. Б. Лобанову-Ростовскому, 28.I(9.II).1858; там же, л. 126, Н. К. Гире - А. Б. Лобанову- Ростовскому, 2(14).II.1858.

⁷⁷ Там же, 1859 г., д. 1529, л. 683, Н. К. Гире - А. Б. Лобанову-Ростовскому, 25.I (6.II).1859.

⁷⁸ Там же, отчет МИД за 1858 г., д. 36, лл. 12, 13; там же, ф. Посольство в Константинополе, 1859 г., д. 1529, л. 136.

⁷⁹ Отечественные записки, 1859, N 5, с. 27.

стр. 72

Молдавии и Валахии и с обязательством впредь не отклоняться от буквы и духа конвенции 1858 года. Личная уния княжеств признавалась лишь на время его правления.

Не было никакой возможности удержать процесс объединения на полпути, на стадии личной и пожизненной унии. Следующие три года являли собой сплошную цепь "нарушений" и "отклонений", которые осуществлял Куза при поддержке общественности формально двух княжеств, а фактически - одной страны. Он слил командование двух армий. В 1860 г. было заключено русско-румынское соглашение об установлении телеграфной связи, что являлось свидетельством признания суверенных прав молодого государства со стороны России⁸⁰ . Без санкции гарантов был несколько расширен круг избирателей. Два законодательных собрания решили начать совместные заседания в Бухаресте для обсуждения наболевшего аграрного вопроса.

Державы, видя неодолимость объединительного движения, шли на уступки. 15(27) декабря 1861 г. Куза, с санкции их представителей, открыл сессию единого народного собрания. Длительная борьба за объединение княжеств завершилась победой румынского народа. Глубоко прав был Маркс, когда в разгар конфликта вокруг проведения выборов в Молдавии писал: "Даже самые отчаянные энтузиасты едва ли найдут в себе достаточно легковерия, чтобы допустить, будто Луи-Наполеон искренно ратует за неподдельность народных выборов, а Россия действительно горит желанием укрепить румынскую национальность"⁸¹ .

Официальная Россия была озабочена одним - укрепить свои расшатанные и едва не рухнувшие во время Крымской войны позиции на Балканах. Внутриведомственная переписка, и больше даже не официальная, а частная, донесла до нас сокровенные мысли и сановников, и "среднего звена", и консульских чиновников. Вот еще одно свидетельство- частное письмо Гирса от 18(30) апреля 1859 г.: "Нам, конечно, надо защищать их (т. е. Дунайские княжества. - В. В .) от поползновений Турции и Австрии, можно поощрять их также до некоторой степени в их политических видах на независимость - но для всего этого нужно ими руководить, не дозволяя им заноситься в пустых и несбыточных теориях". Устроив же "прочнее дела с Кузой или даже с иным принцем, затем улучить благоприятную минуту, чтобы озаботиться о единоверцах наших в Турции. Долг платежом красен, и, может быть, 1859 год поправит наши промахи и неудачи 1854 года"⁸² . Здесь все карты выложены на стол; тенденция очистить Балканы от влияния соперников для установления собственного выступает вполне явственно.

Подведем итоги. В случае с объединением Дунайских княжеств, как и во многих других, выявилось, что замыслы самодержавия и реальная роль России - понятия разного порядка. Представляется, что бурная схватка держав по румынскому вопросу после Крымской войны, перемежавшаяся с длительным дипломатическим маневрированием, показывает глубокую правоту советской историографии, проводящей водораздел между субъективной и объективной сторонами российской политики на Балканах. Корыстные расчеты царизма обернулись просчетами. Реальные же проявления российской политики, такие вехи ее, как удаление оккупантов с левого берега Дуная, требование невмешательства во внутренние дела княжеств, обеспечение свободы волеизъявления, наконец, признание двойного избрания Александру Иона Кузы, оказали весомое и положительное воздействие на процесс становления единого Румынского государства.

⁸⁰ Чертан Е. Е. Ук. соч., с. 140.

⁸¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12, с. 267.

⁸² АВПР, ф. Гл. архив V-А2. 1859 г., д. 181, лл. 16, 17.

Постоянный адрес данной публикации: